Генри Каттнер - Пять рассказов о Гэллегере

– Не отпускайте, – упорствовал Хоппер. – И вообще, кто вы такой? Капитанишка космического корабля?

Загорелое лицо Уолла посерело. Он вынул из кармана кожаный футляр, показал значок.

– Командор Уолл, – представился он. – Из Правительственной Комиссии по Астронавтике. Назначаю тебя, – он указал на Нарцисса, – временным правительственным уполномоченным. Если эти полицейские в течение пяти секунд не освободят мистера Гэллегера, можешь разбить им головы.

Впрочем, этого уже не требовалось. Комиссию по Астронавтике уважали все! За ней стояло правительство, а в сравнении с ним местные власти мелко плавали. Полицейские поспешно отпустили Гэллегера и сделали вид, будто вообще его не трогали.

Хоппер, казалось, вот-вот лопнет.

– По какому праву вы становитесь на пути закона, командор? – потребовал он объяснений.

– По праву приоритета. Правительству необходимо устройство, и мистер Гэллегер сделал его для нас. Он, по крайней мере, имеет право на то, чтобы его выслушали.

– Нет, не имеет!

Уолл смерил Хоппера ледяным взглядом.

– Если не ошибаюсь, несколько минут назад мистер Гэллегер сказал, что ваш заказ тоже выполнен.

– Вот это что ли? – Здоровяк указал пальцем на машину. – По-вашему, это похоже на стереоскопический экран?

– Нарцисс, дай-ка мне ультрафиолетовую лампу, – сказал Галлегер и подошел к машине, молясь, чтобы его предположение оказалось верным. Впрочем, иной возможности просто не было. Исключите азот из почвы и камня и вы получите совершенно инертную материю.

Гэллегер щелкнул выключателем, и машина запела «Больницу Святого Джекоба». Командор Уолл смотрел на нее удивленно и не так уж доброжелательно. Хоппер фыркнул, а Смейт подбежал к окну, и замер в экстазе, глядя, как длинные щупальца пожирают землю, безумно мельтеша в дыре.

– Лампу, Нарцисс.

Лампа была уже подключена к удлинителю, и Гэллегер медленно пошел с нею вокруг машины. Вскоре он оказался возле диска с канавкой.

Что-то голубовато блеснуло, оно выходило из небольшого отверстия в трубке, огибало диск с канавкой и витками ложилось на пол. Гэллегер коснулся выключателя; когда машина остановилась, отверстие закрылось, отрезая голубое нечто, выходящее из трубки. Гэллегер поднял его, выключил лампу, и моток исчез. Он включил ее снова – и провод появился вновь.

– Прошу, командор, – сказал Гэллегер. – Можете это опробовать.

Уолл искоса взглянул на него.

– Сопротивление на растяжение?

– Очень большое, – ответил Гэллегер. – Это минеральная составляющая земли, спрессованная в провод. Разумеется, у него небывалая сопротивляемость растяжению. Правда, тонны груза на нем не поднять.

Уолл кивнул.

– Понимаю. Он пройдет сквозь сталь, как игла сквозь масло. Превосходно, мистер Гэллегер. Мы должны провести испытания…

– Сколько угодно. Я в нем уверен. Этот провод можно вести под любым углом с одного конца корабля на другой, и он никогда не порвется от тяжести. Он слишком тонок, и потому просто не может быть нагружен неравномерно. Проволочный трос тут не подходит – вам нужна была эластичность, которая не снижала бы сопротивления растяжению. Единственным возможным вариантом был тонкий прочный провод.

Командор улыбнулся.

– Мы проведем испытание, – сказал он. – Вам нужны деньги? Я могу заплатить еще, в разумных пределах, конечно. Скажем, тысяч десять.

Хоппер протиснулся вперед.

– Я не заказывал никаких проводов, Гэллегер, значит, моего задания ты не выполнил.

Гэллегер не ответил, он настраивал лампу. Провод стал желтым, потом красным.

– Вот твой экран, умник, – сказал он. – Видишь эти цвета?

– Конечно, вижу! Я же не слепой, но…

– Разные цвета в зависимости от длины световой волны. Смотри: красный, голубой, снова красный, желтый…

Провод, который все еще держал Уолл, стал невидимым. Зачарованный Хоппер с отчетливым звуком закрыл рот и подался вперед.

– У провода тот же показатель преломления, что у воздуха, – сказал Гэллегер. – Я специально сделал так.

Он был достаточно порядочен, чтобы покраснеть. Ничего, за это он поставит Гэллегеру Бис выпивку.

– Специально?

– Вам нужен стереоэкран, на который можно смотреть с любой стороны и видеть изображение без искажений. И в цвете, естественно. Вот это он и есть.

Хоппер тяжело дышал. Гэллегер улыбнулся.

– Возьмите каркас куба и обтяните его этим проводом. Потом сделайте со всех сторон экран из густой сетки и натяните побольше провода внутри куба. В конце концов образуется невидимый куб, целиком сделанный из этого провода. Теперь подавайте на него сигнал в ультрафиолете и получите цветовые узоры, зависящие от длины волны. Иными словами, изображение. Цветное и трехмерное, поскольку транслируется оно на невидимый куб. И кроме того, на него можно смотреть под любым углом, поскольку это не оптическая иллюзия, а настоящее трехмерное изображение. Ясно ли?

– Да… – слабым голосом произнес Хоппер. – Почему… почему вы не сказали мне раньше?

Гэллегер предпочел сменить тему разговора:

– Командор Уолл, мне нужна охрана. Некий бандит по имени Макс Кафф пытался прибрать к рукам эту машину. Его люди похитили меня сегодня и…

– Препятствование выполнению правительственного задания? – зловеще вопросил Уолл. – Знаю я этих мелких политиканов. Макс Кафф больше не будет вам мешать… Можно позвонить?

Смейт расплылся в улыбке при мысли, что Кафф получит по лапам. Гэллегер встретился с ним взглядом, подмигнул и предложил всем гостям выпить. На этот раз не отказался даже командор. Закончив разговор, он повернулся и принял стакан от Нарцисса.

– Ваша лаборатория будет охраняться, – сообщил он Гэллегеру. – Больше неприятностей не будет.

Уолл выпил и пожал конструктору руку.

– Я должен обо всем доложить. Удачи вам и огромное спасибо. Мы позвоним вам завтра.

Он вышел, пропустив вперед обоих полицейских.

– Я должен перед вами извиниться, – сказал Хоппер и осушил свой стакан. – Что было, то прошло, верно, старина?

– Да ладно уж, – сказал Гэллегер. – Но вы должны мне деньги.

– Тренч вышлет чек. И… гм… и… – Слова застряли у него в горле.

– Что случилось?

– Ничего… – просипел Хоппер, медленно зеленея. – Немного воздуха… о-о!.

Дверь за Хоппером захлопнулась. Гэллегер и Смейт удивленно переглянулись.

– Странно, – заметил Смейт.

– Может, он вспомнил что-то срочное? – предположил Гэллегер. – Неисповедимы пути господни.

– Я вижу, Хоппер уже исчез, – сказал Нарцисс, появляясь с новой порцией выпивки.

– Да. А что такое?

– Я предвидел, что так и будет, потому что налил ему чистого спирта, – объяснил робот. – Он ни разу не взглянул на меня. Я не заносчив, но человек, настолько невосприимчивый к красоте, заслужил урок. А теперь не мешайте мне. Я пойду на кухню танцевать, а вы можете поупражняться с органом. Если захотите, приходите полюбоваться на меня.

И Нарцисс покинул лабораторию, жужжа всеми своими внутренностями. Гэллегер вздохнул.

– Вот так всегда, – сказал он.

– Что именно?

– Да все. Я получаю заказ на три совершенно разные вещи, надираюсь и делаю нечто, решающее все три проблемы. Мое подсознание идет по пути наименьшего сопротивления, но, к сожалению, когда я трезвею, путь этот становится для меня слишком сложен.

– А зачем трезветь? – спросил Смейт, попадая точно в десятку. – Как действует ваш орган?

Гэллегер показал ему.

– Я ужасно себя чувствую, – пожаловался он. – Мне нужна неделя сна или…

– Или что?

– Выпивка. Наливай. Знаешь, меня беспокоит еще одно.

– Что именно?

– Почему эта машина, когда работает, поет «Больницу Святого Джекоба»?

– Это хорошая песня, – сказал Смейт.

– Верно, но мое подсознание всегда действует логично. Конечно, это логика безумца, но…

– Наливай, – ответил Смейт.

Гэллегер расслабился, ему делалось все лучше и лучше. По телу расходилось приятное тепло, в банке были деньги, полиция отстала, Макс Кафф наверняка расплачивался за свои грехи, а тяжелый топот доказывал, что Нарцисс действительно танцует на кухне.

Было уже заполночь, когда Гэллегер поперхнулся выпивкой.

– Вспомнил! – воскликнул он.

– Чт-то? – удивленно спросил Смейт.

– Я хочу петь.

– Ну и что?

– Я хочу петь «Больницу Святого Джекоба».

– Ну так пой, – предложил Смейт.

– Но не один, – подчеркнул Гэллегер. – Я люблю ее петь, когда накачаюсь, но, по-моему, она лучше звучит дуэтом. А когда я работал над машиной, то был один.

– И?

– Видимо, я встроил в нее проигрыватель, – сказал Гэллегер, думая о безумных выходках Гэллегера Бис. – О боже! Эта машина делает четыре дела сразу: жрет землю, выпускает тяги для у вращения космическим кораблем, создает стереоскопический экран без искажений и поет со мной дуэтом. Удивительная штука!