Александр Казанцев - Сильнее времени (Фантастический роман с иллюстрациями)

— Они бесконечно далеко. Кто здесь есть — улетят. Останусь только я один. С вами…

— А не думает ли новоявленный Адам, что прародители будущего человечества Геи должны, по крайней мере, хоть любить друг друга?

— Я… я готов. Я готов полюбить вас, Ева.

— За такую откровенность бьют по щеке.

— Ева!

— Но я отвечу тоже откровенностью. Знайте, среди миллиардов мужчин на Земле остался один, который был дорог мне и который говорил, что женщина подобна тени: когда идешь к ней, она убегает, а когда уходишь — догоняет.

— И он ушел?

— Но воображаемая тень не догнала его. Отделила себя от него тремя десятилетиями.

— Послушайте мой совет. Пусть три десятилетия превратятся в вечность.

— Иной совет горше измены. Новый Адам забывает, что я здесь не из женского каприза, а во имя долга, который разделяю с товарищами.

— Что вам до них! Вы здесь будете… — и он сделал широкий жест рукой.

— Царицей мира? — с издевкой подсказала Ева.

Ловский уже не воспринимал иронии, он уже потерял контроль над собой:

— Да, мне под силу дать вам целый мир! Мне, титану нового мира!

— Да разве сила титана в том, чтобы засунуть льва в карман? Эх вы! Да человек в любом мире титан, в любом масштабе живого, над которым его возвышает разум, а не рост. Он может сделать мышцы сильнее, чем у динозавра, передвигаться быстрее гепарда или ласточки. И он может заставить природу служить себе вовсе не тем, что станет корчевать деревья руками. Для этого у него есть машины.

И Ева, круто повернувшись, пошла обратно к костру. Она ожидала, что он пойдет следом.

Он действительно поплелся к костру.

Ева тут же решила, что Борису надо сделать укол, вызвать у него шок…

Их встретил Ратов, и Ева сразу хотела обратиться к нему за помощью, но Ловский опередил ее:

— Считайте меня Робинзоном или Гулливером, как вам будет угодно, — с нездоровым блеском в глазах объявил он, — но оставьте мне продуктов. Или — еще лучше — одну из «машин пищи».

— Ты сошел с ума! Сейчас же отправляйся на корабль, — твердо сказал Ратов и кивнул в сторону ближнего диска.

— В этом мире ваши приказы для меня — пустой звук, — вызывающе заявил Ловский, тряхнув своей волнистой шевелюрой.

Роман Васильевич пристальна всмотрелся в его лицо. Из-за отсветов костра оно словно дергалось. И Ратову вспомнился небритый, заросший Валерий, со свисающими на лоб и затылок волосами, когда он ворвался в кабину пилотов с криком, что Вечному рейсу конец. Ловский был подстрижен и гладко выбрит. Но в его глазах был тот же безумный огонек, что и у Снастьина в ту тяжелую минуту. Психика не выдерживает у наиболее экспансивных. Космос слишком тяжелое испытание для них. А для Ратова? Для него нет оправдания. Не по ложному ли принципу подбирал он экипаж? Придется отвечать.

— Альберто, Званцев! — распорядился Ратов. — Сейчас же отведите Ловского на борт корабля. У него припадок.

Звездолетчики вынырнули из тьмы.

— Оставьте меня! — истерически закричал Ловский. — Не нужна мне ваша помощь! Минимир прокормит меня!

Выкрики Бориса привлекли других космонавтов. Вернулась и Ева со шприцем и лекарствами.

— Тебе надо выпить успокоительного, — ласково сказал Ратов, беря Ловского за руку.

Тот грубо вырвался:

— Не троньте меня, жалкие пигмеи! — Глаза его были безумны, в уголках губ появилась пена. — Оставайтесь пигмеями до конца своих тусклых дней, которые вы разделите между кораблем-темницей и миром Земли. Я отказываюсь и от вас, и от вашей цивилизации.

И он бросился в джунгли. Его вскоре поглотила тьма. Только по хрусту деревьев и можно было определить, где он бежит.

Альберто Рус Луильи и Ева, знаменитая бегунья, кинулись за Ловским.

Увидав преследователей, Ловский ринулся к реке, прыгнул в нее с обрывистого берега и поплыл кролем.

Мексиканец и Ева тоже бросились за ним в воду. Званцев и Каратун добежали до берега. Они видели, как Ловский выбрался из воды, ломился, круша деревья, через чащу.

Преследователи шли по его следам, но отставали — безумие вселило в беглеца небывалую силу.

Когда Костя Званцев и Каратун все-таки нагнали Еву с ее мексиканцем, свет звезд исчез — небо заволокло тучами. Просека, оставленная Борисом, стала еле заметной.

И тогда сверкнула молния. Все, как по команде, убрали антенны.

Но прутик антенны Ловского все так же возвышался над лесом.

Над Геей разразилась одна из ее гроз, не идущих ни в какое сравнение с земными.

Еве стало жутко, как девчонке, застигнутой ливнем в степи. Дождь хлестал толстыми жгутами. Она вспомнила рассказ мамы о том, что одну женщину убило молнией в поле около Кракова и что чаще всего молния ударяет в высокие деревья. И потому под ними не надо прятаться. А Ловский был здесь великаном, он возвышался над всем лесом, словно шел один в поле, как та женщина из Кракова.

Из темноты появился командир экспедиции. Он сказал, что преследование бесполезно, больной невменяем. Может быть, ливень приведет его в чувство. Но без него они ни в коем случае не улетят, хотя бы пришлось обшарить всю планету.

— А что думает друг-командир… Борис не убрал антенну? Она как громоотвод.

Конечно, Ловский и не подумал об этом.

Вокруг полыхало огнем. Небо гремело, как броня под ударами пушечных снарядов в древности на Земле. Одно за другим факелами вспыхнули два сросшихся дерева. Мимо них пробегал сошедший с ума Борис. Казалось, молния непременно ударит сейчас и в прутик торчащей антенны.

Еве даже показалось, что она ясно видела, как ослепительно черная (именно черная!) стрела ударила в Ловского, совсем не выглядевшего великаном, и как он упал в заросли. Ева невольно зажмурилась. Черная стрела продолжала стоять перед глазами.

Ева с Альберто добежали до сраженного молнией Бориса. Звездолетчица опустилась на колени и зарыдала: это был просто очень глупый мальчик, и его надо было вылечить.

Мексиканец, подчиняясь Еве, заземлил Ловского и стал потом делать ему искусственное дыхание.

Подоспели остальные космонавты.

Было ясно, что Ловского уже не спасти. Под проливным дождем молча понесли они обмякшее тело к реке, чтобы переправить к кораблям.

Роман Васильевич думал о своей ответственности за гибель молодого человека. Он, старый космонавт, не сумел сделать нужных выводов из урока Вечного рейса. В космосе с людьми может случиться самое невероятное. Так почему же он отбирал в космос таких людей, которым легче расстаться с Землей, а не тех, кто дорожит ею и оказывается в необыкновенных условиях стойким, собранным? Почему?

Ева не вытирала мокрого лица. Струйки дождя смывали слезы. И она в свете далеких молний выглядела даже красивой.

Наутро тело Ловского зарыли на границе тропического леса и саванны.

Роман Васильевич приказал воздвигнуть памятный знак первому человеку Геи.

Камни для знака доставляли на дисках с ближних гор. И сооружение, выросшее около леса, было по сравнению с ним гороподобно.

«Этот знак найдут первые поселенцы на Гее, ради которых прилетели сюда разведчики с Земли», — печально думал Ратов, садясь в корабль.

Диски улетали торжественным, строгим строем и походили на клин журавлей, которые покидают обретенный край, чтобы вернуться.

Часть третья… ПРОТОСТАРЦЫ

…борьба есть условия жизни: жизнь умирает, когда оканчивается борьба.

Глава первая… ОТКАЗ

В иллюминаторе, в черном провале неба, светило новое, чужое «солнце».

Вилена не находила себе места. Прижав к подбородку сцепленные руки, она бродила по наскучившим металлическим коридорам, где на стенках примелькались даже случайные царапины.

Все долгие годы полета «утром», «днем» и «вечером» Вилена всегда видела одни и те же звезды: корабль будто никуда не летел и беспомощно висел на месте. И так из месяца в месяц, из года в год… Только точными приборами можно было определить его перемещение среди созвездий. Однообразие было тяжелым испытанием на выдержку. Показав себя стойкой на Земле, Вилена и здесь оказалась примером. Как нейтринному инженеру, ей приходилось заботиться о двигателях в период разгона. Она же осуществляла перегрузку горючего во время встречи с кораблями-заправщиками. Но у нее оставалось достаточно времени, чтобы обдумать свою жизнь на Земле, разобраться в себе. Порой ей казалось, что многое в ней изменилось за путь, который прошла она от игравшей в гимнастическом зале пианистки до доктора физико-математических наук, степень которого Ланской все-таки успели присвоить до ее отлета. Неизменной осталась только любовь к Арсению. Да и та послужила тому, что Вилене стало уже невозможно свернуть с дороги в космос. Высокая цель, долг и ответственность перед человечеством определили поведение новой Вилены. В ней словно проснулись самообладание и решимость, упорство и бесстрашие легендарной индианки с Ниагарских водопадов, на которую когда-то она так хотела походить.