Дмитрий Старицкий - Вверх по течению (СИ)

На что майор лишь пожал плечами.

– Теперь это любимая игрушка короля.

И вопрос закрылся сам собой. Такая мортира пока была одна, но назвалась уже громко – Первый его королевского величества лейб – гвардии мортирный полк особого могущества. И шефом этого полка являлся сам король. Следует ли думать, что вторая железнодорожная мортира станет вторым таким гвардейским полком, я не знал, но подозревал что такое вполне возможно. Пострелять во врага с безопасного расстояния и при этом числиться крутым фронтовиком немало желающих найдется в придворном окружении. Ну и высокие категории чинов там как бы в обязательном приложении – гвардия. А королю всегда можно будет потом хвастаться, что он даже свою гвардию не пожалел – кинул в прорыв.

Показывал адъютант Штура мне даже эскиз эмблемы новых гвардейских войск. Сквозь серебряное железнодорожное колесо просунуты золотые скрещенные пушки. Обшлага и петлицы черно – красные. Парадный мундир гвардейский уже шьют на первый расчет. К гарнизонной швальне не протолкнуться. Хорошо, что мои заказы успели сделать, а так бы я был хорош. Особенно без шинели в преддверии поздней осени.

Незаметно я солидно оброс барахлом, совсем лишним в быту солдата. Выкроив как-то вечерок, я собрал все шмотки, что у меня относились к рецкому стройбату, и вместе со старым ранцем отослал почтой на гору Бадон – там они целее будут.

За неделю наставление по применению новой полевой фортификации было ударными темпами написано инженер – майором, а я изготовил к тексту все многочисленные иллюстрации и чертежи. Добавил в текст только необходимость построения траншей зигзагом на случай флангового обстрела шрапнелью и обустройства заграждений третьим рядом кольев с колючей проволокой (послезнание – великая вещь). Вахрумка с добавлениями согласился, и поехало все в типографию за авторством инженер – майора Вахрумки, под редакцией генерал – адъютанта Штура. Ну и меня на последней странице упомянули мелким шрифтом там, где выходные данные – «автор иллюстраций фельдфебель С. Кобчик». Вот так вот «в ЦК помирают, и мне нездоровится», как любил приговаривать мой дед.

В день выхода первого тиража «наставления» Вахрумка подарил мне золотые часы плоской луковкой с двумя крышками. Один в один как мой отобранный бароном трофей. Символично. И приятно.

Но мне все не давала покоя нахлынувшая на меня еще на перевале любовь к дирижаблям и тот факт, что ставка главнокомандования восточного царства находится всего в трехстах километрах от линии фронта. Как соблазнительно все это совместить…

Случай часто решает все. В отдел к Вахрумке поступил списанный с флота по ранению моложавый капитан – лейтенант с «Солдатским крестом» в петлице и протезом вместо левой руки – последствиями первого морского сражения с островным флотом на северных морях. Победу в этом сражении каждая сторона приписывала себе. Но как я думаю, стороны просто разошлись каждая при своих повреждениях, когда кончился световой день.

Случайно разговорился со мной моряк в столовой, и что называется – зацепились языками, и результатом нашего совместного творчества стала нормальная авиабомба. Типовой шестидюймовый фугасный снаряд с приваренным к нему примитивным коробчатым стабилизатором. И тем самым бракованным снарядным взрывателем, который срабатывал от соприкосновения даже с водной поверхностью. Тех оказалось богато на складах и моряки сами не знали, что с ними делать. Преждевременный взрыв снаряда на поверхности толстого броневого листа линкора разве что пару заклепок выбивал. Эти взрыватели в настоящее время на флоте активно заменяли на более тугие, что взрывались после пробития броневого пояса корабля.

На заводе в шумном цеху под громкий стук парового молота старый инженер возразил только против газовой сварки на снаряженном снаряде.

– Проще и безопасней, господа, несколько сквозных отверстий на станке высверлить и закрепить на длинные болты заранее склепанный стабилизатор. На него же не обязательно пускать хорошую сталь? Пойдет любая. Изделие же одноразовое.

Ну да, а электрической сварки тут пока нет, – подумал я, – тут еще долго не будет. А газовая огнеопасна.

– Да хоть кроватное железо, – ответил я заводскому инженеру. – Тут главное чтобы этот стабилизатор в падении от сопротивления воздуха не сорвало.

Тем же вечером служебная записка с чертежами и описание нового типа авиабомбы легла на стол Штура. И тот дал добро на производство опытной партии, курирование которого возложил на нашего моряка. И правильно. Я для этой миссии и чином не вышел, и инженерной грамотейки у меня хрен да ни хрена. Все что я умею – внешний вид нарисовать.

Полигонные испытания с разведывательного аэростата показали вполне приемлемую точность и достаточное могущество нашей авиабомбы для разрушения полевой фортификации. Даже блиндажи в три наката не спасали манекенов от сорока восьми килограммового подарка с неба.

По незнанию реалий не отходя от полигона огребли мы с каплеем знатных звиздюлей от инспектора артиллерии королевства, потому как на складах, оказывается, полно хранится старых семидюймовых снарядов от артсистем, которые уже лет десять как сняли с вооружения, а шестидюймовый калибр сейчас самый востребованный на флоте, да и в армии стоит на вооружении корпусной артиллерии.

Ну, нам-то все равно: семь, так семь… Больше оно не меньше. Хотя, как пояснил мне каплей, взрывчатка в старых снарядах сильно слабее по своей бризантности. Но это нам монопенисуально. Все равно переделки это временная мера. Почувствует генералитет вкус к бомбардировкам, станут заводы авиабомбы делать специально. Тут к бабке не ходи…

Бомбу в целом приняли к производству и выделили необходимые ресурсы. Назвали ее «воздушным снарядом капитан – лейтенанта Плотто», а меня поздравили старшим фельдфебелем. Таким образом, с третьей звездочкой в петлицу достиг я своего потолка военной карьеры. Чуть больше, чем за полгода. Надо снова идти к Данко и слать «родне» новый портрет.

Пользуясь случаем, я напомнил своим кураторам о недостроенном в городе большом дирижабле. Штур поморщил лицо, проехался по склочному характеру изобретателя, но дал добро на осмотр его пригодности переделке в бомбардировщик. Но при условии, что это займет разумное время.

В тот день с деревьев стали облетать первые желтые листья.

На восточном фронте образовался стратегический тяни – толкай по принципу «сопка наша – сопка ваша» примерно на линии построенного Вахрумкой укрепрайона, который не давал врагу совершить обходной манер в тыл стационарным фортам, которые прикрывали железную дорогу и мост через реку Слави. Южнее отогузкая пехота не только остановила, но даже несколько потеснила цугулов обратно, хотя и не до границы. Севернее до самого берега моря простирались сплошные болота до зимы непроходимые. Да и то это если зима будет суровой и лед намерзнет достаточной толщины. Там пока даже разведчики не шарились. Ни наши, ни их. Каждая сторона считала этот участок непригодным для маневров сколь-нибудь значимых войск.

По – прежнему оповещение населения о происходящем на фронтах было весьма слабым и фрагментарном. Военных корреспондентов как таковых в местных газетах еще не было. Журналисты предпочитали осаждать только большие штабы.

Для обывателя пока не произошло никакой разницы в образе жизни по сравнению с мирным временем. Разве что людей в военной форме в городской толпе существенно прибавилось. И пару дворцов местная патриотическая аристократия выделила под госпитали. Раненых стало много. Ну и чисто гражданские поезда стали реже ходить. Сам видел, как вагоны третьего класса брали штурмом. Первый и второй класс охраняла полиция, усиленная солдатскими патрулями.

Хорошее осеннее утро. Мешало им насладиться то, что я маялся с похмелья, так как вчера сознательно проставился в фельдфебельском клубе. Уже понял местную службу, где от фельдфебелей часто зависит намного больше, чем от самого высокого начальства. Особенно в части добычи всяческих ништяков и сбора информации. Просто идеальное место для шпиона. Контрразведки как таковой, как я разобрался, тут еще не существовало в принципе. А гриф секретности относился лишь к некоторым документам. Так что если входишь «в круг», то знаешь много.

К тому же ничего особого от местного изобретателя я не ждал. Теплилась робкая надежда, что вдруг он окажется местным Цеппелином? Все что меня интересовало в его аппарате это дальность и грузоподъемность.

Мой ефрейтор как всегда был непробиваем. Направо – направо, налево – налево. Через задницу – и так ему сойдет.

Каплей Плотто был слегка в возбужденном состоянии, предвкушая что-то необычное.

И только Вахрумка выглядел недовольным тем обстоятельством, что и этот проект также посчитали особым и… повесили на него. А кто виноват? Один неугомонный фельдфебель.