Цифровая каста - Юдханджая Виджератне

интеграции с «Номером». Алгоритм видел, что у этих людей в Британии нет ни финансовой истории, ни сети из друзей и знакомых. С точки зрения «Номера» они были практически никчемными членами общества.

Целые легионы студентов начали жизнь в Британии, имея номер немногим выше 2000. С тем же успехом их можно было заклеймить насильниками или наркоторговцами. Бары и клубы отказывались их пускать. Банки отказывались выдавать кредитные карты. Организации, сдававшие студентам жилье, отказывались иметь с ними дело. Телефонные компании устраивали проволочки.

Затем стали поступать звонки от полиции. Почему, спрашивали они, вам отказали в этих услугах? А. И почему же у вас такой низкий номер? Кому вы задолжали денег?

Тот факт, что почти все эти студенты были из Китая или Индии, лишь усугублял ситуацию.

Даже сейчас я не могу сказать, что мы повели себя как расисты. Это была всего лишь статистика, ни больше ни меньше. Мы просто этого не понимали, пока не стало слишком поздно. В течение многих лет Британия принимала и отвергала людей самых разных национальностей, поддерживая их разнообразие и в то же время умудряясь испытывать неловкость насчет собственной культуры; классический британский дух, который некогда удерживал целые империи, можно было сравнить если не со знаменем, сплачивающим людей, то по крайне мере с камнем, на который всегда можно опереться.

Как раз здесь удар оказался самым болезненным. Когда загремели барабаны и кто-то прокричал: «Расист!» – ответом стало яростное сопротивление. Так начался Лондонский Этнический Марш.

4 августа 2032 года во время протеста у южного берега Темзы, вблизи Ньюингтона, выпущенная полицией пуля попала в молодую студентку-индианку. Она выжила и поправилась, но к тому моменту инцидент уже спровоцировал волну ожесточенных стычек по всей стране. Толпы студентов хлынули за стены университетов.

Позже утверждалось, что в деле была замешана армия. Что молодежь вооружили политики консервативного толка. Что репортажи в СМИ спровоцировали новые случаи насилия по всему городу; кто-то сражался за Англию, кто-то – против. К концу недели двенадцать человек погибли, а в больнице устроили пожар.

Мы приняли вызов. В 3 часа ночи того же дня мы с Вуртом уже были на своих боевых постах. К 6 утра мы вывели в эфир отрепетированный ролик с обращением Джулиуса.

– Мы потрясены до глубины души, – произнес он. – В мире по-прежнему существуют расисты и безрассудные, жестокие люди. Мы в NumberCorp все еще пытаемся свыкнуться с тем фактом, что наш труд был использован как средство угнетения.

– Каждая технология, когда-либо созданная человечеством, использовалась и для того, чтобы угнетать, разрушать, сеять распри, – продолжал он, глядя прямо в камеру. – Средства коммуникации по всему миру использовались для координации мировой войны. Интернет – для оправдания терроризма. Вероятно, мы забыли, что с теми же целями может быть использована и наша технология. От имени NumberCorp я хочу пообещать: мы сделаем все от нас зависящее, чтобы подобное никогда не повторилось в будущем. Крепитесь.

Когда мы закончили, он сделал звонок.

– Ибрагим, Эзра? Ко мне в кабинет, через пять минут. Таких людей нельзя пускать на улицы.

Спустя неделю мы без лишнего шума выпустили очередное обновление. Мы не могли учесть нелегальные связи, но тот, кто в открытую дружил с людьми, помеченными как склонные к насилию или расизму, получал минус к своему номеру. На закрытом совещании Джулиус показал нам серию детальных прогнозов: со временем любой человек, замеченный в ненависти к другим, будет опускаться все ниже и ниже в рейтинговой иерархии.

А если технические СМИ с удивлением посмотрят в нашу сторону, что с того? Что вообще журналисты знают о технологиях? Да и кому какое дело до этой прессы? Ведь мы были на стороне Добра. Мы Меняли Мир. Занимались Важным Делом.

Большая часть сотрудников компании сочли это весьма хитроумным решением.

Глава 7

Но старая Британия еще не свела с нами все счеты. Во всяком случае, со мной и Вуртом; она выслушала нашу реакцию насчет Этнических Маршей и выставила против нас Ларса Кёнига.

Кёниг принадлежал к университетским кругам. Он был профессором авраамических религий в одном из колледжей, составлявших Университет Лондона, и родился в семье немецких иммигрантов. Мужчина в летах, безупречно одетый, получивший образование в Итоне и Оксфорде – из тех джентльменов, что непременно придержат дверь для своей спутницы. Всю жизнь он изучал предмет, до которого никому не было дела – по крайней мере, в нашем столетии. Из-за этого вокруг Кёнига складывалась своеобразная аура сутуловатого интеллигента, а его подернутая сединой борода казалась длиннее, чем была на самом деле.

Его дочь участвовала в Марше. Никто не знал, что именно там произошло: поговаривали, что кто-то брызнул в нее кислотой или поджег. Но в итоге девушка осталась обезображенной на всю жизнь.

Кёниг был терпеливым человеком. В течение следующего года он методично брал интервью у студентов-участников Маршей и собирал доказательства. Он двигался по следам насилия, пока не дошел до той самой пороховой бочки, с которой все и началось, – обвала номеров. Судя по всему, в тот момент он испытал озарение, потому что начал изучать, куда тянутся ниточки самого «Номера».

«Если этот «Номер» может заставить бармена отказать в обслуживании студенту, – писал он в своем блоге, – или спровоцировать марши, протесты и человеческие жертвы, то на что еще он способен?»

Поначалу его читала лишь горстка людей из академической среды и правительства. Но затем количество просмотров стало расти, и он начал монтировать видеоролики. Ролики о том, как рестораны отказывались обслуживать людей. Ролики о том, как студенты не могли поступить в университет, поскольку их родители и друзья принадлежали к среде с плохими номерами. Ролики о том, как копирайтеров с низкими номерами увольняли из ферм по производству интернет-контента за недостаток влияния. Кёниг ненавязчиво сравнил это положение дел со старыми временами, когда в люди мог пробиться лишь тот, кто происходил из семьи определенного типа и говорил с конкретным акцентом или, того хуже, родился с нужным цветом кожи.

«Номер», по его словам, возвращал нас в эти времена.

Кёниг был умен. Он не стал подавать на нас в суд; он не угрожал; любые свои идеи он подкреплял длинными интервью и дисклеймерами. Но язык, как острый нож, способен убивать, не проливая крови, и прежде, чем мы опомнились, его видео накрыли интернет взрывной волной.

– Для мистера Коммона и его гениальной свиты из Кремниевой долины подобная задача несомненно увлекательна, – сказал он в вебкасте. – Но людям следует задуматься о последствиях. В основе наших обществ лежат