Ведьмы Плоского мира - Терри Пратчетт

и все проблемы решены. К тому же в уборной на гвоздике висел прошлогодний «Ещегодник», который всегда можно было почитать, заскучав, а на двери был красивый вырез в виде виноградной грозди. Раз в несколько месяцев Маграт копала другую яму и просила кого-нибудь помочь перенести будочку на новое место.

Но что представлял собой местный гардероб, он же туалет? Это была небольшая ниша с деревянным сиденьем, расположенным над квадратным отверстием, которое вело в самый низ крепостной стены, в своего рода яму, где раз в неделю происходила биопереработка посредством органо-динамического процесса, более известного под названием «Шон Ягг и его тачка». Это Маграт еще могла понять. Это некоторым образом вписывалось в общую теорию знати и простонародья.

Но что ее шокировало, так это крючки и вешалки в уборной, которая почему-то служила еще и гардеробом.

Да, да, крючки и вешалки предназначались именно для одежды. Как объяснила Милли, здесь хранились наиболее дорогие меха и платья. А коварную моль отгонял сквозняк из отверстия и… запах[65].

Но Маграт решительно пресекла эту порочную практику.

Она лежала в постели и смотрела на потолок.

Конечно, она хотела выйти замуж за Веренса, даже несмотря на его безвольный подбородок и слезящиеся глаза. Сейчас, во мраке ночи, Маграт понимала, что не имеет права быть привередливой, к тому же не каждой девушке удается заполучить в мужья короля.

Просто ей он больше нравился, когда был шутом. Есть что-то привлекательное в мужчине, который позвякивает при ходьбе.

А теперь в будущем ее ждали плохо сотканные гобелены да сидение у окна с задумчивым видом.

Она досыта наелась томами по этикету и всевозможными родословным, а Твурповская «Книга Пэров Питнадцати Гор и равнины Сто» преследовала ее во сне.

Но, чтобы стать настоящей королевой, все это нужно выучить. Длинная галерея была забита подобными трудами, а Маграт и до середины ее не добралась. Как обращаться к троюродному брату графа? Что означают картинки на щитах, все эти смотрящие назад или идущие с поднятой правой передней лапой и косящиеся вправо львы?

А одежда? Мантилью Маграт решительно отвергла, но большая остроконечная шляпа с длинным шарфом позади ей тоже не сильно нравилась. Может, на ком-то эта шляпа и смотрится, но Маграт в ней выглядела так, словно ей на шею кто-то уронил большую порцию мороженого.

Нянюшка Ягг сидела перед камином в халате, попыхивала трубочкой и лениво подстригала ногти. Периодически раздавался пронзительный свист рикошета. Потом послышался звон — это разбилась масляная лампа.

А матушка Ветровоск лежала в постели, неподвижная и холодная. В ее руке, испещренной синими венами, была зажата записка, говорящая о том, что матушка «НИ УМИРЛА».

Ее разум парил над лесом и искал, искал…

Вся беда была в том, что туда, где не было глаз, чтобы видеть, и ушей, чтобы слышать, матушка проникнуть не могла.

Вот почему она не заметила низинку рядом с Плясунами, в которой спали восьмеро мужчин. Спали и видели сны…

С другими освоенными человеком землями Ланкр соединяется мостом через Ланкрское ущелье, где протекает мелкая, но убийственно быстрая и коварная речка по имени Ланкр[66].

Достигнув обрыва, карета остановилась.

Дорогу перегораживал шлагбаум, небрежно раскрашенный красной, белой и черной красками.

Кучер потрубил в рог.

— В чем дело? — осведомился Чудакулли, высунувшись из окна.

— Троллев мост.

— Ничего себе.

Через некоторое время из-под моста донесся грохот, и через парапет перелез тролль. Впрочем, для обычного тролля на нем было слишком много одежды. Кроме обязательной по закону набедренной повязки он носил еще и шлем. Изначально шлем предназначался для человеческой головы, поэтому на башке тролля он удерживался лишь при помощи шнурка. В общем, тролль именно «носил» его.

— Что такое? — спросил проснувшийся казначей.

— Там, на мосту, тролль, — ответил Чудакулли, — но он под шлемом, стало быть, он скорее всего какой-нибудь местный чиновник. Так что вряд ли он будет нас есть[67]. Ты, главное, не бойся…

Казначей хихикнул — разум его быстренько взял ноги в руки и помчался куда глаза глядят.

У окна кареты появился тролль.

— Добрый вечер, ваши светлости, — поздоровался он. — Таможенный досмотр.

— Что вы, что вы, мы совершенно не больны, — пролепетал уже совершенно счастливый казначей. — Тем более этим. Я имею в виду, то есть, мы волшебники, поэтому, э-э, нам нельзя…

— Я спрашиваю, — сказал тролль, — не провозите ли вы случайно пиво, крепкие напитки, вина, галлюциногенные растения или книги непристойного или распутного содержания?

Чудакулли оттащил казначея от окна.

— Нет, — ответил он.

— Нет?

— Нет.

— Уверены?

— Да.

— А не желаете ли приобрести?

— Мы что, похожи на козлов? — радостно осведомился казначей, несмотря на попытки Чудакулли сесть ему на голову.

Есть люди, способные войти в негритянский бар и толкнуть длинную речь в защиту рабства.

Но даже эти люди посчитали бы нетактичным упоминание слова «козел» в присутствии тролля.

Выражение лица тролля изменилось очень медленно, словно лавина величаво сошла с горного склона. Думминг попытался забраться под сиденье.

— Ну, мы поскакали? — раздался слегка приглушенный голос казначея.

— Это не он, — быстро проговорил аркканцлер. — Это говорят пилюли из сушеных лягушек.

— Меня невкусно есть, — объявил казначей. — Лучше моего брата съешь, он такой ко… Мф-мф мф-мф…

— Понятненько, — покачал головой тролль. — Кажется мне… — И тут он заметил Казанунду. — Ага! — воскликнул он. — Контрабанда гномов.

— Не говори чепухи, — возразил Чудакулли. — Контрабанды гномов не существует.

— Неужели? Тогда кто это у вас здесь?

— Я — настоящий гигант. В определенном смысле, — сказал Казанунда.

— Гиганты, знаешь ли, побольше ростом.

— А я болел.

При этих словах тролль несколько растерялся. Для него это была неразрешимая задача. Но тролль явно нарывался на неприятности — которые и обрел на крыше кареты, где принимал солнечные ванны библиотекарь.

— А это что за волосатый мешок?

— Это не мешок. Это библиотекарь.

Тролль потыкал в кучу рыжих волос.

— У-ук…

— Что? Обезьяна?

— У-ук?!

Минутой спустя путешественники, перегнувшись через парапет, задумчиво рассматривали протекавшую далеко внизу речку.

— И часто с ним такое? — наконец спросил Казанунда.

— В последнее время не очень, — ответил Чудакулли. — Против… этой, как ее… не попрешь. Эй, Тупс, как там эта штука называется, ну, когда размножаешься и детям своим передаешь?

— Эволюция, — ответил Думминг. Волны все еще бились о берега.

— Она самая. Допустим, у моего отца был жилет с вышитыми фазанами, и он оставил его мне, и теперь я им владею. Это, стало быть, наследственность, а…

— На самом деле все не так… — начал было Думминг, впрочем не особенно надеясь на то, что Чудакулли станет его слушать.

— В нашем Анк-Морпорке разницу