Газкулл Трака: Пророк Вааагх! - Нэйт Кроули

сцепившись в смертельных объятиях. Громадная зубчатая клетка когтей Газкулла полностью сомкнулась на торсе Рагнара, и, услышав треск керамита под ее хваткой, ты экзальтированно вопишь. Но потом ты видишь: Морозный Клык острием впился в шею Пророка. Кровожадные зубья реликвии застряли в толстой шкуре, но они уже дрожат, пока мотор воет, дабы освободить их, и из раны начинают вылетать куски эластичной кожи.

Когда твой крик триумфа падает до стона ужаса, ты ползешь, чтобы освободиться из-под камня и побежать к хозяину. Но щель слишком узкая. Может, три Макари назад, когда ты был поразительно тощим недомерком, ты бы пролез. Но с этим телом ты быстро застрял, высвободив голову и одну руку, тянущуюся в жалком отчаянии.

Раздается оглушающий, влажный треск, и лезвие на большом пальце когтя Пророка пробивает нагрудную пластину Рагнара, проливая густой поток крови из сердца Волчьего Лорда. Это смертельное ранение.

Но в тот же миг из раны Газкулла вырывается большой кусок спутанной, перекрученной кожи, и зубцы Морозного Клыка приходят в яростное размытое движение. Пока ты тщетно дергаешься, клинок прорезает толстые, как ноги, связки в шее твоего хозяина. И затем, в огромном потоке раскрошенных костей и размолотой плоти, разрывается его позвоночник.

С последним вздохом, Пророк произносит в лицо умирающего Рагнара единственную фразу, но ты не слышишь ее из-за собственных воплей отчаяния.

Голова Газкулла Траки падает на пол. Она падает на адамантиевую пластину, закрывающую его священную рану, и дрожь от столкновения проходит через весь собор. Этого, между тем, достаточно, чтобы сдвинуть руку статуи, держащую открытым лаз, в котором ты застрял. С тяжелым приглушенным стуком, огромный каменный блок над тобой падает вниз.

Неф собора начинает бешено крутиться, и ты несколько мгновений думаешь, отчего же, пока не понимаешь, что у тебя больше нет тела. Когда твоя голова останавливается, прокатившись немного по нефу, ты моргаешь, стряхивая с глаз каменную пыль.

Твое зрение быстро тускнеет. Но прежде чем оно пропадает окончательно, ты видишь последнюю сцену, невольно взглянув на ступени возвышения. Рагнар, дрожа, стоит над трупом Пророка с ужасным проломом в груди. Он шатается, едва держась на ногах. Одной рукой он высоко поднял голову Газкулла Траки. И перед тем, как из тьмы поднимается зеленое, чтобы забрать тебя, ты видишь, что клыки твоего хозяина сложились в огромную победную ухмылку, и ты знаешь, что все будет хорошо.

ДОПРОС XI

Лорд-инквизитор Титонида Фалкс осознала, что она не гретчин, примерно в тот же момент, когда поняла, что ее рвет. Или, по крайней мере, у нее рвотные спазмы. Она не знала, когда последний раз ела – обычно речь шла о днях, а не о часах – но тем не менее ее желудок прилагал все усилия, чтобы опустошить себя. Словно кулак, сжимавшийся одновременно с ударами в голове и каждый раз выдавливавший небольшой едкий комок желчи.

Какое-то время, тошнота была всем. Она могла только удерживать себя на трясущихся руках и тужиться в жалкой надежде, что от этого выйдет воспоминание о том, как быть Макари. Когда слабость начала немного отступать, она попыталась открыть глаза. Но настил пола клетки показался расширяющимся и сжимающимся, будто дышал. И у нее возникло жуткое ощущение, что через кожу перчаток она чувствовала не металлическую решетку, а ужасный губчатый и упругий гриб. Фалкс снова начало рвать, и в этот раз дольше.

– Во имя Марса и Терры, Хендриксен, – наконец прохрипела она, приоткрыв глаз и увидев кажущийся нормальным пол. – Я и не знала, что шаманские традиции Фенриса были такими... грубыми.

– Поверь моему слову, инквизитор, – ответил рунный жрец, когда она, дрожа, встала на ноги, – ты легко отделалась.

Одного взгляда на ветерана Караула Смерти хватило, чтобы понять, о чем он. Хендриксен выглядел жутко. Она довольно долго работала с псайкерами, потому знала о последствиях перенапряжения, но она никогда не видела ничего подобного степени его истощения от проецирования воспоминаний Макари. Он... почти иссох, насколько это можно сказать про космического десантника, а особенно про столь крепко сложенного, как Хендриксен. Тонкий слой жира, покрывавший мускулатуру его торса, полностью сгорел, оставив на глыбах крепких мышц обвисшую кожу.

Но хуже всего было его лицо. Глаза – в почерневших от запекшейся ритуальной крови глазницах – на выкате, щеки ввалились, показав несколько нечеловеческое строение черепа. Обычно, видно было лишь мельком – блеск острия, когда он, смеясь, откидывал голову или скалился от раздражения. Но сейчас ничто не скрывало этого. Рот над его бородой, вновь продернувшейся смертной белизной, вспороли корни клыков. Фалкс смотрела на лицо самого давнего союзника и чувствовала лишь глубокий, атавистический страх.

– Прошу прощения за... дискомфорт, – сказал он, наклонив косматую голову к полу, чтобы избавить ее от первобытной тревоги при встрече с его взглядом. – Я давно не обращался к старым методам. Я забыл, каковы они для непосвященных.

– Не имеет значения, – произнесла Фалкс, борясь с очередной волной спазмов под ребрами. – Мы наблюдали нечто действительно неповторимое. Других способов дойти до конца истории существа не было, и...

– Вы могли просто спросить, – сказал Макари на чистом низком готике.

– Прощу прощения? – выпалила Фалкс и напрягла каждый мускул своего тела, чтобы не закричать от удивления.

– Прощения за что? – спросила тварь, когда под его сломанным носом расползся этот жуткий насмешливый оскал.

Фалкс лишь смотрела, как и Хендриксен. Она понятия не имела, был ли вопрос искренним, или гретчин играл с ними. И это, больше чего-либо другого, напугало ее. С ее вниманием к деталям и психическим даром Хендриксена, за эти годы они развили неодолимую интуицию на мысли ксеносов. Они научились читать язык тела премудрых фракталов; выводить на чистую воду тварей, которых можно было увидеть лишь в свете смертоносного восхода умирающего пульсара. А теперь их переиграло... это.

Макари, ловкий несмотря на сломанную руку, вскочил на стул для допроса и уселся на нем, скрестив ноги, будто какой-то кошмар из сказок древней Терры.

– Я даже на стул сяду, – прохрипел он на языке, который просто не должен был знать, и затем раздраженно хлопнул по металлу. – Все эти вопросы Морком-меченные дни напролет, а теперь вам сказать нечего! Я понимаю, почему ты не очень популярна, Титонида.

– Спрашивать больше нечего, – протянул Хендриксен, будто порыв снега, затушивший последние угольки пламени, и пошел к Макари с выхваченным ножом.

Фалкс хотелось лишь избавиться от твари. И