Замкнутый дракон, или Кто съел кулебяку с катикаком?! - Елена Амеличева

работала с утра до вечера, ни разу ее не видела прохлаждающейся без дела. Так что на приятные речи можно и закрыть глаза. Ну старается человек понравиться, что ж в том плохого?

- Прррройдоха! – восхитился Бука и, клювом подцепив со стола катушку ниток, передал мне.

- Так вот, и влюбился в нее, в сестру-то Сидорины, баронет один. Загляденье одно, какой был красавчик, все девчонки в нашей деревне по нему сохли, ну прям как сенцо по жаре. – Помощница хихикнула. – Но он как сестру Сидорины-то увидал, пропал махом! Такая любовь была, что прямо хоть книгу пиши!

- Рррроман! – отметил ара.

- И они поженились? – уточнила я.

- Тили-тили тесто! – попугай начал пританцовывать.

- Как бы не так! – Лили фыркнула. – Батюшка баронета суровый был. Скала, а не человек! Отродясь таких не видала, вот честное словечко! Никого отродясь не жалел, трех жен с могилу свел, все наследника хотел. А они все мерли, как мухи, то от выкидышей, то в родах, то от горячки родильной. Будто проклял кто, вот вам крест!

- Но сын все-таки появился?

- Так да, последняя жена сподобилась. Крепкая была, десять младенчиков схоронила, сама чуть Богу душу не отдала, но муж все ходил и ходил в ее опочивальню, изверг, хоть лекарь и предупреждал, что пора ему забыть туда дорогу. И вот понесла она вновь. Молилась, из храма не выходила почти. Потом родила сыночка и тут же Богу душу отдала. Отмучилась, бедняжечка. Хорошая была женщина, незлобивая.

Девушка достала платочек, шумно высморкалась, и ровные аккуратные стежки дальше побежали по ткани стайкой шустрых гусеничек.

- Вот тот наследник и влюбился в сестру Сидорины, когда вырос. Отец, как узнал, побил его, грозил наследства лишить и придушить, коли девку ту простолюдинку не забудет. Но любовь разве ж победишь? Сбежали в итоге голубки от злого папаши, обвенчалися, сказывают, на работу к какому-то магу устроились, и на корабле в страну далекую уплыли с ним.

- Но как их детки к Сидорине попали?

- Так погибли ж родители-то их, - служанка снова взялась за платочек. – Буря сгубила морская лет через десять. Волны, сказывают, черные потопили корабль, на котором тот маг со своей мачехой домой плыл. Детишек родители успели в шлюпку посадить, Бог их спас. А сами…

В ход снова пошел носовой платочек.

- Ну, а потом деток к деду привезли. Баронет с женой-то домой ведь плыли, чтобы примириться с ним, внучат ему показать. Думали, растает сердце стариковское, ведь такие лапушки получились. Умненькие, воспитанные, добрые – дай Бог каждому таких деток! Но где там! Сказал старый хрыч, что знать их не желает, вот как. Видать, обида-то на сына с невесткой глубоко в нем засела. Даже после смерти не простил. И малышей – сиротинушек не пожалел, отвез к тетке – Сидорине, то бишь, денег той дал, чтобы тоже не прогнала, ей нахлебники не нужны были.

- Вот мерзавец! – искренне изумилась я.

- Зарррраза! – поддержал Бука.

- Она всегда такой была, - служанка кивнула. – Жадная до чужого добра, хапуга та еще. Коли что спереть можно, перла. Все знали, пропало чего, к ней ступай. Но Бог ведь все видит – всегда в бедняках Сидорина ходила. Все у нее не так да не этак было. – Лили хихикнула. – Сена украдет, так сарай сгорит вместе с ним. Курицу у кого стащит, так та больной окажется и весь курятник выкосит неведомой болячкой. Деньгу подберет, ежели кто обронил, так ее же на базаре и обворует лихой человек. Краденое ж никогда в добро не идет. На грош украл, золотой потеряешь!

Глава 26 Сорока

Она расправила подшитое платьице для Нюси, покивала себе, довольная работой, и продолжила рассказ, приметывая к наряду голубые рюши, что очень пойдут к небесным глазкам нашей кроткой, застенчивой девочки:

- Так вот. Как дед-то Александра и Нюсеньки привел к Сидорине племяшей, та сначала такой хай подняла, вы бы слышали, леди Тори! Будто режут ее живьем. Ни дать, ни взять, как свинья на убое верещала. А когда барон сказал, что постоянно будет деньги на детей давать, заткнулась мигом, выгоду почуяла. И сразу малышей в дом проводила.

- Хапуга! – припечатал попугай, перестав чистить хвостовые длинные перья. – Поррроть надо!

- Теперь все понятно, - протянула я, сделав последний стежок на камзоле. – И почему дети столь разительно отличаются от Сидорины и ее супруга, и то, зачем они ей. Вот сразу почувствовала, что не мать она им, уж больно приятные детишки. И видно, что умненькие, воспитанные, ученые, в любви выросшие.

- Так да, все яснее ясного, - помощница закивала. – Хитропопая она, баба эта, я вам прямо скажу. И денежки с деда ихнего тянет, и самих деток гоняет с утра до вечера, работать заставляет, и не велит им никому ничего сказывать. Чует, кошка драная, что тогда мяско-то отнимут, коли прознают про ее интриги!

- Надо что-то придумать, - пробормотала я, отложив камзол.

Но что? Вернуть детей деду, который внуков, что остались без родителей, выгнал взашей и «сплавил» к злобной тетке, которая их эксплуатирует почем зря? Плохой вариант. Лишить власти Сидорину тоже сложно, она же законный опекун все же и наверняка может с умным видом нужными бумажками помахать перед любым высокопоставленным носом. Хотя сама-то и читать не умеет.

А то, что детей ей ни в коем случае доверять нельзя, не докажешь. Работают? Так чего ж плохого в том, что к труду их тетка приучает, все правильно делает. Бьет? То же блага ради, никто от подзатыльника и оплеухи пока не помер, детям полезно, чтобы место свое знали.

Это все быстро пробежало в моей голове.

Ну, ничего, на каждого хитреца довольно простоты, как говорится. Найдется и на эту хабалку управа. Главное, лошадей во весь опор не гнать. Сейчас Александр и Нюся под моим присмотром. Сыты, одеты-обуты, рабами теткиными больше не являются, комнатка им своя под спаленку выделена в замке. Ни холодно, ни голодно им. Играть можно сколько угодно. Учиться вот будут вместе с племянниками Захарии, когда лето закончится.

Начало положено. А что дальше делать – время покажет. И вот когда нужный час придет, тогда, как говорит Бука, пойдем «на аборррдаж!»!

Я улыбнулась, кивнув сама себе, вздрогнула от яростного