Реликт. Скрытая Надежда - Андрей Дай

языке нет слова «эсминец», и, соответственно, в звездных флотах четырех главных государств Содружества нет эскадренных миноносцев. Класс судна, являющийся чем-то промежуточным между фрегатом и крейсером, они называют уничтожителем.

— Неужто на уничтожителе не найдется челнока?

— Ах, Макс! Вы же знаете этих военных! Корпуса их кораблей набиты всякой ерундой, вроде оружия и циклопических энергетических накопителей. Во флоте императора только на тяжелых крейсерах имеется медблок с обученным персоналом. На всех судах, что меньше объемом — лишь медкапсула для экстренных случаев. Какие уж тут челноки…

— Угу. Допустим. Но что мешает вам отправиться в спасательную экспедицию на своих малых пустотных платформах? У вас их тоже нет?

— Есть, — покорно согласилась Селена, сделав вид, что вовсе не раздражена моим импровизированным допросом. Но что поделать? Очень уж мне не нравилась вся эта затея. Хотя, с другой стороны, шанс оказать услугу сестрам в расчете на ответную, упускать было нельзя. — Два. В грузовом варианте. Один пилот, один пассажир и трюм, в котором нет системы жизнеобеспечения. Для изменения конфигурации в отряде нет соответствующих специалистов. Мы не предполагали, что станем здесь заниматься спасательными мероприятиями. Потому, готовы хорошо тебе заплатить. В этой системе нет глобальной сети, но по нашему электронному обязательству, ты легко получишь свою плату в любом другом мире Содружества.

— Деньги — это, конечно, хорошо, — широко улыбнулся я. — Но не самое главное в жизни. В качестве оплаты за контракт я бы хотел получить ответную услугу от сестер Геи. Ну и все трофеи, что я смогу найти на месте крушения фрегата, будут принадлежать мне.

— Мне нужно знать точно, какую именно услугу мы с сестрами станем тебе должны, — озабоченно нахмурилась Селена. — Понимаешь, нашу экспедицию возглавляет сестра Реддер — не я. И мне нужны доводы для того, чтоб ее убедить.

— Однако ты сама уже не против? Даже не зная, чего я хочу от вас?

— Не-ет, — протянула девушка. — Я вижу, что ты хороший человек. И не заставишь нас делать что-то такое… неприемлемое.

— Спасибо. Приятно это слышать. Остался последний вопрос: состав экипажа? Кто именно полетит со мной?

— Я. Нет ни какой необходимости привлекать кого-то еще. Я сертифицированный врач, ты отличный пилот. Достаточно будет взять еще несколько дроидов на случай, если потерпевших придется вырезать из мертвого корабля… Теперь для тебя все стало ясно? Тогда давай вернемся к обсуждению твоей оплаты…

Двенадцатый месяц новой жизни. 125 год Житанской эры.Планета То’Чуун, 627 километров на северо-запад от Шрама. Пустоши. Место крушения корабля.

Им просто не повезло. Ирония Судьбы в том, что аварийной посадке фрегата помешало, так сказать: наследие прошлого. Древний, как экскременты мамонта, остов имперского танка. Именно на эту горбатую тушу кораблик зацепился маневровым двигателем, после чего развернулся, сменил траекторию, и врезался в скалу. И если в груде металлолома еще можно было угадать очертания стремительного межзвездного путешественника, так это заслуга имперских инженеров, упаковавших обитаемую часть корабля в толстый бронированный кокон. Пилот сделал что мог, но далеко не все, что вообще было возможно.

Последний выживший член экипажа убедился, что все его товарищи мертвы — в переходах явно прослеживался окровавленный след — и лишь после этого активировал аварийный маяк и улегся в эвакуационную медкапсулу.

Кстати говоря, этот, последний, оказался на диво везучим сукиным сыном. Выжить в этом летающем гробу, вовсе не предназначенном для посадки на дно гравитационного колодца — уже само по себе чудо. Так, к тому же, мы с Селеной явились именно в тот момент, когда его медкапсула — если в этом мире возможен эконом-вариант, так это именно он — принялась сигнализировать о почти полной выработке картриджей. Еще бы пара суток, если верить сертифицированному медику и генетику, сестре Селене, и этот угловатый и невзрачный ящик стал бы саркофагом.

Нужно сказать, прежде я был лучшего мнения об имперских кораблестроителях. Все суда, что мне встречались в Поясе, были прекрасными для своего времени, крепкими и надежными звездолетами. Просторными, удобными и отлично изукрашенными. Причем, как внутри, так и снаружи. Толстенная броня, мощные лазерные орудия, отличные малые пустотные платформы делали флот императора Акбарра весьма грозным противником.

Этот же фрегат, новой, мне неведомой конструкции, отличался от ранее мной виденных, как небо и земля. Тусклая матово-черная окраска снаружи, простейший — чуть ли не труба с крылышками — дизайн, суровый, если не сказать больше — аскетичный интерьер. Типичный продукт верфей государства, что количество ставит впереди качества. И все-таки, это было так не похоже на вычурность и помпезность Империи, что даже закрадывались сомнения в принадлежности этого суденышка к флоту изощренной в величии Державы.

— Проект «Мститель», — прежде выслушав мои комментарии, вывела вердикт сестра Геи. — Или, на языке планеты Акбарр — «Венгенс». Мощные сенсоры, хорошая скорость и отличная маневренность. Оружия вполне довольно чтоб напугать зарвавшегося пирата или принудить к вежливости обнаглевшего торговца. Именно это судно, судя по комплектации обитаемого модуля, адаптировано к длительным действиям в отрыве от базы снабжения. Не удивлюсь, если выяснится, что экипаж состоял по большей части из камерас.

— Из чего? — удивился я незнакомому слову. Процессом извлечения помигивающей красными огоньками капсулы из недр разбитого в пух и прах фрегата занимались дроиды. Так что нам с напарницей оставалось лишь наблюдать. Ну и скрашивать ожидание беседой.

— Из кого, — мягко поправила меня девушка. Признаться, казалось у нее все выходило как-то мягко. Неконфликтно. — Камерас. Это одновременно и название одного из направлений глобальной имперской программы «Наблюдение. Евгеника. Преображение». Сокращенно — НЕП. Генетическое программирование бойцов выращенных из материала павших врагов. Инквизиторий отбирает генный материал у проявивших исключительную доблесть или смекалку противников, и на этой основе создает серию новых организмов, в мозг которых сразу после рождения внедряются неизвлекаемые импланты со внедренными поведенческими императивами… Ой. Я понятно объясняю?

— Да-да, — хмыкнул я. И подумал, что система определения ума в зависимости от уровня интеллекта, а не от качества образования, все-таки далеко не идеальна. — Продолжай, пожалуйста. Я ничего такого раньше не слышал.

— Акбарр в общем-то никакого секрета из НЕПа не делает, — с нотками печали продолжила сестра. — Некоторые проповедники Верховной Консистории и Магистры Тридцать Первого Крестового похода даже утверждают, что программа — ни что иное, как истинное воздаяние. Этакий акт возвеличивания отважнейших и умелых павших героев.

— Да это как раз понятно. Любую истину можно вывернуть наизнанку, если в голове довольно мозгов и язык подвешен как надо, а не как попало.

— Любопытная философия, — хихикнула Селена. — Так считают на твоей родине?

— На моей родине тысячи разных народов, и каждый считает по-своему, — засмеялся я в ответ. Забавляла эта непрекращающаяся игра — «признайся, откуда ты такой интересный». Ненавязчивые вопросы и мои нагоняющие туману ответы. Сестры изо всех сил старались набрать максимум информации обо мне, но отчего-то стеснялись задавать прямые вопросы. Только вот так — вокруг да около. — Один из величайших мыслителей моей родины однажды сказал, что любую истину можно уничтожить, просто доведя ее до абсурда.

— Удивительно меткое высказывание, — в скафандре довольно не просто изобразить поклон. Но только не в снежно-белом облачении сестер Геи. Поразительно гибкий доспех, не скрывающий, кстати, всех достоинств и недостатков фигуры носителя. Этакий облегающий все тело как печатка звездный комбинезон четвертого из пяти возможных класса защиты. — Особенно удивительное, если учесть, что ваша забытая колония смогла себе позволить содержать жителей, занимающихся исключительно… мыслительностью? Как вы называете этот вид деятельности?

— Ученый, — теперь я уже смеялся во весь голос. — Как их еще называть?

Голос из под дыхательной маски звучал глухо, но мы со звездной путешественницей решили, что это меньшее из зол. Наглухо загерметизированный шлем — гораздо хуже. Особенно, если прямо-таки упиваешься звуками голоса приятого во всех отношениях человека.

Тем более что вокруг снова были тонны мертвого металла. И мертвецы, которые никому кроме местных падальщиков были не интересны. Смех в этом анклаве Пояса Скорби был словно росток живой травы, пробившийся сквозь трещину в асфальте. Как что-то жизнеутверждающее. Плевать и на то, что в их языке нет слова «асфальт», и на возможное оскорбление памяти павших. Смех, голоса живых людей, жизнь — вот что