Ведьма и тьма - Вилар Симона

– Достаточно, чтобы понять: Коста рассказал тебе все, что требовалось. Спасибо, Коста. А теперь успокойся, усни, друг мой. Я чувствую, как ты утомлен.

Коста все еще всхлипывал, но все реже и тише. Он свернулся калачиком, и во мраке Малфрида увидела, как на его лице проступила довольная, почти безмятежная улыбка.

– Вот видишь, ему тут хорошо. И тебе будет хорошо, моя Малфрида. Куда тебе идти? К жестоким людям? Да и нужны ли вообще тебе люди? Ты из мира чародейства, а оно прекраснее и удивительнее всего, что есть у простых смертных. И я хочу, чтобы ты посвятила себя только чарам. Тебе ведь нравится это? Нравится ощущать свое могущество, превращаться во что пожелаешь, общаться с духами и существами мира, неведомого смертным? А еще ты гордишься своим умением находить источники с чародейской водой. Их так мало осталось на земле… Но ты чувствуешь их. И ты найдешь их для меня. А теперь отдохни. Вокруг – друзья. И тебе тут хорошо, во мраке и тепле.

Малфрида и впрямь ощутила сильнейшую усталость. Она послушно скинула кожушок, стала устраиваться на нем неподалеку от Косты. Присутствие приятеля-волхва ее устраивало. Как и присутствие мягко обращавшегося к ней Владимира-Расате. Как хорошо находиться среди чародеев! И во тьме, которая подпитывает и успокаивает ее.

Последним, что Малфрида запомнила, было то, как она сплела из собственных волос бечевку, а та вросла в стену. Ведьма знала: она надежна и не отпустит ее.

Часть II

Глава 13

– Малфрида, очнись, – донеслись до нее голос Косты и какое-то странное хихиканье. – Да приди же в себя!

И опять смешок.

Ведьма глухо замычала во сне. Ей снилась тьма – пульсирующая, глубокая, теплая. Малфрида знала, что после таких снов ее колдовская сила прибывает неимоверно. Даже чародейская вода не нужна. А сейчас, когда ведьма утомлена после очередного странствия на Русь… Сколько раз она носилась туда, повинуясь Расате? Два, три, десять? Ее жизнь превратилась в сплошной полет. Это так утомляло! Но когда она возвращалась, Расате всякий раз давал ей отдохнуть. И ей всегда снилась тьма. Ох, какое облегчение!.. А глупый Коста опять зовет:

– Да приди же в себя, Малфрида. Ты самого Расате напугала! – И почему-то смеется.

Унылый Коста редко смеялся. Но сейчас продолжал хихикать – тонко, придушенно, чтобы не привлекать внимания.

Малфрида с трудом подняла голову, что-то хотела спросить, но в горле заклокотало, и вырвавшийся звук был больше похож на глухое рычание. Она облизнулась; язык был длинный – до самых век достала, до ее кожистых, складчатых век. Со сна они поднимались с трудом, но умение видеть во мраке она не утратила. Вокруг были все те же наросты сталактитов, над головой – глухой свод, где-то монотонно капала вода. Малфрида ненавидела эту пещеру – место своего пленения, однако понимала, что именно здесь, вдали от людей с их верой в Христа, вдали от церковных процессий и песнопений, славящих единого Бога, к ней возвращается прежнее могущество. А может, эта пещера была особым местом чародейства, как Хортица, как далекие чащи в лесах на Руси, где били родники живой и мертвой воды. Но волшебной воды в пещере не было. Для этого надо было отправляться на Русь. А потом возвращаться, к Расате.

Коста продолжал хихикать. Ведьме стало любопытно, что так развеселило вечно унылого Косту? Странно…

Малфрида напряглась. Ее шея была короткой, сплошь в буграх мышц, покрытых чешуей, и, чтобы развернуться, ведьме пришлось приподняться на мощных когтистых лапах. Но по мере того, как Малфрида стряхивала с себя сонливость, ее облик становился прежним – лапы истончались, превращаясь в обычные руки, тело сокращалось, и уже через мгновение она смогла поджать длинные ноги и потянуться. Ох, хорошо! Ведьма закинула руки за голову, почувствовала, как извиваются и шуршат волосы, какой гибкой стала спина. Это были ее волосы, ее спина, а не того чудовищного змея-ящера, которым она была всего миг назад и в которого превращалась, когда считала себя нелюдью.

– Что тебя так развеселило, Коста?

Он сидел в своем гроте, обхватив руками колени, и раскачивался от смеха.

– Видела бы ты Расате, когда он убегал от тебя! Наконец-то сообразил безглазый кудесник, что ты вернулась в нечеловечьем облике. Как ты это делаешь, Малфрида? Как выходит, что ты становишься чудищем?

Если б она знала! Это Коста первым заметил, что, когда она спит, тело ее вытягивается и покрывается жесткой твердой чешуей, голова становится, как у огромной гадюки, но с острыми ушами, руки и ноги превращаются в сильные когтистые лапы. Сперва это его пугало, но вскоре он понял, что веревка, удерживающая чудище, не позволит ему пробраться в грот, а потом убедился в том, что, пробуждаясь, Малфрида сразу принимает человеческий облик. Да и превращалась она далеко не всегда. Но в те мгновения, когда Малфрида меняла обличье, она мало что помнила. Коста мало-помалу привык к тому, что она иногда бывает другой. Но слепой Расате даже не догадывался, что с его рабыней-ведьмой не все гладко.

– Коста, я могу превратиться во что угодно, но то чудище, о котором ты говоришь… Давным-давно один бывший волхв поведал, что со временем меня все больше будет заполнять тьма. Я ведь не совсем человек, во мне есть и иная кровь. Вот, видимо, она и дает себя знать. Но… тсс! Ты сам говорил, что у Расате необыкновенно тонкий слух, он не раз подслушивал нас.

– Но сейчас-то он далеко! – опять засмеялся Коста. – Когда услышал, как ты шуршишь брюхом по камням пещеры, различил твое рычание утробное… По звуку понял, что не чернобровой девой вернулась ты в его пещеру. Ну и задал стрекача!..

Теперь Коста хохотал во все горло, так что его голос эхом отдавался от каменных сводов.

– Ох, видела бы ты, как он бежал! Обычно шествует что твой князь – голова вскинута, плечи расправлены. А тут понесся, путаясь в подоле, спотыкаясь и падая. Слепец он и есть слепец. И пусть он тут знает каждый камешек, но с перепугу и это ему не помогло.

И уже спокойнее добавил:

– Но трусом ты его не считай. Скоро опомнится и вернется. И ты снова будешь ему повиноваться. Хотя… Может, опять обратишься в это чудище да напугаешь его?

Малфрида попыталась расчесать пальцами растрепавшиеся волосы. Ох, знать бы, как по своей воле стать этой черной тварью! То темное, нечеловеческое, что жило в ней, в ее крови, стало проявляться все чаще, но управлять им она не умела. И когда сказала об этом Косте, тот погрустнел.

– Расате подчиняет себе людей-колдунов, однако не в его силах повелевать духами и чудищами. Перед ними он слаб. Вот поэтому всегда держит при себе кого-нибудь из нашего племени: тебя, меня, своего древнего жреца, которому невесть сколько лет и который верен ему, как пес. А еще у Расате есть этот мальчишка Цветил. Когда Расате обнаружил у этого болезненного ребенка, принесенного родителями, дар чародейства, он сказал, что излечит его. Но при этом потребовал, чтобы мальчика отдали ему в услужение. И он многому научил Цветила, тот теперь за своего учителя и в огонь, и в воду. Оттого он и ненавидит тебя, Малфрида, ибо знает, что его обожаемый господин побаивается тебя. Ну да ладно, о другом хотел спросить: как вышло, что ты вернулась сюда в обличье чудища?

Малфрида вздохнула. Пить хотелось неимоверно. Да и вода рядом. Однако она не сможет тут колдовать, чтобы получить питье, пока не позволит Расате. Она снова облизала сухие губы – теперь уже как человек.

– Я плохо помню, Коста. Мне легче вспомнить, как я пробиралась на Русь – сперва соколом, потом кобылицей, потом лисой рыскала по чащам, чтобы учуять запах чародейской воды. Там я уже человеком ходила, но когда добыла воду, воля Расате опять мой разум помутила. И я понеслась сюда – то зверем диким, то птицей лесной. И только у входа в пещеру, под водопадом, снова приняла человеческий облик. Помню, что оставила воду в указанном месте и почувствовала силу, властный зов, увлекавший меня в пещеру. А мне так не хотелось снова на веревку! Я ведь на Руси была, видела наши рощи и капища в лесах, видела жертвенный камень у изваяния Перуна с еще не остывшей кровью жертв, видела, как юнаки и девы ведут коло вокруг горящего чучела Масленицы, слышала веселый смех, наши напевы… А тут… Мне не хотелось возвращаться, я попробовала сопротивляться и почувствовала злость. Силы иссякали, я была утомлена безмерно, но Расате звал, и я пошла в темноту… Больше ничего не помню. Ну а ты, Коста, не испугался ли меня, когда увидел чудище? Или…