Великий и Ужасный 6 - Евгений Адгурович Капба

Я и не знал, что орочий вариант «Легенды о Кольце» может быть танцевальной мелодией с прихлопами и притопами.

Одабаши и конвой выскочили из вагонеток, им навстречу из каких-то темных углов побежали бледные и осунувшиеся янычары дежурной смены. Они выглядели откровенно хреново, Хтонь пожирала их постепенно, маленькими кусочками. Всё-таки османы были людьми, пусть и пустоцветами. В аномалиях им удавалось отлично колдовать, но вот жить… Жить они здесь не могли. Ну, день-два-три, что-то около того. Дальше накрывала депрессия, нервное истощение, несварение желудка, мигрени и реактивный артрит. Всякое могло случиться, Хтонь — она всегда бьёт в самое больное место.

Сотня задолбанных янычар с ручными пулеметами выстроились и привестствовали офицера, как полагается у турок — с церемониями. Все-таки одабаши был большой шишкой и настоящим магом! А потом нас выволокли из вагонеток и швырнули на каменный пол пещеры. Турки что-то там порявкали, судя по остекленевшим глазам моих товарищей по несчастью — отдавали приказы. Я тоже старательно пучил буркала, делая вид, что проникаюсь, слушаю и повинуюсь.

Местные охраннички отпихали нас в сторону костров с уруками, которые делали вид, что им срать на происходящее, и побежали обратно к вагонеткам: там для них привезли припасы и лекарства. И больше вроде как всей это тусовкой под великанскими сводами пещеры не интересовались. Это всё было странно, но кто я такой, чтобы учить османских изуверов правильно организовывать принудительные работы?

— Ну, идите уже сюда, черти, — сказала какая-то орчанка с прической из четырех кос. — Что, доросли до ошейника? Тут не намного лучше, чем в загонах, но всё-таки кое-какие приятные моменты есть. Но вам об этом думать рано. Завтра будете грузить руду в вагонетки, за кайло вас пока не поставим — сначала осмотритесь. И оставайтесь начеку! Кобольды притворяются камнями, могут долго лежать неподвижно — а потом… КЛАЦ!!! И откусят всю жопу!

— Га-га-га! — местные уруки обоих полов с удовольствием потешались над настороженными, зыркающими во все стороны новичками.

Ровно до тех пор, пока один из них — одноглазый верзила со шрамом через всю рожу, не заметил меня.

— А ты что еще за хрен? — спросил он.

— Давай сразу подеремся? — миролюбиво предложил я. — У вас ведь так принято?

Конечно, ять, мы подрались. С ним и еще с одним — курносым, который ловко оттаптывал мне ноги, и с другим — без двух пальцев на левой руке, но зато быстрым, как понос, и потом еще с каким-то квадратным утырком, который бил так, что у меня чуть кишки через рот не вылезли. Я их тоже бил смертным боем, не стесняясь демонстрировать сверхъестественные силы. Ломал ребра и сворачивал челюсти, выбивал дух и выкручивал суставы… Иначе они сами сделали бы из меня яйцо всмятку. Или яйцо пашот — как повезёт. Это были уруки — самые свирепые бойцы в мире, с ними нельзя по-другому! Ни любви, ни тоски, ни жалости, все, как приснопамятный классик и современник завещал. И только после того, как квадратный орк выплюнул два зуба от моего апперкота и с ошалевшими глазами уселся на жопу в состоянии капитального нокдауна, тот самый первый, со шрамом, еле глядя единственным глазом, который заплыл и был почти не виден, спросил:

— А ты что — татуированный хрен, что ли? Чего так крепко дерешься? Ты что — знаешь какого-никакого другого Резчика, кроме Шарку? Ты, может, какой-то не местный? А за каким бесом ты сюда приперся, что ли — специально?

— А й-о-о-о-о-оп твою мать! — сплевывая на пол пещеры кровавую юшку и вытирая рожу, проговорил я. — Озарение, ять! Эврика, нахрен! Черные уруки — очень способный народ, я всегда это знал. Можно сказать даже — одаренный, альтернативно, правда, но это не важно. Как в морду зарядишь — так сразу столько талантов проявляется, просто удивительно!

— Дык? — уточнил Шрам.

— Елы-палы! — откликнулся я. — Да, потому что, да, да, да. Вот ответы по очереди на все твои гребаные вопросы, тупой ты мракобес. Я пришел сюда вас всех спасти, и я точно знаю, как нам поубивать всех этих ублюдков в дебильных шапках, запихать им сраные пулеметы в говенные жопы, вырваться наружу, разнести всю хату… А потом — если удастся освободить остальных уруков — сжечь к японой матери Бухарест и, возможно, Истанбул. Но это не точно. Возможно, их сожгут до нас.

— Ого! — сказал Курносый. — Заливаешь ты знатно. Чисто потрендеть — мастак. Давай, мы дадим тебе кликуху Трендлявый Ящик?

— Я тебя щас второй раз отхреначу, — сказал я. — Хочешь — фокус покажу?

— Ну, ну? — заинтересовались все примерно полторы тысячи уруков.

— Во, ять! — я легким движением руки снял ошейник, а потом надел его обратно. — Прилетел вдруг волшебник в голубом вертолете, ясно?

— Ого! — сказали все. — Кобольда жрать будешь? А вертолет — это че за хрень? Нормально на бурзгаше сказать можешь, че эт такое? А почему он голубой — педераст, что ли? А если педераст, то почему летающий, и как в нем летает волшебник? Волшебник — тоже педераст? И где он приземлился, потому что мы не любим педерастов, и хотим ему по щам надавать, прямо сейчас. Им обеим надаем, хоть они и волшебники. Только скажи, как это ты так хитрожопо снял и надел ошейник? И мы пойдём озвездюливать педераста! Ну, чего молчишь? Ты че — говнистый, что ли? Как ошейник снимается-то? Или кобольда сначала сожрешь?

О, сука, как же я ненавижу уруков. Реально, мерзкое племя. Самое худшее из всех!

Когда мы шли на работу, я подыскал подходящую аналогию для ситуации с уруками-шахтерами.