Как приручить дракона – 5 - Евгений Адгурович Капба

— Давай, пакеты подержу, пока дверь откроешь, — предложил я.

— Ага, спасибо! — Женя зазвенел ключами.

Как обычно — с соседом мы расстались вполне довольные друг другом, так что по лестнице сбегал я в отличном настроении. Во дворе тоже было хорошо: шумели молоденькой листвой березы, начала зеленеть увитая вьюнками беседка. В ней снова открыл свои заседания Клуб Любителей Пива и Домино. Завидев меня, мужики радостно загомонили, и я решил сдать им развединформацию:

— Около автовокзала бочка стоит, там разливное продают!

— О-о-о-о! — они тут же засуетились, и буквально через несколько секунд небольшая толпа обитателей четырехэтажного дома №3, что по улице Мира, вооружившись баклажками, бидонами и бутлями маршировала по частному сектору в сторону вокзала.

Во двор заехал черный с отливом электрокар, за рулем которого сидел лысый пухлый мужчинка с золотой цепью на шее. А рядом с ним — Даша! Ярко накрашенная, с завитыми мелким бесом волосами и в какой-то сверкающей блузочке. Я совершил маневр, который на флоте называют «поворот оверштаг», и со всей возможной скоростью двинул прочь со двора. Таких встреч точно стоит избегать, не несут они в себе ничего хорошего!

— ПОБИЛ БЫ ЕГО, А ЕЕ БЫ ТРАХНУЛ ПО СТАРОЙ ПАМЯТИ? — предложил дракон.

— Серьезно? Нет, я понимаю, что ты пытаешься походить на альфу и крутого самца, но — правда? Ты бы променял Ясю на «траханье по старой памяти»? - от такого предложения даже тихий и скромный Гоша обалдел и подал голос.

— НЕТ, НУ… НУ, НЕТ, ЛАДНО, — слушать, как внутри башки спорят две такие близкие мне личности, и как одолевает не шумный и резкий Пепел, а молчун-Гоша, было весьма забавно. — СОГЛАСЕН — КАКУЮ-ТО МУТЬ ВЫДАЛ. ОТЗЫВАЮ СВОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ КАК НЕСОСТОЯТЕЛЬНОЕ.

И плевать мне — это такой выверт сознания, и я просто веду внутренний диалог, который по-настоящему — монолог, или на самом деле у меня растроение личности, и я эдакий полесский Билли Миллиган. Каждый сходит с ума по-своему, главное — не тыкать этим в окружающих и не добавлять зла в мире. В конце концов, адекватных нет, и здоровых нет — все с придурью и больные. Просто кто-то притворяется лучше, кто-то — хуже, вот и вся разница.

С такими мыслями я дошел по улице Бакланова до днепровской набережной и, наслаждаясь видами реки, быстрым шагом двинул к воркаут-площадке.

— Разминаем голеностоп! — слышался звонкий мальчишеский голос. — Раз-два-три-четыре!

Я расплылся в улыбке: стайка пацанов, по большей части знакомых мне, и девчонок — по большей части незнакомых — разминалась на турничках. Верховодил всем этим, конечно, Белов! Он за зиму сильно подрос, окреп. И, несмотря на юный возраст, пользовался авторитетом! Вон, даже вечные непоседы и бузотеры Невзоркин, Жаркин и Морковкин теперь разминали колени под его чутким руководством.

— Серафимы-ы-ыч! — заорала вся эта толпа и кинулась ко мне. — А как⁈ А куда⁈ А где⁈ А мы думали! А вас что⁈ А кто⁈ А здесь!!!

— Гос-с-с-поди Боже мой! — я поднял ладони, останавливая всю эту вакханалию. — Отпуск у меня был на каникулах! От-пуск! Я в сплав ходил, на байдарке! По Горыни и Припяти! Что вы раздухарились? Вон, Белов разминку проводит, разминайтесь, и я с вами. А что без меня начали заниматься на воздухе, как погода позволила — так это большие молодцы, горжусь, люблю, уважаю! Не пропадете! На этом — лирическое отступление окончено. Теперь — разминаем тазобедренный сустав: раз-два-три… Белов, продолжай!

* * *

Одному для чувства уверенности в себе нужно побриться и постричься, другому — сидеть за рулем крутой тачки. Для этого фрекен Бок покупала новые стельки, а Мэри Поппинс — кружевное белье… А-хм… Не было этого в той истории, да? Там, кажется, про шляпки, тросточки и перчатки шла речь! Так или иначе — меня всегда вдохновляла приятная тяжесть во всем теле после тренировки. Налитые правильной усталостью мышцы помогали мне чувствовать себя настоящим мужиком. Я был лишен этого ощущения долгие годы болезни и теперь ценил его как никогда раньше.

Поэтому, собираясь на встречу с одним из самых опасных существ в этом мире, я и сходил сначала на турнички. Глупость, конечно: Воронцову точно было тоньше лезвия на мои заморочки и на то, забились у меня бицепсы и трицепсы или нет. Он сидел себе в моей любимой кафешке «Джильи» и пил эспрессо макиато. И отсалютовал мне чашечкой, как только я вошел.

Больше в кофейне никого не было, девочки-баристы смотрели на светлейшего князя со странной смесью ужаса и обожания, а Георгий Михайлович вежливо улыбался.

— Присаживайтесь, Георгий Серафимович! — он даже стул отодвинул -движением брови! — Девочки принесут вам капучино. Вы ведь пьете капучино?

Великий телепортатор еще и телекинетик? Или это так — в рамках хобби, как у некоторых великих — хоккей или там дзюдо? Так или иначе — капучино я пил, так что сел и вежливо поздоровался.

— Доброго вечера, ваша светлость! — я понимал, что наворотил дел, и теперь мне придется разгребать последствия. — Я пью капучино. Честно говоря — я ждал чего-то подобного вашему прибытию, но именно вам — откровенно рад. Тот факт, что прибыли вы, а не рота опричников или, скажем, боевое звено министерских магов — это добрый знак… Хотя вы опаснее всего вышеперечисленного раз в двадцать, верно?

— В пятьдесят, скорее, — он взял в руки лежащий на столе «Яблочков» последней модели, включил экран и повернул его ко мне.

На видео был я. Закопченный и мокрый. Ядвига держала меня за руку, вокруг столпились шляхтичи со злыми лицами, на заднем плане дымился флигель.

— … обращаюсь к тем, кто знает настоящую причину сегодняшних дуэлей. И настоящую причину гибели в Славутичской аномалии глав кланов Олельковичей, Гольшанских и Пацов! Скажу просто: через два или три года в Горыни или Вышемире появится школа. Такая школа, в которую станут стремиться отдать своего ребенка и самый бедный снага из городских трущоб, и самый могущественный из магнатов Великого Княжества. Это — будет, и поверьте, к тем, кто попробует мне помешать, я не буду проявлять милосердие, которое проявил сегодня. Я, Георгий Пепеляев-Горинович, обещаю — даже если князь Ростислав Гольшанский или любой из сегодняшних моих противников решит забыть вражду и через три, десять или двадцать лет приведет в мою школу своего сына или дочь, то я приму их и научу всему, чему смогу, и