Дэн Абнетт - Сожжение Просперо

Длинный Клык хотел еще что-то добавить, но внезапно задрожал и закрыл глаза.

— Тебе больно? — спросил Хавсер.

— Ерунда, — тот лишь пренебрежительно отмахнулся. — Пройдет.

Астартес вытер кровь с губ.

— Мы — убийцы на службе у Всеотца, — повторил жрец. – Ради чести мы готовы уничтожить любого. Быть может, поэтому другие считают нас безумцами. Мы не приемлем страх. В наших жизнях ему нет места. Стоит нам оказаться на поле боя, и страх перестает для нас существовать. Он не следует за нами. Не мешает нанести удар. Мы изгоняем его из сердца и головы.

— А истории? — спросил Хавсер.

— Наша жизнь проходит на лезвии ножа, — сказал Длинный Клык. – Беспощадность Фенриса, бесконечное сражение с врагами человечества. В чем нам искать отдушину? Уж точно не в утонченных удовольствиях смертных. Не в вине или песнях, женщинах или пирах.

— Но в чем тогда?

— Лишь в том, что мы отвергаем.

— В страхе.

Длинный Клык хохотнул, и из его рта вновь потекла кровь.

— Вот теперь ты понял. Лишь в Этте, у очага, под рассказы скальдов мы позволяем страху вернуться. И только если сказание будет достаточно хорошим.

— Вы позволяете себе ощутить страх? В этом ваша отдушина?

Длинный Клык кивнул.

— Так какие должны быть сказания? Истории о войне или об охоте на морского орма…

— Нет, нет, — поморщился Длинный Клык. – Всех этих существ мы можем убить, даже если это не всегда просто и не каждый раз получается. Их нечего бояться. Скальд же должен найти историю о чем-то, что мы убить не можем. Я тебе уже говорил об этом. Нечто, против чего бессильны наши клинки и болт-снаряды. То, что не умрет, даже если его ударить изо всех сил. Создание, нить которого мы не в силах перерезать.

— Малефик, — сказал Хавсер.

— Малефик, — согласился жрец.

Он поднял глаза на Хавсерса и вновь закашлялся, сплевывая сгустки крови.

— Постарайся как следует, — произнес он.

— Я родился на Терре, — сказал Хавсер.

— Как и я, — гордо вставил Длинный Клык.

— Как и ты, — кивнул Хавсер. Он начал вновь. — Я родился на Терре. Старой Земле, как ее называли в Первую Эру. Большую часть жизни я проработал консерватором для Объединительного Совета. Когда мне было около тридцати лет, я трудился в старой Франкии, в центре крупного городского узла под названием Лютеция. Большая часть города лежала в руинах, просто исчезла или же превратилась в подулейные трущобы. У меня был друг. Вернее коллега. Его звали Навид Мурза. Он уже умер. Погиб в Осетии примерно десять лет спустя. На самом деле он мне был совсем не другом. Мы соперничали. Мурза был очень опытным и необычайно талантливым ученым, но также весьма безжалостным. Он использовал людей. Готов был перешагнуть любого, чтобы получить желаемое. По стечению обстоятельств мы оказались партнерами. Я всегда его опасался. Мурза часто заходил слишком далеко.

— Продолжай, — сказал Длинный Клык. — Опиши этого Мурзу так, чтобы я смог его увидеть.

Играл клавир. Запись была одним из аудиофайлов, которые Силия вынуждала слушать в пансионате абсолютно всех. Хавсер был уверен, что ее поставил Мурза. Он не сомневался, что Мурза спал с Силией. Она была эффектной темнокожей женщиной с копной рыже-каштановых волос. В первую пару дней пребывания в Лютеции, казалось, ее не на шутку заинтересовал Хавсер. Но затем Мурза подключил свое очарование, и все изменилось.

Если Мурза поставил музыку, значит, он успел прийти в пансионат раньше него. В какой-то момент стремительного бегства они разделились. Хавсер вошел через боковой вход, использовав генетический код, и убедился, что ставни опущены. Банда рабочих, которая хотела схватить их на месте старого собора, знала, где они разместились. Некоторые из них приходили в пансионат, чтобы обсудить детали с членами группы Консерватории.

Хавсер стянул с себя пальто. Его руки дрожали. Их едва не убили. Им угрожали и чуть было не напали, поэтому ученым пришлось спасаться бегством. Адреналин до сих пор клокотал в теле, но потрясенным Хавсер чувствовал себя не из-за этого.

На улице вечерело, поэтому он включил пару светосфер. Вся группа разбежалась по закоулкам. Им придется возвращаться в пансионат поодиночке, полагаясь лишь на удачу.

Хавсер плеснул себе амасек. Его любимая бутылка с напитком десятилетней выдержки исчезла с подноса. Пришлось обойтись чем-то попроще. В его дрожащих руках горлышко графина пару раз звякнуло о стакан.

— Навид? — позвал он. — Навид?

Ответом ему послужила лишь старая пасторальная мелодия.

— Мурза! – уже громче крикнул он. – Где ты?

Он налил себе еще амасека и поднялся по лестнице на жилой уровень.

Пансионат представлял собою большой укрепленный особняк в обособленном квартале под названием Боборг, недалеко от улицы Санантвун. Это было одно из многих безопасных зданий крупного торгового дома Уропан, в которых селили торговых агентов, и который Консерватория арендовала на три месяца. Оно было омеблировано, со штатом сервиторов, настолько безопасное, насколько это вообще возможно в Лютеции. Сам город лежал в развалинах, он был грязным, опустевшим, потрясающе древним, но почти целиком обращенным в трущобы. Хотя Хавсер ценил это место за его грандиозную историю, он не понимал, почему люди продолжали здесь жить, если могли переселиться. Для богачей и аристократов, еще живших в Лютеции, построили множество обособленных анклавов, хотя Атлантические платформы предлагали куда более высокий уровень жизни, а сверхорбитальные станции были во стократ безопасней.

Там, где лестница сворачивала на полпути, из высокого окна открывался вид на город, раскинувшийся за квартальной стеной. В темноте бугристые черные скаты крыш походили на чешуйчатый хребет ящерицы. Самая большая зазубренная глыба, торчавшая, словно обломанный шип, была трупом собора, который походил на клык, затмевающий окружающие его дома-горы. Заходящее солнце окрашивало горизонт за ним яркими розовыми мазками. По большей части свет был искусственным, он исходил от станции, которая скользила по небу на северо-запад. Хавсер не знал точно, что именно за станция это была, но, судя по времени суток и направлению полета в сторону побережья, предполагал, что это «Лемурия»[125]. Отхлебнув из стакана, он бросил взгляд наверх.

— Мурза?

Ученый поднялся. Музыка стала звучать громче. Хавсер заметил, что в пансионате очень тепло. И дело было не только в амасеке. Кто-то включил на полную мощность систему отопления.

— Мурза? Ты где?

В большинстве спален было темно. Свет и музыка доносились из комнаты, которую Мурза выбрал во время заселения команды.

— Навид?

Хавсер вошел внутрь. Все комнаты были небольших размеров, а Мурза к тому же превратил ее в настоящую душегубку. Номер был завален горой сумок со снаряжением, разбросанной одеждой, книгами, инфопланшетами. Музыка лилась из небольшого устройства рядом с кроватью. Среди вещей на полу Хавсер заметил женскую одежду и рюкзак, который не принадлежал Мурзе. Силия переехала к своему новому любовнику, доверив ему свои вещи.

Мурза бросил ее, и теперь женщине придется в одиночку идти по закрытым комендантским часом трущобам Лютеции. Типично для Навида Мурзы.

Пытаясь унять гнев, Хавсер сделал еще глоток. Мурза подверг их всех опасности, и уже не в первый раз. Но это было не самым плохим. С самым плохим ему разбираться совершенно не хотелось, но он знал, что придется.

В спальне было не просто жарко. Там было душно. Влажно.

Хавсер резко открыл дверь в ванную.

Мурза сидел голым на полу маленькой душевой кабинки, подобрав колени к подбородку и обхватив их руками. Вода, горячая вода, хлестала по нему с потолка пластековой кабинки-пузыря. Он казался печальным и опустошенным, темные волосы прилипли к голове и шее. Мурза держал за горлышко графин с амасеком десятилетней выдержки.

— Навид? Что ты делаешь?

Мурза не ответил.

— Навид! — Хавсер постучал пальцами по прозрачному пластику душевой кабины. Мурза посмотрел на него, медленно фокусируя взгляд. Казалось, он узнал его не сразу.

— Что ты делаешь? — повторил Хавсер.

— Я замерз, — ответил Мурза. Он говорил невнятно и настолько тихо, что Хавсер едва расслышал его из-за шума воды.

— Замерз?

— Я вернулся, и мне нужно согреться. Мне так холодно, Кас.

— Навид, что произошло? Это же катастрофа!

— Знаю.

— Навид, выйди из душа, и давай поговорим.

— Мне холодно.

— Вылезай из этого проклятого душа, Навид. Вылезай и расскажи мне, о чем ты думал, когда сотворил все это?

Мурза лишь удивленно заморгал, отчего с ресниц закапала вода.

— Остальные вернулись?

— Еще нет.