Вместе - Дэйв Эггерс

кулисами занимается “СооПред”, только все должно быть в соответствии с этикой “Вместе”, все должно быть прозрачно. Число – это число.

– Число – это число, – повторила Мэй. – И оно всем известно.

– Ты начинаешь с 500, и если ведешь себя правильно, то к моменту совершеннолетия можешь получить 900. Это стимулирует…

– Становиться лучше, – закончила Мэй.

– Да, – кивнула Дилейни.

– Потому что число открыто.

– Именно.

– Даже у детей показатели должны быть открыты, – сказала Мэй.

– Особенно у детей! Их показатели будут внимательно отслеживаться родителями, школами и местными правоохранительными органами.

– Да-да-да, – закивала Мэй. – Подумай, например, о поступлении в колледж!

– Все, и взрослые и дети, должны поступать правильно. Потому что те, у кого будет 900 и выше, смогут иметь доступ к тому, что недоступно прочим. К лучшему медицинскому обслуживанию, рабочим местам, жилью. Кто захочет нанимать работника с показателем меньше 900? Кто захочет жениться на ком-то ниже 850? Больше ни у кого не будет вопросов, почему одни преуспевают, а другие нет.

– Это будет честно, – сказала Мэй. – В этом вся разница. Наконец-то все будет честно.

– Да. Потому что не останется никакой субъективности.

– А потом мы сможем объединить социальные и профессиональные сети.

– И они будут подталкивать друг друга к совершенствованию.

– Управление обществом с помощью сетевого стыда, – обобщила Мэй. – Это одинаково хорошо работает и для отдельных людей, и для общин, городов, стран. Мы много лет измеряем так называемый показатель счастья жителей разных государств, но теперь все будет куда более точно. Получается, что у нас будет всеобъемлющий рейтинг добродетели.

– И еще можно награждать страны с самыми высокими показателями.

– Конечно! – согласилась Мэй. – Кнут и пряник.

Дилейни уже видела последний изгиб тропы, подъем на последнюю сотню футов, где тропа встречалась с водным потоком. Пора было подводить итог.

– На протяжении всей истории люди хотели знать две вещи: “Что я должен делать?” и “Хороший ли я человек?” Религии пытались на них отвечать, но их ответы никогда не были убедительными. Задай любой вопрос – и дюжина религиозных лидеров даст тебе дюжину разных ответов.

– Или не даст никакого, – заметила Мэй. – Неисповедимы пути. Ничего количественного.

– Но теперь у нас есть возможность по-настоящему на них ответить. Первый вопрос вообще простой. Мы знаем, что люди не хотят принимать решения, и совершенствуем инструменты, которые делают это вместо людей. Они уже сообщают нам, когда заняться физкультурой, что есть, что делать и чего не делать, что покупать и чего не покупать, что говорить и чего не говорить.

– И мы помогаем людям жить добродетельно, контролируя их выбор.

– Именно. Так мы совершенствуем каждого человека в отдельности. Но если мы вообще устраним возможности для неправильного выбора – то есть большинство возможностей, – мы спасем мир.

Мэй провела языком по зубам, как будто пробуя на вкус власть, которую все это даст ей и “Вместе”.

– И мы решаем, – сказала она.

– Мы решаем, – повторила Дилейни, но тут же уточнила: – Данные решают, конечно же. “Как я живу?” Данные ответят. “Что я должен делать?” Цифры знают. Я даже думаю, что можно будет видеть, как изменится общий показатель, если ты что-то сделаешь. Например, ты хочешь сказать что-то сомнительное, или купить неодобренную вещь, или совершить ненужную поездку – и тогда заранее узнаешь, каким станет твое число.

– Это как указание калорий в меню, – заметила Мэй.

– Ага. И мы снова убиваем все неопределенное и субъективное.

– Субъективность – это всего лишь объективность, которой не хватает данных, – сказала Мэй. – Слышала эту фразу?

– Слышала, – кивнула Дилейни. – Совершенно точно где-то слышала.

– И как ты думала назвать эту программу? – спросила Мэй.

– Ну, моей первой мыслью было “Какие мы?”, потому что это отсылает к главному вопросу. Но потом я подумала, что если мы проповедуем простоту, то название тоже должно быть простым. Это число, которое объединяет все другие числа, суммирует всю сложность и величие человеческого опыта. Поэтому мне видится, что идеально – “Сумма”.

– “Сумма”, – повторила Мэй. – Превосходно.

Они с минут шли молча. Потом Мэй вдруг остановилась и повернулась к Дилейни:

– Знаешь, я никогда не ходила в церковь, но мои родители ходили. Они рассказывали, как узнали о беременности матери и пошли к своему пастору – вроде бы они были англиканцами или пресвитерианцами, не помню, – в общем, они пошли к нему за советом. Рожать ли меня и воспитывать самим? Или сделать аборт? Или отдать меня на удочерение? Им было чуть больше двадцати, совсем молодые. И они совершенно растерялись.

– Ничего удивительного, – сказала Дилейни.

– Разумеется, они не ожидали, что пастор посоветует им сделать аборт, но он не посоветовал вообще ничего. Он говорил, слушал, призывал их доверять своим сердцам, полагаться друг на друга и обратиться к родным. Короче, разговор был абсолютно бесполезным. Можешь себе представить – считаться авторитетом и духовным лидером, но при этом не давать ответов?

– Это преступно.

– Когда отец умирал, он все время спрашивал меня, был ли он хорошим человеком. Мы думали, что он бредит, но он продолжал задавать этот вопрос, днем и ночью. “Скажите, я был хорошим человеком?” Ему отвечали: “Конечно, конечно!” – но это его не успокаивало. Он просыпался среди ночи, выкрикивая этот вопрос.

– Как это печально, – посочувствовала Дилейни.

– И сейчас я жалею, что тогда у нас не было ничего такого. “Сумма”. Он бы точно набрал больше 900.

– Не сомневаюсь.

– Число будет говорить тебе, правильно ли ты прожил свою жизнь, – сказала Мэй. – Оно будет расти и падать с каждым твоим словом и действием. Отныне никакой субъективности. Каждый день ты будешь знать, где твое место. Тебя оценят не у райских врат. Это не будет мужик с книжкой, открытой на твоем имени. Число будет с тобой каждый день. Не останется никаких вопросов. Ты будешь знать его и сможешь управлять им, слава богу.

– Слава нам, – рассмеялась Дилейни.

– Точно, – улыбнулась Мэй. – Слава нам.

***

Дилейни завернула за скалу и торопливо преодолела последние ярды. Когда она остановилась, все внутри у нее, как обычно, перевернулось от головокружительной высоты. Глубоко вдохнув, она окинула взглядом открывшийся вид. Небо было ярко-бирюзовым, в прозрачном воздухе все было видно на десятки миль вокруг – заросли полыни, сосны, синие утесы.

Мэй поднялась на вершину вслед за ней, огляделась и села на камень у текущей воды.

– Надо отдышаться.

– Ты отлично справилась, – сказала Дилейни. – Я впечатлена.

– А я впечатлена тобой, – отозвалась Мэй. – И что, ты кому-нибудь уже рассказывала об этой своей идее?

– Никому.

– Даже Уэсу?

– Мы оба были заняты.

Мэй тепло улыбнулась ей.

– Знаешь, что я собираюсь сказать?

– Делишься – значит, любишь? – спросила Дилейни и засмеялась.