Человек из Кемерово - Олег Николаевич Борисов

подобии лома? Чтобы в коридоре не шуметь, когда на прогулку идешь. А вот если приложить с душой — то кость точно сломается. И даже без замаха, тычка достаточно.

Главарь заорал от боли, ну и я легонько кулаком по лбу приложил. Мужик и завалился. Тоже фактор неожиданности сыграл. После чего посмотрел на выпученные глаза «дермантинового» и рукоятью ткнул ему в лицо. Снизу вверх, как раз в точку между верхней губой и носом. Очень болезненное место. Видите, как он ладошками прикрылся и заверещал? Теперь зайду справа и железякой от всей души с размаху по спине. Как раз по почкам, с таким звуком, будто по огромному барабану шандарахнули. И этот с копыт. Готов поспорить на десятку — неделю будет кровью ссать.

Последний засуетился, начал левой рукой что-то в пиджаке нашаривать. Скорее всего — выкидуху. Шпана любит ножи таскать. Ему бы дистанцию разорвать или вперед рывком идти, ручками махать. А он все железяку пытается из кармана добыть.

Ну, пока ковырялся, я продолжил — еще раз концом трости в правое колено, крюком за шею и мимо себя, чтобы мордой в траву закопался. И по загривку, но без фанатизма. Молодой еще. Убью ненароком. Мне же трупы на территории больницы пока не нужны.

Убедившись, что все трое не горят желанием продолжать общение на повышенных тонах, подошел к растерявшему лоск старшему.

— Звать вас как, уважаемый?

— Мужик, ты что! Совсем озверел⁈

— Говорю, звать вас как? Не кричать же мне «эй, ты». Некультурно.

— Плутов меня зовут! Меня вся Черноморка и Комунна знает!

— Вот и хорошо. Тогда, господин Плутов, повторю еще раз. Пятьсот пятьдесят с вас. За наглость и нападение на человека, который и мухи не обидит. То есть — на меня. Время вы знаете.

— Ты серьезно? Тебя же…

В этот раз я ткнул в пах, затем снизу вверх по челюсти, словно мячик в гольфе клюшкой подальше вышибаешь. В газете про это читал, там ушастых с Авалона критиковали за странные виды спорта. Ногами пинать не стал, слаб пока еще конечностями размахивать. Да и зачем, если у меня столь удобный инструмент в руках. Потом нагнулся, аккуратно взялся за фиксу и выдрал из распахнутого рта.

— Это — чтобы вы поняли, что я совершенно серьезен. В качестве моральной компенсации. Ну и для лучшего понимания, что никто шутить и не собирается… Ясно? Кивните, если говорить больно… Вот и хорошо. Дорогу домой найдете. И постарайтесь не задерживать с долгами. Потому что я не из сидельцев, на счетчик ставить не буду. Просто еще раз в гости зайду и все потроха выдеру.

Пока шли обратно в отделение, бородатый Лушников косился на меня с явным испугом. И когда я спросил, где его найти в случае необходимости с большой неохотой пробормотал, что живет рядом с Мозжухой, неподалеку от трассы на Юргу. И что в том поселке его каждый знает.

Наверное, я его тоже сильно напугал. Хотя и не хотел. Потому что больше со мной седобородый булочками не делился и старался до выписки сидеть в палате, не выходя на свежий воздух.

Деньги, кстати, нам так и не принесли.

* * *

Выписали меня двадцать первого октября две тысячи третьего года. Как раз на дату канонизации преподобного Трифона, чудотворца Вятского. Схимник, основатель трех монастырей на севере Архангельской губернии. Позже перешел в Вятскую обитель и там гонял разную нечисть из ближайшей Хтони. Откуда знаю? Настенный календарь читаю. Занимательная штука, собрание разных интересных фактов по местной истории.

Я сумел дозвониться до управы и мне два дня назад привезли одежду. Зашли с участковым милиционером в избу, собрали в чемоданчик нательное, брюки-рубашку-ботинки, парадный пиджак прихватили. И в этом наряде я покинул одиннадцатую больницу, сердечно попрощавшись с каждым из медперсонала, кто попался на встречу.

Вышел за ворота, встал на автобусной остановке: дощатые стены, покатая крыша. Чуть-чуть от дождика спасает. Но пока доберусь в Елыкаево, весь день пройдет. Наличных у меня чуть-чуть в кармане, на частника не хватит. И за долгом к Плутову надо будет съездить.

Но меня уже ждали. Перед песочно-желтым ЛИАЗом сунулся сорок-третий «москвич», ярко-зеленой расцветки, с покрытой серебрянкой колесными дисками. За рулем сидел тот самый громила, которому я по хребтине влупил. С пассажирского сиденья выскочил пацан в неизменной кепке:

— Э, мужик! Ты вроде насчет бабла хотел побазарить! Садись, отвезем! Ждем тебя с самого утра!

Прихрамывая, неспеша подошел, оценил красоту экипажа, открыл заднюю дверцу и сел, обстоятельно устраиваясь. Палочку не разрешили с собой брать, сказали — больничное имущество. Да и колено практически не беспокоило. Просто мне понравилось, когда у тебя в руках удобный предмет, которым можно разным неприятным людям высказать «фи» на законных основаниях.

Беседовать не стал, хотя шкет и порывался пару раз что-то в мою сторону озвучить. Так примерно полчаса и молчали.

Припарковались в карьере, в дальнем углу. Высокие песчаные стены, вдоль выстроились разноцветные машины. Белая тридцатая «волга» — наверняка кого-то из самых крутых и богатых в местной шушере. Пять штук «жигулей»-троечек, с кистями и бахромой под лобовыми стеклами. Еще один «москвич», на этот раз голубого цвета. Одним словом, неплохо живут господа бандиты, вольготно.

Передо мной полукругом выстроились разномастные мужики в возрасте от тридцати и до пятидесяти. В центре — здоровяк с изрезанным морщинами лицом. Единственный в темном пальто, остальные в разномастных коротких куртках или пиджаках. Мелкий дождик не сильно их беспокоит, крутостью бравируют. Плутов слева, в сторонке. Его прихлебатели у меня за спиной. Похоже, будут мне рассказывать, как устроен мир.

— Ты чьих будешь, дядя? Что против воровского хода имеешь? — начал тот, кого я посчитал главным.

— Прошу прощения, как вас зовут? Меня — Разин, Илья Найденович.

— Меня?.. Меня — Штырь. Я за порядком присматриваю.

— Понял, господин Штырь. Так вот, отвечая на ваш вопрос. Воровским ходом милиция занимается и Разбойный Приказ. А дело у меня только к господину Плутову. Он должен пятьсот пятьдесят денег. И это я еще с него проценты не спрашиваю, потому что сроки выплаты прошли.

Их было вокруг человек двадцать пять, я не успел пересчитать по головам. И выглядели они опасными для простого обывателя. Но я совершенно не волновался. Наверное, в момент переселения в чужое тело утратил способность волноваться по пустякам. Плюс долгие годы мучений вытравили во мне чувство жалости к себе. Искорежили психику, сорвали тот самый