Седьмая мапа. Часть вторая: "Я люблю свою куклу" - Павел Сергеевич Иевлев

никто больше о заказе не знает. Таковы, мол, требования безопасности, он сожалеет, что не поставил уважаемую о них в известность, и если она хочет повторить заказ, то сделать ещё одну копию не займёт много времени, именно у него вся информация по проекту.

— И что дальше?

— Камеру залило кровью, и я не видел, потому что побежал блевать. Кабинет потом неделю отмывали.

— И кто теперь генеральный?

— Хормиран, ты его не знаешь, из отдела поставок.

— Так поставок же теперь нет?

— Поэтому и перевели. Всё равно там делать нечего.

— А ты что же?

— А мне не предлагали. Рылом не вышел.

— Ясно. Думаешь, грохнут тебя?

— Думаю, да. На меня тебе насрать, конечно, но тебя грохнут тоже.

— Посмотрим. Куда тебе мапу доставить?

— Никуда. Сам утилизуй. Мне она нужна была только для этого, но теперь ты больше всех в этом заинтересован.

Бректон попытался торжественно смахнуть с доски фигуры, но руки трясутся и вышло только с третьего раза, что полностью испортило пафос момента. Я проводил его глазами к выходу и подумал, что вижу покойника. Мой бывший заместитель стал настолько очевидно ненадёжен, что его просто обязаны убрать, пока очередной косяк не потянул за собой других интересантов. А может быть, он таки спрыгнет с балкона пафосного небоскрёба, в котором живёт. Я и сам там жил, с балконов отличный вид, и лететь так далеко, что успеешь вдоволь полюбоваться.

* * *

Объективно говоря, Средку сложно назвать красивой. Внешне она может восхитить только того, кто вырос в низах, от которых она отличается отсутствием мусора, освещением и меньшим количеством граффити на стенах.

Средку возводили в большой спешке, когда стало понятно, что Чёрный Туман — не климатическая причуда и не временная неприятность. Идея была в том, чтобы обеспечить транспортную связность города выше границы, до которой туман поднимается. Сеть широких эстакад строили без оглядки на то, что осталось ниже; тогда считалось, что там больше никто жить не будет. Титанические опоры встали посередине бывших проспектов, кое-где полотно опёрли на каркасы высоток, а там, где они мешали, верхние этажи просто срезали. Промежутки между петлями Средки заполнили новые небоскрёбы — город устремился вверх, вырастая над Туманом. Этот рывок стал вершиной экономических и технических возможностей города, на нём же он и надорвался.

Средка, основа для нового роста, разделила город на верхи и низы, став небом для последних. Днём она висит над головами нижников бетонным потолком, ночью сияет им призрачными отсветами своего неона, напоминая о том, к чему надо стремиться.

Технически это великолепное сооружение, нельзя не восхититься инженерной смелостью конструкции и технологичностью её исполнения. Что же касается эстетики, то не стоит забывать, что изначально Средка возводилась как замена транспортным магистралям города, канувшим в туман. Она должна была стать новой землёй, на которой встанет новый город, город-над-туманом. Но к моменту, когда её достроили, всё это уже стало ненужным. В городе нет и сотой доли транспортного трафика, на который она рассчитывалась, да и сам город сжался до одного Центра. Ездить по шикарным широким развязкам стало некому и некуда, только клановые мотоциклисты гоняют ночами ради фана по брошенным эстакадам на своих мощных электробайках. На опустевшие проезды тридцатирядных подвесных магистралей пришла та Средка, что мы знаем сейчас, — шумная, яркая, весёлая и дорогая. Но некрасивая.

Если сами эстакады строились в момент наивысшего расцвета, то торговые ряды на них выросли, как плесень на падали. Город проиграл битву за своё будущее, хотя в тот момент казалось, что мы ещё подёргаемся. Большие надежды возлагались на ренд-систему, которая должна была в моменте вытянуть промышленность из задницы. Плановое конвейерное воспроизводство казалось способом восстановить численность населения, возместив потери от Чёрного Тумана. Новые технологии, завезённые Креоном вместе с их носителями, обещали рывок с выходом на новый уровень жизни для всех. С видеоэкранов транслировали надежду, сетевые новости рисовали перспективы, но Средка с её коммерческой интуицией оказалась права — с тех пор город то быстрее, то медленнее катился вниз. Поэтому торговые ряды, клубы, бордели, дансинги и прочие заведения здесь представляют собой комбинации дешёвых стандартных модулей, закреплённых на полотне не нужных больше подвесных шоссе. Узкие проезды между ними стали новыми улицами и переулками, которых вполне достаточно для подвоза товаров, и только средняя линия, вдоль которой расположены самые дорогие заведения, более-менее широкая. Там катаются те, у кого есть токи на машины и моты, там гуляют первые недели после ренда, когда счёт полон, а жизнь прекрасна, там самая яркая реклама, самая громкая музыка и самые высокие цены. Средка-в-Средке.

Но и там те же стандартные модули, те же безликие фасады, те же индустриальные интерьеры. Только сияние неоновых вывесок, подсвеченных витрин и голографических реклам маскирует это убожество. Вкладываться в дизайн для временной (как тогда казалось) торговой линии, рассчитанной на временную (как тогда казалось) рендовую систему, выглядело глупым. Ведь через несколько лет всё изменится, город воспрянет, все будут жить в небоскрёбах над Средкой, и ренд забудется как страшный сон.

Нет ничего постояннее временного.

* * *

Днём особенно хорошо видно, как истёрлась и выцвела Средка за годы работы. Модули никто не обновлял с момента установки, и даже прочный пластик облицовки понемногу выцвел, пошёл мелкими трещинками, в которые въелась пыль, и потерял гладкость. Сквозь дефекты покрытия влага нередких тут дождей добралась до конструкционной стали, и местами на стенах проступила ржавчина. Стеклопластик витринных окон понемногу матируется песком, который приносят ветра Пустошей. Чернеют от осадков короба кондиционерных блоков, облезают кронштейны кабельных сборок, в щели набивается пыль, и даже сверхпрочный синтобетон дорожного покрытия как будто слегка промялся под колёсами машин, образуя почти незаметные колеи. Никто не думал, что это надолго. Никто и в кошмаре не мог представить, что ренд — навсегда. Первые ренд-контракты были всего на пять лет, и тех немногих, кто на них пошёл, приветствовали как героев, спасителей города, жертвующих кусок своей жизни для общей пользы. Теперь первый ренд от десятки, и это полнейшая обыденность.

— Боз Гарт, драсьте!

— Привет, Скеша.

Я с новым интересом осмотрел низовую краймщицу. Пожалуй, фигура как раз то, что надо.

— Всё тихо, боз. Мы следим. А что вы на меня так пыритесь сегодня? Вы не в моём вкусе, боз, староваты. Без обид. И Хлось мне