Нора Кейта Джемисин - Наследие. Трилогия (ЛП)

В голосе Узейн Дарр не прозвучало ни малейшего удивления.

– Так я и подумала. Добро пожаловать в Дарр, господь Сиэй. Право, я слышала, будто со времени кончины Теврила Арамери ты напрочь перестал вмешиваться в дела смертных.

– Да, так и было. – Я отвернулся от собственного изваяния и упер руку в бедро, приняв такую же позу. – Однако обстоятельства воззвали ко мне, и вот я здесь.

– И ты взялся помогать Арамери, которые некогда поработили тебя?

Надо отдать ей должное, смеяться она не стала.

– Нет. Я это делаю не ради них.

– Значит, для Ночного Хозяина? Или ради моей обожествленной предшественницы, Йейнэ-энну?

Я покачал головой и вздохнул:

– Нет. Я делаю это для себя. И еще нескольких других богорожденных и смертных, которые не желают возобновления хаоса, предшествовавшего Войне богов.

– Иные склонны называть то время «свободой». Думается, и ты мог бы употребить это слово, особенно если учесть, что было потом.

Я медленно кивнул и снова вздохнул. Произошла большая-пребольшая ошибка. Не надо было Ликуе посылать меня с таким поручением. Не выйдет у меня успешных переговоров с Узейн, потому что ее цели совсем мне не противны. И меня не слишком заботило, окажется ли смертное царство вновь ввергнуто в череду жестоких усобиц. Все, о чем я на самом деле мог думать, – это…

…Шахар, ее глаза, полные такой нежности, какую я не рассчитывал узреть, пока учил ее всему, что мне известно об удовольствиях плоти. Дека-ребенок, каким я его помнил, его застенчивая улыбка, его стремление при любой возможности придвинуться вплотную ко мне…

Отвлечение. Напоминание. Я выругался.

– Припоминаю, как в те времена выглядел ваш мир, – негромко проговорил я. – Я помню, как младенцы Дарра умирали от голода в колыбельках, потому что чужеземцы сжигали ваши леса. Я помню, как вода в реках багровела от крови, а поля зарастали жирной зеленью, плодоносившей на крови. Неужели тебе хочется, чтобы такое повторилось?

Узейн подошла ближе, глядя не столько на меня, сколько на мою статую.

– Это не ты, часом, создал Ходячую Смерть? – спросила она.

Я дернулся от удивления и внезапного предчувствия беды.

– Именно от тебя следовало бы ожидать создания такого рода болезни, – беспощадно мягким голосом продолжила она. – Такой… плутовской. Со времен Йейнэ-энну у нас больше не было вспышек, но я читала старые хроники. Болезнь таится неделями, не подавая никаких признаков и распространяясь все шире. А когда она наконец проявляется, больные кажутся даже более оживленными, чем обычно, но лихорадка уже выжгла в них разум. Они ходят, но лишь продолжают заражать все новые жертвы…

Я не мог поднять на нее глаз. Мне было стыдно. Но, когда она заговорила вновь, меня поразило звучавшее в ее голосе сострадание.

– Никто из смертных не должен обладать такой властью, как Арамери в те времена, когда ты был у них в рабстве. И ни у кого из смертных не должно быть такой власти, как у них сейчас. Законы, писцы, войско, прикормленные вельможи. Богатство, награбленное у вырезанных или порабощенных народов. Даже история, какой ее преподают нашим детям в Белых Залах, превозносит их до небес, смешивая с грязью всех остальных. Вся цивилизация до последнего колесика работает на сохранение могущества Арамери. Так они и выживали с тех времен, как утратили вас, Энефадэ.

По этой же причине единственным решением оказывается уничтожение всего, что было ими построено. И плохого, и хорошего, потому что хорошее тоже заражено. Только новое и чистое начало позволит нам обрести истинную свободу!

Однако эти слова вызвали у меня только улыбку.

– Новое и чистое начало? – повторил я и посмотрел на свое изваяние. Представил его пустые глаза зелеными, как мои. Как глаза Шинды, давно умершего сына-демона Итемпаса. – Ради этого начала вам следовало бы обратиться к временам до эры Светозарного. И припомнить, что, собственно, вызвало ее, Войну богов, которая и отдала меня и других Энефадэ под власть Арамери. Причиной войны стали наши свары. Наши любовные притязания, обернувшиеся вселенским кошмаром…

Узейн помалкивала у меня за спиной – вероятно, от удивления.

– Если вы действительно хотите начать с чистого листа, вам следует избавиться не только от Арамери, но и от нас, богов. Сжечь все книги, где есть хоть полсловечка о нас. Разбить все статуи, в том числе и это прелестное изваяние. Вырастить детей, понятия не имеющих о сотворении мира и о нашем существовании: пусть сами придумывают, как все объяснить. Да, еще не забывайте убивать всех ребятишек, которые хотя бы задумаются о магии. Вот до какой степени мы отравили и заразили человечество, Узейн Дарр.

Я повернулся к ней и протянул руку. На сей раз, когда я приложил ладонь к ее пухлому чреву, она не схватилась за нож, лишь вздрогнула и сжалась. Я улыбнулся:

– Мы – в вашей крови. Благодаря нам вы постигли все чудеса и ужасы свободного выбора. И в один прекрасный день, если вы не поубиваете друг друга, а мы не поубиваем вас, вы сможете стать нами. Так какого же незамутненного начала вы реально хотите?

Она с трудом сглотнула. Я чувствовал, как она что-то искала в себе. Мужество? Решимость? Дитя под ладонью толкнулось, потянувшись к моей руке. Я на мгновение ощутил, как сияющая новенькая душа забилась в согласии с моей. Душа мальчика. Увы бедолаге-мужу Узейн…

Через какое-то время Узейн глубоко вздохнула.

– Ты хочешь узнать наши планы, – сказала она.

– Помимо прочего – да.

– Тогда идем. – Она кивнула. – Я тебе все покажу.

Сар-энна-нем – пирамида. Статуи богов и место для молений занимают лишь верхний зал. На нижних уровнях можно найти кое-что намного более интересное.

Например, маски.

Мы стояли в своеобразной галерее. Сопровождающие оставили нас по незаметному сигналу Узейн, лишь злобно косящийся муж притащил непривычного вида скамеечку, чтобы она могла сесть. Теперь она наблюдала за тем, как я расхаживал, по очереди рассматривая каждую маску. Они занимали все полки, были вмурованы между ними в стены, искусно расставлены на обширных столах. Я даже заметил несколько штук, прилаженных на потолке. Их тут было, наверное, сотни: всех цветов, размеров и внешнего вида. Но имелось и кое-что общее. Все были овальной формы. Все с отверстиями для глаз, но с сомкнутыми губами. И еще: все были прекрасны. И могущественны. Но это могущество не имело никакого отношения к магии.

Остановившись у какого-то стола, я стал внимательно рассматривать одну маску, от вида которой у меня внутри что-то запело. Передо мной лежало само детство: округлые гладкие щеки, проказливо улыбающийся рот, огромные распахнутые глаза и широкий лоб, готовый наполниться знаниями. Вокруг рта вилась затейливая инкрустация и раскраска, присутствовал и реалистичный, и абстрактный рисунок. Ямочки от смеха, геометрические узоры… Маска намекала, что улыбка этих губ могла означать как простую радость, так и упоение жестокостью. Глаза же могли светиться как блаженством новых открытий, так и ужасом при виде всех зол, что творят смертные над своими детьми. Я коснулся недвижного рта. Всего лишь дерево и краска. И все же…