Евгений Лукин - Тридцать три головы молодецкие

Щеки Аркадия стыдливо потеплели. Почему-то это происходило каждый раз, когда ему выпадал случай принимать гонорар или даже зарплату. Проделанная работа немедленно показалась ему пустяковой, а пережитые страхи — смехотворными.

— Я м-могу еще слазать… посмотреть… — в избытке чувств предложил он, пряча нажитое легким, хотя и праведным трудом. — Вдруг не то!

— Или не то… — процедил Глеб, — или наколол он меня, что клад на аршин в землю уйдет…

О сладостное осознание превосходства! Аркадий приосанился.

— Ну а чего бы вы ожидали? — мягко, но свысока пристыдил он. — Какой-то, простите, колдун…

— Ничего себе «какой-то»! — оскорбился Глеб. — К нему вон роботов на консультацию носят… Во фишка будет, если и с головами наколол! — с кривоватой усмешкой заключил он. — И не проверишь ведь… Нычка-то уже вынута!

При упоминании о головах Аркадия метнуло в противоположную крайность: мигом вспомнилась вся глубина унижения, пережитого на дне котлованчика, — и горло перехватило от злости.

— А если бы я не вернулся? — скрипуче спросил он.

— А куда бы ты из ямы делся? — не понял Глеб. И Аркадий сорвался вновь.

— Только не пытайтесь меня убедить, будто сами не верите, что Дурман-бугор заклят! — в тихом бешенстве заговорил он. — На тридцать три головы! Молодецких, самолучших… Мне об этом Андрон сказал!

— Всяко бывает… — уклончиво отозвался Глеб, явно прикидывая, развинтить цилиндр самому или пусть колдун развинчивает. — Может и заклят… Это, знаешь, как с тремя законами роботехники…

— Да не можете вы в это не верить!.. — плачуще выкрикнул Аркадий. — Что ж вы меня, на всякий случай туда посылали?

— Ну а вдруг!

Залуженцев обомлел. С таким цинизмом ему еще сталкиваться не приходилось ни разу.

— И вы… — пролепетал он. — Вы вот так, спокойно… могли… Глеб с недоумением взглянул на невменяемого подельника — и сообразил наконец, о чем идет речь.

— Слышь, ты! — изумленно оборвал он. — Самолучший! Ты когда последний раз в зеркало смотрелся? Клады-то не от лохов, а от крутых заклинают! Тоже мне, молодец выискался…

И пока Аркадий Залуженцев моргал, столбенея от новой обиды, Глеб Портнягин решительно развинтил цилиндр. Внутри оказалась вторая половинка листа, на которой печатными буквами было выведено одно-единственное слово: «Годен».

— Вот же падла старая! — с искренним восхищением выдохнул Глеб.

Снова сунул записку в цилиндр и, свинтив, непочтительно кинул его в просторный, как монгольфьер, рюкзак.