Стив Лайонс - Имперская гвардия: Омнибус

Четыре дня мучений, прежде чем я начинаю хотя бы думать в больнице башни, со спиной, замотанной в смоченные морской водой бинты. Ублюдочно больно, но соль помогает заживить мои рваные раны. Тюремный врач, Стронберг, положил несколько шов на худшие рубцы, но моя спина онемела, и я этого не чувствую. На следующий день после того как я выхожу из больницы, я начинаю планировать свой побег.

Есть только один выход из башни, на крыше. Если я смогу пробраться туда, возможно, с веревкой или еще чем, у меня будет возможность перебраться через внешнюю стену и укрыться в безопасном месте. Есть одна проблема. Единственный путь к крыше — лифт. Я должен найти какой-то способ получить контроль над лифтом достаточно долго, чтобы достичь вершины. Пока не уверен, как это сделаю, но знаю, что понадобится хоть какое-нибудь оружие. Я должен придумать способ изготовить оружия, незаметное и смертоносное.

Ответ приходит ко мне во время обеда на следующий день. Как они всегда делали, охранники забирают ножи первыми, тщательно наблюдая за их количеством. Я никогда не получу один из них. Тем не менее, ложки просто убрали с остальной посудой, не обращая на них особого внимания. На следующий день за завтраком я делаю первый шаг.

Все закончили с кашей, включая моего сокамерника, который сожрал все раньше на одном дыхании. Рядом со мной худой человек, с рыжими волосами и вытянутым лицом. Если честно, я не замечал его раньше, всегда пялился на машину для обжирания на скамейке напротив. Сегодня, однако, он стал объектом моего внимания.

Я встаю на ноги с ревом, ломаю посуду и бросаюсь на него.

«Что ты сказал о моей матери?» — я хватаю ворот его арестантской жилетки. Он рычит на меня, пытается нанести удар, я отвожу голову так, что его кулак врезается в жесткую часть моего лба. Я подбрасываю его вверх и кидаю на стол, раскидывая вокруг еще больше мисок, ложек и холодной кашей. Заключенный, сидевший правее и напротив, бросается на меня через стол, но я поднимаю тощего парня вверх, так что удар попадает тому по лицу. Отпустив его, оборачиваюсь к человеку слева, видя краем глаза, что Марн отправляет полежать напавшего на меня.

Скоро вокруг меня дерутся семь или восемь человек. Один из них бьет мне в подбородок, я уклоняюсь, кидаюсь под скамейку и прокатываюсь под столом на скамейке и прокатки в соответствии с таблицей. Я быстро хватаю одну из отброшенных ложек и засовываю в сапог, подтягиваю голенище, чтобы скрыть длинную ручку. Я отсиживаюсь там около половины минуты, а затем вылезаю, когда охрана разнимает драку. Один из них хватает меня и толкает в сторону. «Убери этот бардак наверху, нарушитель» — рычит он, указывая на разбитые тарелки и разбросанные столовые приборы.

«Конечно, сэр, простите» — бормочу, упав на колени, подбираю осколки треснувшей керамики и собираю ложки. Я остаюсь убирать перевернутую столовую, пока другой охранник не поскальзывается на металлической миске и не говорит мне бросить всё это.

«Сегодня останешься без ужина, Кейдж» — говорит охранник с миской. «Если ты не можешь есть, не превращаясь в животное, то есть ты не будешь вообще»

«Извините, сэр, я прошу прощения еще раз. Я пересмотрю свое поведение» — в глубине души я счастливо улыбаюсь. План начинает работать.

Три ночи я украдкой превращаю край ложки в острое лезвие. Скрип теряется в храпе Марна, ночью я часами провожу ложкой по кирпичной стене и обратно, под кроватью, чтобы проверяющие случайно не нашли следов. Еще четыре дня судорожного трения уходят на то, чтобы превратить конец ручки в точку. Отличная штука прокалывания горла и легких. Когда с моим оружием всё становится ясно, я переношу внимание на то, что буду делать дальше.

Лифт останавливается на этаже только когда приходит время для приема пищи, гигиенических процедур или прогулки, и то — вокруг всегда куча охранников и других заключенных. Конечно, слишком много людей для эффективной попытки побега. Мне нужно придумать какой-нибудь способ, чтобы охранники специально посетили меня, лучше только один или двое, и как-то заставить их открыть дверь камеры.

После двух бессонных ночей под непрекращающийся храп Марна ответ приходит ко мне. Когда я думаю об этом, мое лицо раскалывает ироническая улыбка. Я встаю в тусклом свете, проходящим через щель под дверью, и беру подушку с постели. Стою над Марном, просчитываю варианты и решаю, что этот — лучший. Наклоняюсь и помещаю подушку на его лицо, по чуть-чуть толкаю, чтобы не вспугнуть. Он на мгновение просыпается, большие глаза смотрят с укором, а через несколько секунд нехватка воздуха толкает его в бессознательное состояние. Я убираю подушку и убеждаюсь, что он все еще дышит, но лишь чуть-чуть. Я пока не хочу, чтобы он умирал. Взяв самодельный нож, спрятанный под матрацем, я поворачиваю Марна на бок. Считаю его ребра и помещаю заостренный конец ложки между пятым и шестым, легко скользя, прокалывая легкие. Выдергиваю его, а затем сажусь на кровать и жду.

Через несколько минут его дыхание становится все более и более тяжелым, а затем капли крови начинают появляться на губах. Вскоре она начинает биться во рту, и я решаю, что пора действовать.

Бегу к двери, кричу сквозь решетку на охранника, разместившегося несколькими дверями дальше.

«Быстрее!» — зову я. «Что-то случилось с Марном. Думаю, у него оспа, или еще что-нибудь»

Охранник идет ко мне с лицом, исполненным подозрения.

«Посмотрите на него» — говорю я, отходя от двери. Он светит переносной лампой через решетку на Марна, небольшой круг света останавливается на его лице и малиновой струйке изо рта. Охранник ругается, и я слышу его шаги через площадку. Проходит еще несколько минут, прежде чем лифт лязгает в шахте, а затем с ржавым скрипом охранник открывает двери. Еще три или четыре напряженные минуты до возвращения лифта.

«Назад в дальний угол, Кейдж» — слышу приказ охранника, и я делаю, как он говорит, держа сзади в руках заостренную ложку.

Звон ключей, дверь открывается. Стоят три охранника и между ними — медик. Он одет как куратор, один из заключенных-подхалимов перед губернатором и его окружением, получивших дополнительные обязанности. Они входят и наклоняются над Марном, проверяя его дыхание. Я жду, готовый действовать, пока охранники глядят на моего умирающего сокамерника.

Три шага, и я пересекаю камеру, разрубаю лезвием яремную вену ближайшего охранника, кровь фонтанирует во мраке. Я пинаю следующего охранника в грудь, отбрасывая его к стене, обхватываю горло испуганного куратора, держа острый конец ложки напротив его правого глазного яблока. Третий охранник замирает с рукой, тянущейся к пистолету на поясе.

«Один неверный шаг, и он умрет» — рычу я, пока встает на ноги отброшенный охранник, и лицо его в ужасе под густой копной черных волос.

«Какого фрага ты творишь, Кейдж?» — спрашивает он тихо, отводя глаза от трупа товарища.

«Назад, в коридор, репоголовые» — говорю им, напрягая руку, держащую медика, а тот визжит.

«Тебе никуда не уйти» — продолжает черноволосый охранник, пытаясь обойти меня справа, но я поворачиваюсь на каблуках, волоча за собой куратора, чтобы держать его в поле зрения.

«Я сказал — назад!» — ору, вбивая ложку куратору в глаз, он недолго кричит перед кончиной. Я бросаю тело на убитого охранника и хватаю другого, который вытаскивает пистолет до того, как мои руки впиваются в его и дергают вверх под треск костей. Я вырываю у него оружие, он падает назад, обнимая руку, я обращаюсь к оставшемуся охраннику.

«Не стоит» — предупреждаю я, направив дуло пистолета ему прямо между глаз.

«Бросай пушку» — говорю я, и он делает, как сказано, расстегивает ремень и дает ему с грохотом упасть на пол. «Теперь на выход» — указываю ему на дверь, бросаю взгляд на парня со сломанной рукой, но он упал на пол и всхлипывает. Забросив его оружие через плечо, я иду за охранником по коридору.

Мы проходим к лифту, и я толкаю его внутрь до того, как двери закрываются за нами. Перебрасываю пистолет в левую руку, чтобы он оставался на прицеле, я дергаю рычаг вправо, и лифт с грохотом начинает движение.

Этаж за этажом мучительно ползем вверх по центру башни, путь лифта обозначен освещенным циферблатом над дверью. Примерно на двадцатом этаже начинает реветь сигнализация, предупреждающая о побеге.

Охранник с удовольствием замечает — «Это за тобой. Они получили приказ убить тебя, если будешь сопротивляться. Сдавайся, или подохнешь»

«Ты этого не увидишь» — говорю я, нажимаю спусковой крючок, и половину его лица просто сносит. Пока эхо от выстрела гремит вокруг, лифт скрипит, останавливаясь, а затем начинает опускаться. Отчаянно дергаю рычаг, но, должно быть, есть какое-то внешнее управление. Я осматриваю кабину и замечаю служебный люк в потолке.