Джим Батчер - Бигфут — клиент Гарри

К тому времени, как я завернул к кладовке для уборочного инвентаря, чтобы забрать несколько инструментов, что принёс с собой, и пошёл в столовую, скрип колёс моего ведра был самым громким звуком, который я мог услышать. Я повернул за угол почти в то же самое время, как братья-хищники показались из противоположного конца коридора. Они ненадолго поравнялись со мной, и я чувствовал их тяжёлые взгляды, пока они оценивали меня. Я проигнорировал их и вошёл внутрь.

Ирвин Бигфут был уже в столовой, и, сидя за столом, писал на листке бумаги. Я узнал эту неподвижную, покорную позу, и мое запястье сразу заныло, едва я его увидел: тренер Пит заставил мальчика писать много раз подряд одно и то же предложение, вероятно, что-то насчёт быть более осторожным со своим подносом. Вот изверг.

Тренер Пит стоял, прислонившись к стене, читая какой-то спортивный журнал. Или, по крайней мере, это было то, что он, казалось, делал. Я даже удивился такому неподдельному интересу цверга к НБА. Его взгляд метнулся вверх, когда я вошёл; потом вновь опустился.

Я отставил швабру и ведро в сторону и начал подметать пол большой метлой. В уборке я был мастак. Тренер Пит пару раз сжал челюсти, потом подошёл ко мне.

— Что ты делаешь? — спросил он.

— Подметаю пол, — ответил я, с бесхитростным видом новорожденного.

— Это не повод для легкомыслия, — сказал он. — Никакие шуточки не спасут твою жизнь.

— Ты здорово недооцениваешь силу смеха, — ответил я. — Но если между учениками происходят жестокие стычки, любой уборщик в мире сочтёт своим долгом сообщить об этом администрации.

Тренер Пит издал рычащий звук.

— Давай, продолжай в том же духе, — сказал я. — Позволяй своим ребятишкам издеваться над ним. Я видел, как они вели себя в своих классах. Они создают проблемы. Ирвин, очевидно, блестящий ученик и хороший парень. Когда администрация узнает, что трое школьников затеяли драку, как вы думаете, что будет с близнецами-дебоширами? Это частная школа. Их просто вышвырнут. Ирвин будет вынужден защищаться — и мне не придётся даже палец поднимать, чтобы вмешаться.

Тренер Пит свернул журнал в трубку и шлёпнул им себе по ноге пару раз. Потом он расслабился, и улыбка появилась на его губах.

— Ты прав, конечно, не считая одного обстоятельства.

— Да? И какого же?

— Их не станут исключать. Их родители пожертвовали школе больше средств, чем любая из десяти других семей, и гораздо больше, чем мать Ирвина могла себе позволить. — Он слегка, очень по-галльски пожал плечами. — Это частная школа. Родители мальчиков оплатили для строительства столовой, в которой мы находимся.

Я стиснул зубы.

— Во-первых, тебе надо научиться правильно использовать предлоги. Иначе эта чопорная фраза звучит по-идиотски. А во-вторых, деньги — это ещё не всё.

— Деньги — это власть, — возразил он.

— Власть — это тоже ещё не все.

— Нет, — ответил он, и его улыбка стала самодовольной. — Это единственная вещь.

Я посмотрел в коридор сквозь открытый стеклянный барьер, отделяющей его от столовой. Братья-хулиганы стояли там, глядя на Ирвина, как голодные львы смотрят на газелей.

Тренер Пит вежливо кивнул мне, вернулся на своё прежнее место у стены, развернул журнал и снова стал его листать.

— Проклятье, — прошептал я. Чёрный альв вполне может быть прав. В учреждении для представителей верхушки общества, вроде этого, влияние денег и политики доходит до смехотворного. Независимо от того, идёт ли речь о наследственных аристократах или об экономических, они успешно отмазывают своих детей от неприятностей на протяжении веков. Братья-дебоширы вполне могут выйти из этой истории кристально чистыми, и смогут и дальше преследовать Ирвина Бигфута.

Возможно, в конце концов, дело кончится грандиозным побоищем.

Я продолжал мести, пока не дошёл до стола Ирвина. Затем остановился и сел напротив него.

Он поднял глаза от листа с нацарапанными предложениями, и лицо его побледнело. Он не хотел встречаться со мной взглядом.

— Как дела, парень? — спросил я. Он даже немного вздрогнул.

— Отлично, — выдавил он.

Адские колокола. Он боялся меня.

— Ирвин, — продолжил я, стараясь говорить мягко, — успокойся. Я тебя не укушу.

— Ладно, — ответил он, ничуть не расслабившись.

— Они же всё это время не переставали измываться над тобой?

— Гм, — промычал он.

— Братья-хищники. Те, что прямо сейчас наблюдают за тобой.

Ирвин вздрогнул и посмотрел в ту сторону, фактически не поворачивая голову к окну.

— Да какая разница.

— Есть кое-какая разница, — ответил я. — Они ведь тебе уже давно проходу не давали? Только в последнее время стало хуже. Они сделались страшнее. Более жестокими. Пристают к тебе всё чаще и чаще.

Он не ответил, но что-то в самом этом отсутствии реакции сказало мне, что я попал в самую точку.

Я вздохнул.

— Ирвин, меня зовут Гарри Дрезден. Твой отец послал меня помочь тебе.

Вот теперь он вскинул на меня глаза, его рот открылся.

— М-мой… мой папа?

— Да, — подтвердил я. — Он не может сам помочь тебе здесь. Поэтому попросил меня сделать это за него.

— Мой отец, — произнёс Ирвин, и в его голосе послышалась боль, такая острая, что у меня грудь сжалась от сочувствия. Я никогда не знал свою мать, а мой отец умер прежде, чем я пошёл в школу. Я понимал, каково это, иметь пустоту в жизни вместо близких людей.

Его взгляд снова метнулся к братьям-дебоширам, хотя он не повернул головы.

— Иногда, — тихо сказал он, — если я их игнорирую, они уходят.

Он опять уставился на свою писанину.

— Мой папа… Я имею в виду, я никогда не… Вы виделись с ним?

— Да.

Его голос стал ещё тише.

— Он… он хороший человек?

— По-моему, да, — осторожно ответил я.

— И… он знает обо мне?

— Да. Он хочет быть рядом с тобой. Но не может.

— Почему? — удивился Ирвин.

— Это сложно объяснить.

Ирвин кивнул и опустил глаза.

— Каждое Рождество я получаю подарок от него. Но я думаю, что, может быть, мама просто писала его имя на этикетке.

— Может быть, и нет, — сказал я спокойно. — Он послал меня. И я, кстати, дороже, чем любой подарок.

Ирвин нахмурился:

— Что вы собираетесь делать?

— Это не тот вопрос, что ты должен задать, — сказал я.

— О чём вы?

Я положил локти на стол и наклонился к нему.

— Правильный вопрос, Ирвин, это то, что ты сам собираешься делать?

— Получать тумаки, судя по всему, — пожал он плечами.

— Ты не должен сидеть и надеяться, что они просто уйдут, парень, — сказал я. — Есть люди, которые любят пугать других и причинять им боль. Они будут продолжать делать это, пока ты их не остановишь.

— Я не собираюсь ни с кем драться, — почти прошептал Ирвин.

— Я не собираюсь никому причинять боль. Я… я не могу. И, кроме того, пока они пристают ко мне, они не будут трогать других.

Я откинулся назад и глубоко вздохнул, разглядывая его сгорбленные плечи и опущенную голову. Малыш был испуган, этот страх укоренился в нём, развивался и рос в течение месяцев и лет. Но в хрупком теле мальчика виделась и своего рода спокойная, стойкая решимость. Он не боялся оказаться лицом к лицу с братьями-хищниками. Он просто страшился вновь проходить через боль, что сулит эта встреча.

Мужество, как и страх, бывает разного сорта.

— Черт, — сказал я тихо. — А у тебя есть-таки храбрость, малыш.

— Вы можете остаться со мной? — спросил он. — Если… если вы будете здесь, может быть, они оставят меня в покое.

— Сегодня, — возразил я спокойно. — А что будет завтра?

— Не знаю, — ответил он. — Вы что, уезжаете?

— Я же не могу остаться здесь навсегда. Рано или поздно тебе придётся разбираться самому.

— Я не буду драться, — упрямо произнёс он. Капля упала с опущенного лица, размазав часть строчек на листке. — Я не стану таким, как они.

— Ирвин, — окликнул я. — Посмотри на меня.

Он поднял глаза. Они были мокрыми. Он часто моргал, стараясь удержать слезы от падения.

— Драться — не всегда плохо.

— В школе учат совсем другому.

Я коротко улыбнулся.

— Школа заботится о знаниях. Я забочусь о тебе.

Он нахмурился, выражение его лица стало сосредоточенным, задумчивым.

— А когда драться позволительно?

— Когда ты защищаешь себя, или кого-то ещё, от причинения вреда, — объяснил я. — Когда кто-то хочет сделать тебе больно, или когда другой не может себя защитить, а законные власти не могут или не хотят защищать вас.

— Но чтобы выиграть бой, придётся причинять людям боль. И это неправильно.

— Да, — согласился я. — Это так. Но иногда это необходимо.

— Это не обязательно делать прямо сейчас, — сказал он. — Со мной всё будет в порядке. Это будет больно, но я останусь цел.