Некровиль - Йен Макдональд

class="p1">– Все в порядке, – раздался женский голос в тревожной близости от меня. – Ты долгое время был мертв и преодолел большое расстояние. Корабли «Эварт-ОзВест» – настоящие колымаги, и никакие лунные пертурбационные маневры тут не помогут. Мне жаль, что тебя и твоих друзей пришлось убить; нам было гораздо удобнее сдать вас на хранение перед коррекцией курса; в любом случае, когда мы ее завершили, то и сами покончили с собой.

– Кто вы такие? Что это? Где я?

Если наловчиться, можно услышать, как собеседник улыбается.

Слабое голубое свечение изгнало тьму. Я увидел парящего рядом четырехрукого ангела, а за ним – звезды. Свет стал ярче. Взошло ослепительное пятнышко солнца. Я вскрикнул от изумления.

Шар из тектопластика, в котором мы находились, был одним из сотен в аморфной россыпи жилых модулей, раскинувшейся на километры и похожей на лягушачью икру. Но даже эта россыпь казалась незначительной по сравнению с объектами, заполнившими небо надо мной. Огромные нанофабрики поглощали астероиды целиком, превращая в паутину и листы строительных материалов или скопления сверкающих органохимических производящих модулей. Еще ярче светились зеркала-люнетты[149] и пришвартованные космические парусники; позднейшие нанотехнологические дополнения опутывали старые поселения О’Нила[150], словно корни. Купольные и цилиндрические фермы повернули прозрачные лики к солнцу, их изогнутые внутренние поверхности напоминали шахматную доску из-за квадратов, засеянных зерновыми.

Я наблюдал, как плиты из грубо обработанного астероидного материала вращаются на свету, и с изумлением понял, что вижу на их незащищенной плоскости безошибочно узнаваемые пятна листвы. Потом случилось нечто еще более поразительное: через мое поле зрения проплыла сферическая масса темно-зеленого цвета. Я прикинул, что ее диаметр составляет почти километр, а потом понял, что это такое. Дерево. Сферическое, самодостаточное, обитающее в вакууме и питающееся звездным светом. Среди огромных листьев шевелились какие-то силуэты.

И все же, какими бы чудесными ни казались все эти вещи, они были всего лишь дополнениями к наиболее ценному предмету коллекции. Я уже заметил тень, затмевающую звезды, отблески и отсветы, намекающие на какой-то огромный невидимый объект. Теперь он полностью вышел на свет, и я обомлел.

Сопоставив размеры грандиозного колеса с объектами поменьше, я прикинул, что его диаметр – целых двадцать километров. Оно не было закончено; только три из пяти спиц соединялись с ободом. Тягачи и строительные бригады перемещали массивные куски подготовленной астероидной материи к открытым концам, где неистовые текторы-строители демонтировали их и вплавляли в растущий обод. Некоторые из более старых секций обросли поразительным вакуумным мхом и какой-то зеленью.

– Текторы уже трудятся над внутренними помещениями, – сообщила моя безымянная спутница. – Мы строим его десять лет, с той поры, как первые экипажи взбунтовались и обосновались тут, в Поясе. До конца еще лет десять. Если мясо нам не помешает.

– Оно прекрасно, – сказал я.

– Колесо называется «Неруро», а тебя приютила клада «Неруро».

Вращающийся город укатился из света во тьму, и меня до такой степени охватил благоговейный трепет, что я почувствовал покалывание в уголках глаз – прелюдию к слезам. Но слезы не пролились. Соленые сферические капельки не уплыли прочь в невесомости.

– Что вы со мной сделали? – воскликнул я, ощущая в старом, знакомом теле нечто новое и причудливое. Я посмотрел вниз. – Иисус, Иосиф и Мария!

Я со смесью гнева и оцепенения вытаращился на растопыренные пальцы новых рук. Коснулся их верхними руками; они рефлекторно сжались. Сам не понимая, что делаю, я согнул эти новые руки и ощупал их пальцами старых – верхних.

– Мы сделали это в пути, пока ты был мертв, – сказала женщина из клады «Неруро». – Теперь ты квадро. Один из нас.

Во время третьей смерти и воскрешения со мной случилось нечто большее, чем физическая эволюция. Были проложены новые нейронные пути; новая кинесика – совокупность телодвижений – позволила использовать нижние руки с той же легкостью, что и верхние; восприятие охватило более широкий спектр; радиоимплантаты открыли мой разум для несравнимо более интимного общения, чем посредством слов, произнесенных вслух, включающего эмоции и протомысли, а также изысканные психические состояния, для которых нет названий ни в одном языке.

Мертвые – вот истинное человечество. Нет такой среды, которую мы не могли бы покорить со временем. И время на нашей стороне. Оно над нами не властно, потому что мы можем умирать и воскресать, поэтому месяцы и годы космических путешествий для нас не существуют. Пропасти между планетами, столетия между звездами – для смерти все едино. Мне показали верфи, на которых строились космические хлопушки, предназначенные для путешествия к звездам. Снабженные мощными электромагнитными катапультами и способные лететь со скоростью десять процентов от световой, они могли бы достичь ближайших звезд за десятилетия, затормозить при помощи солнечных парусов диаметром в сотни километров, отыскать небесное тело, из которого можно воссоздать экипаж, капсулы с биомассой, оборудование для разведки и связи. Тектоинженеры-исследователи – банда пестрых разбойников-визионеров, удравших с орбитальных фабрик на заре Войны Ночных вахтовиков, – строили предположения о том, что посланные человечеством хлопушки преобразят планеты-изгои и спутники, изобилующие в богатом энергией пространстве между мирами, изменят целые звездные системы: это будет вселенная, засеянная жизнью, равнозначная жизни, пронизанная коммуникационными сетями, работающими со скоростью света, и транспортными путями, по которым можно будет перемещаться со скоростью, составляющей доли от нее. Одно человеческое существо сможет колонизировать и со временем превратиться в целый мир, если его восприятие времени замедлить до такой степени, что связь, ограниченная скоростью света, покажется почти мгновенной. Галактики, скопления и сверхскопления уменьшатся до масштабов единственного мира. Переделка вселенной на фундаментальном уровне станет достижимой. Пространство, время, энтропия: реальность, которой можно будет манипулировать; человечество порвет узы, приковывающие его к физической вселенной, и сольется с лежащей в ее основе изоструктурой.

Они показали мне инженерную шутку: кнопку пожарной сигнализации в архаичном земном стиле, с надписью на крышке «При пожаре нарушь законы природы». Рядом в невесомости исследовательского центра парила короткая цепочка; молоток, которым разбивают стекло, отсутствовал.

Великий труд уже начался. Родственные клады были разбросаны, как сверкающая пыль, по всей Солнечной системе: из преобразованных текторами полостей Фобоса «Арес Орбитальный» следил за тем, как темно-зеленые, блестящие тектолеса завоевывают красные пустыни, и прокладывал марсианские каналы. «Бледные Галилеяне» были двумястами пионерами, которые кружились возле Европы в хаотичном лагере из капсул жизнеобеспечения, электромагнитных катапульт и производственных модулей, кое-как закрепленных на тридцатикилометровой паутине их тектопластиковых тросов и опорных балок. Их амбиции были огромны, как планета, что занимала большую часть небес: они хотели разработать особые текторы, способные реконфигурировать людей для жизни там. Они никогда не называли Юпитер по имени, просто тыкали пальцем или кивали: вон там. На самом краю возможного клада «Спутники-П-астухи» мечтала