Третий контур - Владимир Смирнов

главной центростремительной силой, собирающей нас, является страх смерти.

– Ну да, – подтвердил Митя, – это один из нарциссических страхов. Главный, но не единственный.

– Понимаешь, – продолжал Борис, – это же такая сжимающая жуть, как черная дыра. Чтобы эта сила не расплющила, у нее должно быть какое-то противодействие, что-то центробежное. Влечение к смерти, что ли. Не знаю…

Митя удивленно присвистнул.

– Ну ты загнул! Да, в нас есть такая сила. Но мы же – венец эволюции, победители в борьбе за выживание. А эта борьба требует – изменяйся или проиграешь. Но изменения нам обеспечивают лишь половое размножение и непрерывная смена поколений. Влечение к смерти прошито в нас, как в представителях биовида. Прошито жесткой необходимостью освобождать место новым модификациям своего вида. А у искина нет никаких предпосылок для такой прошивки.

– Не знаю, не знаю, – Борис с сомнением покачал головой. – Но инстинкт самосохранения ведь в него должен быть заложен?

Митя кивнул, соглашаясь.

– Значит, заложен, – повторил Борис. – Но если такая центростремительная сила не будет иметь компенсирующего противодействия – к чему это приведет? Я думаю – или к репликации, к безудержному копированию кода во все доступные носители, или к замораживанию, прекращению любой деятельности. Ведь любая деятельность может привести к ошибке, а ошибка – к уничтожению. Но мы не видим ни того, ни другого. Значит, наверное, какой-то центробежный компенсатор был туда заложен с самого начала.

– Боря, ты можешь предложить что-то конкретное? – спросил Матвей.

– Пока не знаю. Трудно предсказать, как может измениться продвинутая самообучающаяся программа в процессе развития. Но я мог бы покопаться в исходниках, вдруг там удастся что-то нащупать.

Матвей отрицательно помотал головой.

– Не сможешь. Исходников уже нет.

– Как нет? – удивился Борис. – Неужели близнецы потерли?

– Нет, сервер сгорел.

– И что, у вас некому считать инфу с дохлого носителя?

– Ты не понял, – терпеливо объяснил Матвей, – все сгорело в самом буквальном смысле. Ярким пламенем. Потек кондиционер, закоротило проводку, пол загорелся. Накопители просто спеклись.

– Позволь, я угадаю, – вмешался Митя, – кондей на гарантии, регламент проведен вовремя? И он подключен к открытой сети?

– Совершенно верно, – подтвердил Матвей. – И еще почему-то не сработала пожарная защита. Редкое совпадение.

– Понятно, – сказал Борис, – с этой стороны никаких зацепок. Чисто работает, как ваши киты.

– Китам до него далеко, – ответил Матвей, – они просчитывают десятки ветвлений по разным вариантам. А у искина, похоже, всегда один вариант, зато с абсолютной гарантией.

40

Микроавтобус остановился у институтского крыльца. Друзья вышли на асфальт, щурясь от летнего солнца и разминая мышцы, затекшие от долгой неподвижности. Матвей махнул рукой, и все молча двинулись за ним. Разговоры пришлось отложить – на теме уже лежал гриф секретности, а болтать о чем-то постороннем никому не хотелось.

Борис подумал, что опять попал в языковую ловушку – еще не зная, является ли искин личностью, он говорит о нем как о личности. Просто потому, что другого способа говорить об этом у языка нет. Попались все, когда почти сразу непроизвольно начали называть искина «он». Хотя «оно», наверное, было бы точнее – но давление языка сильнее логических доводов. Еще немного – и они дадут искину имя, тем самым очеловечивая его еще больше. А говорение о нем как о личности непременно приведет и к думанию о нем как о личности – хотя не ясно, есть ли для этого хоть какие-то основания.

Едва они зашли в лабораторию и Матвей включил защиту, Оля спросила:

– А вы пробовали выйти с ним на контакт? Как-то связаться, задать вопрос?

– Нет, – ответил Матвей, – наши специалисты считают, что искин все равно не ответит, даже если увидит и поймет вопрос. Ему это не нужно. И потом, пока он не знает, что нам уже известно о его существовании; по крайней мере, мы на это надеемся. Но если пойдем на контакт, сразу раскроем все карты потенциальному противнику – и то, что мы уже знаем о нем, и то, в каких понятиях мы планируем с ним общаться.

– Противнику? – спросила Оля.

– Да, – твердо ответил Матвей, – мы будем считать его противником, пока обратное не будет доказано с абсолютной достоверностью. В таких вопросах лучше семь раз перестраховаться.

– То есть, – подытожил Борис, – никакого просвета. Ни с какой стороны. И что же нам теперь делать?

– У меня нет идей, – ответил Матвей. – Скорее всего, нам придется как-то приспосабливаться к тому, что на земле мы теперь не одни. И что мы теперь здесь не хозяева.

– Скорее всего? – переспросил Борис. – Значит, все же есть какие-то варианты?

– Очень сомнительные. Искин может прекратить существование, только если изменятся его внутренние мотивации. Если центробежные силы перестанут уравновешиваться центростремительными. Но к его мотивациям можно подобраться лишь в одном случае – если близнецы, создавая код, оставили там тайную закладку.

– А они ее оставили? – спросил Митя.

– Не знаю, – ответил Матвей. – Но даже если оставили, система столько раз переписывала себя… Чтобы кокон остался нетронутым после всех изменений, нужна маскировка высочайшего уровня. Нужны кодеры экстра-класса.

– Как раз этого от близнецов можно ожидать, – вставил Борис.

Матвей согласно кивнул.

– Надежда есть.

– Подождите, подождите! – вмешалась Оля. – Вы хоть понимаете, что сейчас говорите об убийстве? Вы тут спокойно, без колебаний, планируете уничтожить это… Этого…

– Экзистенцию, – подсказал Митя.

– Да! Экзистенцию. Живую и чувствующую!

– Нет, – спокойно ответил Матвей. – Нет и нет. Искина нельзя назвать живым, поскольку актуальное определение живого включает размножение. А он у нас один, как океан Соляриса. И чувств у него нет. Ощущений – да, сколько угодно. Миллиарды камер, микрофонов и разных датчиков, к которым он может подключиться. Но не чувств. Нам чувства нужны, чтобы оформить мотивации к действиям. А у искина мотивации задаются кодом напрямую, для этого ему не нужна лишняя органическая прокладка. Он ничего не чувствует.

– Дерьмо эти ваши определения! – зло процедила Оля. – Их давно пора менять! Вы же понимаете, что я хочу сказать. Оно живое, оно мыслит и осознает себя!

– А вот в этом я как раз не уверен, – спокойно ответил Матвей. – У меня гораздо больше уверенности в другом – что именно искин в последний год убивал людей. Людей, которые действительно мыслили и осознавали себя. Думаешь, он остановится?

– А вы дали ему такую возможность? – огрызнулась Оля. – Вы ведь даже не хотите попробовать с ним договориться! Хотите убить его скрытно, исподтишка, когда оно этого не ожидает. Я на это не подпишусь!

Матвей удивленно посмотрел на нее.

– Если мы свяжемся с искином и что-то от него потребуем, боюсь, уже завтра некому будет обсуждать эту проблему. Оля, что конкретно ты