Андрей Лях - Синельников и ремонт

Полный вздор. Пространство все то же, и измерение самое обыкновенное, просто все это слегка отогнуто в сторону от наших рутинных палестин. Проход ни туда, ни оттуда ничем не затруднен, но пользоваться им желающих мало. Здесь — Дом, и обитатели его мало склонны к перемене мест. Там — дремучее средневековье, шестнадцатый век, по моим подсчетам. Народ тоже более чем консервативный. Бродит, конечно, кое-кто, но редко.

Вход от нас в Долину по размерам вполне приличный — футов десять на де­сять, и заключен в здоровенный, опять-таки резной, портал, несколько напомина­ющий тот огромный шкаф, который порой вытаскивают на сцену во время поста­новок «Вишневого сада». Единственное неудобство в том, что расположен он на втором этаже, что для конного передвижения составляет известную трудность.

Существует конюшня, и в ней всеобщие любимцы, две лошади — почтенная кобыла Звездочка и Ланселот — восьмилетний чалый жеребец весьма спокой­ного нрава. По своим статям он, на мой взгляд, вполне подходит странствующе­му отпрыску благородного семейства.

Однако в моем теперешнем виде в Долине делать нечего. Там очень полезно быть и выглядеть дворянином — для тамошней публики это вроде нашего «ве­теранам без очереди». Что ж, как управляющий Домом, я имею полное право по меньшей мере на баронский титул.

Джинсы я сначала закатал, а потом заправил в мои ковбойские сапоги; воло­сы при помощи резинки собрал в хвост; пиджак снял и из гардероба сэра Генри достал длинную замшевую безрукавку, по краям отороченную мехом. Вкупе с небритой физиономией выходило вполне убедительно. Да, но у дворянина дол­жен быть меч. Казалось бы, не проблема — мечей в Доме на обоих этажах над каждым камином и между, но ведь это все двуручные чудища, их впору вдвоем поднимать — не тащить же на себе всю дорогу этот металлолом!

К счастью, я припомнил, что в кабинете-библиотеке — наши молодцы там не отваживались бузить — над столом висит классический японский комплект — катана и вакидзаси. Их-то можно унести с собой в любом случае.

Все верно, но ведь для катаны не предусмотрено никакой портупеи! Ах, будь ты неладна. Я прихватил со стены знамя какого-то там полка с золотыми кис­тями, скатал, обернул вокруг пояса, затянул и заколол. Вышло просто замеча­тельно, за таким кушаком можно было унести не то что любой меч, но и полдю­жины пистолетов впридачу.

Тут как послышался стук подков по паркету и покряхтывание лестницы — Герман затаскивал старину Ланселота на второй этаж. Само собой, собралась вся компания. Я ожидал недовольства обхождением с реликвиями, но ошибся. При виде моего феодального наряда они приумолкли и замерли. Бетси извлек­ла из рукава кружевной платочек и приложила к уголку правого глаза.

— Боже, — вздохнула она, — вылитый сэр Генри.

Это тоже их идея фикс. Наши оригиналы почему-то уверены, что между мною и сэром Генри существует прямо-таки фантастическое сходство, что дает повод к странного рода ностальгии. Я к этой версии отношусь более чем скеп­тически, да и парадный портрет в библиотеке (в совокупности с зеркалом) по­добную идею скорее опровергает, нежели доказывает.

— Патрик, вы деньги принесли?

— Да, сэр.

Шесть длинных кошельков, в каждом по двадцать золотых профилей Иако­ва Первого — что делать, долларов в Долине не понимают. Я взял повод: «Спа­сибо, Герман, я сам, и приберите тут» — лошадям не втолкуешь, где что можно, а что нельзя — и прошел в Двери.

Мы стояли на вершине холма среди кустов, цветов и деревьев, светило солн­це, порывами налетал теплый ветерок. Господи... Ни шпаклевки, ни счетов... и, кстати, я ведь уже полтора года без отпуска. Прожужжал шмель. Как хотите, не буду я спешить — вот запасусь едой и завалюсь спать в каком-нибудь стогу. Я вдел ногу в стремя и махнул в седло. Что у нас за этими кустами?

Это была все та же холмистая равнина, с высоты мне ясно виднелись лес, ре­ка, и слева внизу — деревушка в двенадцать-пятнадцать домов. Впрочем, она, мне кажется, ни к чему, а помнится, надо здесь что-то объехать, затем спустить­ся, и через милю — трактир, в котором запросто можно узнать не только, где най­ти резчика, но и отчего, скажем, умер брат его первой жены. Но куда сворачивать и что объезжать, хоть тресни, я вспомнить не мог. И наплевать. Отличный денек, подо мной хорошая лошадь, солнце еще высоко — куда-нибудь да приеду.

Оставив позади первый холм, мы рысью взлетели на второй, пониже, и очу­тились на проезжей дороге. Ах да, правильно, я должен был завернуть за Вход, и сразу налево, и тогда в двух шагах деревня и тот трактир — а теперь я гнал, собственно говоря, в противоположную сторону. Ну и ладно, ничего, главное — экологически чистая среда, и вон там лес редеет и за ним какие-то строения — там мне наверняка все и расскажут.

Ланс попрашивал повода, и остаток пути мы пронеслись хорошим галопом — по тропинке и дальше вдоль каменной ограды. Даже приподнявшись в стреме­нах на рослом ганновере я не смог толком через нее заглянуть, и лишь убедил­ся, что по ту сторону двор со службами и, похоже, чья-то повозка. Тут я придер­жал ход, потому что у столба ворот стояла женщина и смотрела на меня.

На вид ей было лет двадцать восемь, роста выше среднего, то есть, по здеш­ним меркам, довольно высокого, громадная копна вьющихся каштановых волос и та длинная шея, которую именуют лебединой. Лицо... даже не знаю. У нее бы­ли большие-пребольшие карие глаза, не слишком короткий нос и вообще та очаровательная неправильность в чертах, что делает женщину привлекатель­ной с детства и до могилы. Не знаю, какой умник вбил людям в головы, что иде­альная фигура описывается цифрами «девяносто — шестьдесят — девяносто»; что в этом тоскливом занудстве идеального, я никогда не понимал, и фигура незнакомки была куда милее моему сердцу, ибо явно укладывалась в парамет­ры «сто пятьдесят — пятьдесят — девяносто». Неудивительно, что и Ланс оста­новился как вкопанный, так что я едва не ткнулся носом в гриву.

Соскочив на землю и бросив поводья как ни попадя, я подошел ближе. Ее глаза, как пишут в романах, искрились весельем.

— Кого мы видим, — сказала она приятным низковатым голосом. — Никак сам сэр Генри вспомнил о нас после долгих странствий. С возвращением в род­ные края.

Я молчал и впитывал ее облик, казалось, каждой клеточкой тела. Отвлекать­ся на какие-то разговоры просто не было сил.

— Ну, что же ты молчишь? — спросила она с насмешкой и даже скрытым раздражением. — Генри, сукин сын, это ты или не ты?

У меня внутри что-то ударило как молотом. Поначалу где-то в солнечном сплетении, а потом еще глубже, и я почувствовал, что улетаю в космические бездны, где сопротивление и, самоконтроль совершенно бесполезны. Я содрал перчатки, подошел вплотную, обнял ее и поцеловал.

Она была тонкая, горячая и очень живая. Сквозь вязку свитера я ощутил жар ее плоти и вообще временно утратил условные рефлексы. Она осторожно осво­бодилась и недовольно проворчала:

— Ну вот, добился-таки своего... Генри, что за чертовщина, ответь наконец, это ты?

Я нехотя отпустил ее, все еще держа за руку, потом с сожалением отпустил и руку с восхитительными пальцами, отступил и поклонился:

— Сударыня, позвольте представиться — Уолтер Брэдли, управляющий До­мом на время ремонта. Могу ли я узнать ваше имя?

Ее карие глазищи распахнулись в пол-лица, она прижала ко рту ладонь, от­вернулась и некоторое время смотрела на столб, возле которого стояла. Потом засмеялась, но сразу после этого сдвинула брови.

— Меллина Уорик, хозяйка этих земель и главная колдунья графства. Сэр Уол­тер, что означает ваше поведение? Вы со всеми женщинами так здороваетесь?

— Леди Меллина, прошу прощения. Во всем виновата единственно ваша красо­та. Разве не все мужчины теряют рассудок при вашем появлении? Я просто честнее других. Во всяком случае, я готов выражать вам свое восхищение круглые сутки.

Она с сомнением покачала головой, повернулась и, пройдя через ворота, нап­равилась к дому. Через мгновение я догадался, что ее спина есть приглашение, и, прихватив повод, вместе с Лансом двинулся следом.

Дом вполне походил на жилище колдуньи: на длинных полках — множество разных банок с какими-то приправами, у очага — выставка котлов всех разме­ров, под потолком на веревках сушатся пучки трав. Меллина выложила мне на стол сыра, хлеба и налила стакан местного вина, а сама уселась напротив на вы­сокую табуретку (я на секунду почувствовал себя в баре), закрутила вокруг се­бя каминный дым еще с какой-то зыбкой синевой и принялась меня рассматри­вать из-за этой завесы.

Есть я, естественно, не мог, потому что, как у классического персонажа, мой рот не знал, что делать с сыром, но пару глотков из стакана сделал. Надо было что-то сказать.

— Меллина, простите, что называю вас просто по имени... У нас там в Доме ремонт, сгорели две резные панели в верхней гостиной... Я ищу резчика. Гово­рят, он живет где-то здесь неподалеку...