Андрей Жвалевский - 9 подвигов Сена Аесли

– У меня магутор есть! – завопил Порри, вбегая следом. – Я его скоро запрограммирую, он у меня так колдовать начнет, что только держись!

– А я во всем виновата!.. – завела с порога привычную песню Амели.

– Еще раз скажешь «Я во всем виновата», – процедила Пейджер, – и я ударю по тебе табуретом. Или тобой по табурету, выбирай. Давай, Сен, не тяни, стреляй!

– Только не промахнись, – прошептала Амели и тоже зажмурилась.

«Вон как все повернулось, – меланхолично подумал Аесли. – И что бы я сделал, если бы держал в руках целую Трубу? В кого бы я выстрелил?»

– Ну! – прошипела Мергиона.

«Наверное, я все-таки принял мудрое решение. Глупое, но мудрое».

– Что-то я не понял, – сказал Порри. – А где Труба? Что с ней?

Девчонки разом распахнули глаза.

– С ней все хорошо… – Сен махнул рукой в сторону окна, – там.

Гаттер, Пейджер и Пулен бросились к окну и перевесились с подоконника вниз.

«Забавно, – продолжал думать Сен. Думать никто не мешал: в комнате стояла мертвая тишина. – Выходит, есть решения и есть решения. Одни можно принять и потом переиграть, а другие… необратимы. Принять их намного труднее, зато потом гораздо легче. Только очень обидно».

– Надо собрать обломки, – сказал Порри.

– И отнести взрослым, пусть разбираются, – сказала Мергиона, спрыгивая с подоконника.

– Вот Лужж обрадуется, – сказала Амели. – А знаете, я во всем этом…

– Та-а-ак, – Мергиона потянулась за табуретом.

– Да нет! Я говорю, что я во всем этом вижу хорошую сторону. Теперь Трубу не украдут, нам не нужно делить магию, Лужжу не нужно Трубу прятать, и мне будет легче переживать свою вину…

– Ух ты, – сказал Порри и побежал в коридор разнимать Мерги, Амели и табуретку.

Сен остался один.

«Подведем итог. Первое. Я нашел Трубу. Второе. Я ее обезвредил. Третье. Сам себя оставил без магии. Неплохо. А не перевернуть ли тут все вверх тормашками?».

Мальчик отчетливо представил, как ему полегчает, когда он пошвыряет ботинками в стены, порвет на полоски отглаженные занавески, а аккуратно взбитые подушки превратит в пух и перья. Если бы не долгий опыт борьбы с хочугой Решительности, Сен точно впал бы в буйство, но сейчас он глубоко вдохнул, досчитал до десяти электрических овец в шестнадцатеричной системе и только после этого выдохнул.

И еще раз с облегчением понял, как хорошо, когда все лежит на своем месте. Например, Труба Мордевольта – на каменном тротуаре, в виде дюжины кусочков.

«И четвертое. Мог комнату разворотить, но не стал, – Сен повеселел. – Можно сказать, преодолел себя. Интересно, счел бы все это подвигом Бальбо?»

Словно дух, вызванный опытным спиритом, в спальню вплыл летописец. Сходство с духом усиливали значительно оттопыренные уши.

– Вижу! – проговорил он патетически. – Вижу! Не должно быть у Великого Героя никаких интеллектуальных подвигов, прав ты, о Великий Герой. Нужно просто нечто нетипичное, чтобы без драк и отрывания голов. Вот так называемый Геракл, например, вычистил так называемые Авгиевы конюшни. И это зачлось ему как подвиг. Вот если бы ты содеял нечто подобное…

И тут Рюкзачини заметил, куда вошел. Даже сквозь розовые очки романтизма, которые летописец носил на глазах своей души, вид идеально прибранной спальни Гаттера и Аесли произвел на него неизгладимое впечатление.

– О! – прошептал Бальбо. – Да ты, я смотрю, уже!

Подвиг № 7 Спасти профессора Мордевольта

Ничто не дается нам так.

И так не дается. И так.

Что делать?

Народ

Почему власть ворует, а народ голодает?

Пусть народ тоже ворует.

Власть

5 июня 2003 года, пустующая дача в ста милях от Первертса

Домовой Персимид устроился поудобней в шезлонге, только что украденном у домового Артемода, и полез в карман за кисетом с нюхательным табаком.

– А где это он? – пробормотал он через минуту. – Неужто Артемод упер? Ах, Артемод, ах, морда… Ах, харя, рыло, рожа, ряха, будка, табло…

Исчерпав запас синонимов к словосочетанию «лицо соседа», Персимид полез в другой карман.

– А вот где он… Ай!

Кисет выскользнул и упал в обступивший веранду густой бурьян. Обиженно посмотрев на неловкие пальцы, Персимид погрозил им пальцами другой руки и, выгнув шею, попытался рассмотреть табакерку среди лопухов и лебеды.

– Ну где он опять… ну что за наказание… ну что за…

Тяжелая рука легла домовому на плечо. Предчувствуя неладное, Персимид задрал голову, и все синонимы застряли у него в горле – над ним нависло разноцветное лицо его супруги, домовухи Персефоны.

Сегодня утром Персефона украла у соседки Коломбины набор косметики (вчера украденный Коломбиной у соседки Карменюэль).

– Ну, как тебе мой новый имидж? – кокетливо спросила супруга.

– Э-э-э… твой… мне… это мне твой новый имидж?

– Вот! – торжествующе подвела итог Персефона. – Мне сорок, а выгляжу я на все сто [219] !

«Это точно», – подумал Персимид, потянулся за кисетом в карман, досадливо крякнул и снова покосился на бурьян.

– Заросло все, – пробурчал он, – прополоть бы.

– Прополоть? – Персефона захлопала тройными ресницами. – Ну давай, поли-пропалывай. Гном трудящий!

Домовуха отвернулась, напоследок хлопнув ресницами особенно громко. Глава семьи насупился. Обозвать его гномом – какая ужасная несправедливость! Никогда в жизни Персимид, потомственный домовой, не опускался до зарабатывания денег руками. Или головой. Или еще каким-нибудь местом. А гномы, хоть и происходили из одного рода с домовыми, жить не могли без того, чтобы чего-нибудь не смастерить, не построить или не прополоть. Племя Персимида принципиально не ударяло пальцем о палец [220] , зато легко попадало кулаком в физиономию – только благодаря непрерывным дракам домовые росли физически крепкими и выносливыми. Хлеб насущный они добывали исключительно воровством.

Вот и сейчас семейство Персимида отдыхало на ворованной даче. Точнее, не ворованной, а незаконно занятой, что сути не меняло – дача досталась домовому почетным нетрудовым способом.

После разгрома в новогодней битве, где домовые выступили на стороне Бубльгума, три сотни лохматых боевиков были доставлены в отстойник Департамента Безопасности. Там они отстаивались два месяца, ожидая заслуженного наказания, пока в дело не вмешались активисты Общества защиты неполноценных членов общества.

– Это нарушение гражданских прав! – заявили активисты. – Бедолаги стали жертвами подлого обмана, как и все остальные.

«Бедолаги» отчаянно закивали, хитро поглядывая на всех остальных.

– Безвинные существа выполняли приказ мага! – наступали защитники. – Рзве это плохо? Много лет мы добивались послушания от этого гордого племени, и вот теперь, когда добились, вы собираетесь их наказывать. Они же после этого никогда не станут подчиняться нашим приказам!

Гордое племя согласно загудело. Оно действительно не видело смысла в подчинении чьим-либо приказам.

– И вообще, – продолжали наступать активисты, – что вы собираетесь делать с несчастными? Безмозглон открыт только для магов, тюрем у нас нет и не будет, мы не допустим, а держать их здесь себе дороже.

Последний аргумент стал решающим. Содержание домовых обходилось Департаменту Безопасности очень дорого. Уже в первый день их томления под стражей у стражи начали пропадать личные вещи и предметы амуниции. Каждую неделю охранников, обчищенных до нитки, приходилось менять на новых ментодеров, еще более бдительных. Но после того, как у отборного сержанта Сейфуса три раза подряд сперли наградную волшебную палочку, власти сдались. Первый заместитель Тотктонады прибыл к месту заточения трех сотен бездельников, прочитал им нравоучительную лекцию и отпустил под честное слово, что отныне домовые будут жить честно. Те радостно пообещали и разбрелись в разные стороны. Персимид на память о клятве прихватил наручные часы первого заместителя.

Пробродив в разные стороны почти всю весну, Персимид решил, что пора остепениться. Он присмотрел пустующий особняк в тихом месте, смотался за семьей, заселился и принялся степенно, без суеты разворовывать вещи.

Но вскоре Персимид и Персефона столкнулись с серьезной проблемой. Обычно кража заключалась в том, что ловкач хватал плохо лежащую (некрепко прибитую, неплотно вставленную, слабо заговоренную) вещь и тащил к себе домой. Но как быть, если предназначенные к воровству предметы и так находятся дома? Какое-то время Персимид перетаскивал краденое добро из комнаты в комнату, но это был тупиковый путь.

К счастью, вскоре о тихом гнездышке прослышали другие домовые. Еще двенадцать семейств посягнули на собственность, которую Персимид и Персефона уже считали законно присвоенной. После недели неуемных потасовок и взаимных грабежей удалось разделить приусадебное хозяйство и вместительный особняк на тринадцать зон, закрепленных за семьями. Драки и грабежи от этого не прекратились, но у каждого домового появились собственные вещи, которые он старался выкрасть у соседей в первую очередь.