"Девочка в реакторе" (СИ) - Котова Анастасия

— Ничего я не придумал, — буркнул он себе под нос. Подошел к мойке, налил воды в граненый стакан и залпом выпил. — Фу-у-ух… — спасительный глоток опустился по разгоряченному пищеводу, уничтожая неприятную сухость во рту и принося облегчающую прохладу.

— И ты будешь сидеть и ничего не делать?

— Я поеду в Хойники. Переночую в гостинице, а потом, если на месте все не разузнаю, отправлюсь в Чернобыль. — Дима с трудом вынес испепеляющий взгляд жены и, вернув посуду на место, ушел в комнату, где вытащил из шифоньера дорожную сумку, побросал в нее пару вещей и устало протер глаза, вытянувшись, словно струна, на весь дом зевая.

***

За день до описываемых в одиннадцатой главе событий.

— Какого хрена вы творите?! — трубка в его руке нагрелась до предела, обжигая ладонь своей пылающей поверхностью. Телефон грозил подняться в воздух и рассыпаться на тысячи осколков, не выдержав сквернословия мужчины. — У вас произошла авария, тысячи людей подвергаются радиации, а вы ведете себя как олухи! Секретари, мать вашу, правители!

— Дима, мы сами не в курсе, что именно там произошло! — извинился собеседник на другом конце провода. — Я сотню раз звонил на станцию, но никто не поднял трубку. Несколько минут назад мне доложили, что жителей Припяти эвакуировали, а насчет поселений вокруг ничего неизвестно. Самое ближайшее из них — Копачи, они рядом со станцией. Если бы я мог повлиять на тамошних властителей…

— Ладно, я сам приеду. Ждите.

***

— Интересно, — Валерий, откинувшись на спинку стула, выдыхал табачный дым из ноздрей, с облегчением вытянув ноги. Рубашка взмокла и, прилипая, вычерчивала плотную, как у Атланта, грудь, — как долго будет наше начальство дурачить людей?

— Это ты о чем? — Щербина оценивающе поглядывал на ученого.

— Я просмотрел все газеты, — нащупав на столе очки, Валера водрузил их на нос и, взяв с полки журналы из плотной коричневой бумаги, принялся их пролистывать, зажав губами дымящуюся сигарету, — и не нашел ни одной заметки об аварии. Они что, решили все скрыть, чтобы и дальше людей мучить? Или боятся, что западные спецслужбы начнут нас в чем-то обвинять?

— Ты не поверишь, но я понятия не имею. Прошло двое суток, мы успели эвакуировать население Припяти, но вот ликвидировать пожар в самом реакторе до сих пор не можем. Я сообщил Горбачеву о том, что происходит, и, честно говоря, он недоволен нашей работой. Люди ему и так-то не особо рады, а если просочится информация о происходящем…

— Черт… — Валера отбросил газету на пол и впился взглядом в потолок. Застыв словно статуя, он сверлил мутно-белый фон над головой, пытаясь отыскать нужные слова. — Понимаешь, Борис, скрывать дальше уже просто смешно. Чем дольше мы с этим тянем, тем больше будет претензий и слухов. Ты, как партийный чиновник, должен это понимать.

— Хорошо. — Борис буравил ученого взглядом, решая, стоит ли прислушиваться к его словам или лучше проигнорировать. — Я договорюсь с генеральным секретарем и распоряжусь, чтобы эту новость опубликовали в газете. Но мы не будем выкладывать все подробности сразу, так как не владеем всей ситуацией. И еще, я бы хотел вернуться к вчерашней истории.

— Ты про девочку? — Валерий широко распахнул веки, будто его больно укололи за бок. — А что здесь обсуждать? Девочка действительно потерялась, и нужно немедленно отыскать её родителей. Они уже наверняка объявили ее в розыск.

Щербина лишь покачал головой и молча вернулся к своим делам, уткнувшись носом в столешницу, заполненную бумагами.

Глава IV

…Александр Боровой увиделся со своей матерью спустя двадцать семь лет. С раннего детства он проживал вместе с отцом: матушка, будучи женщиной замужней, влюбилась в офицера и уехала с ним в другую страну.

Ему еще не исполнилось и тридцати, когда он женился на ровеснице, которая, родив двух детей, умерла, не дожив до сорока пяти, а через пару лет повстречал девушку, совсем молоденькую. Разница у них оказалась в двадцать с лишним лет.

Миле едва стукнуло восемнадцать, когда она влюбилась в мужчину намного старше себя, тем самым вызвала неодобрение у окружающих. “Зачем он тебе? Ты вон какая красивая девка, за тобой табунами парни бегают, а ты связалась с каким-то взрослым и уже стареющим мужиком!”

— О чем думаешь?

— Мама моя — очень суеверный человек, — немного помолчав, заявил Боровой, погладив обнимающую сзади жену по ее свисающей руке. — Я не раз бывал у нее дома, и видел, как к ней приходили совсем молодые девчонки, как ты, например. Они постоянно просили у нее погадать.

— Ух ты! Твоя мама — гадалка?

Стекла в маленьких стареньких окнах трещали от ударов снежной бури поздним зимним вечером. Снежинки россыпью падали на узкие подоконники, засыпали протоптанные дорожки. В печи потрескивали дрова, заранее принесенные из дровника, находящийся во дворе рядом с будкой, в которой мирно посапывала сторожевая собака. Огромных размеров псина, сидящая на цепи, вытянув лапы с огромными когтями и положив на них свою остроугольную морду, прикрыла глаза и лишь черный, как смоль, нос время от времени двигался, принюхиваясь к вновь поднимающемуся ветру.

Маленькая комната, освещая большой абажурной люстрой, висящей над круглым столом, наполнилась таинственностью и загадочностью. Александр, поставив рядом зажженную керосиновую лампу, сел в кресло, сложив ногу на ногу, и положил на колени “Приключения Тома Сойера”. Из-за непогоды радио не работало, и пришлось довольствоваться чтением и гостеприимством своей мамы, жестом пригласившей в комнату молоденькую девицу.

— Тебя Люда зовут?

Девица еще не успела открыть рта и застыла в оцепенении.

— Да-а-а… вам моя подруга сказала?

Лицо престарелой женщины украсила хитрая улыбка.

— Садись. — Она жестом указала на стул рядом с собой. — Карты все знают. — Колода с нарисованными черными и красными знаками, обозначающие пики, червы, трефы и бубны, спокойно легла на старую клеенку. — У тебя есть муж, его звать Володей. Молодой, симпатичный. Я вижу, гложет тебя что-то… — на столе появились еще пара карт. — Считаешь, что у твоего Володи есть любовница? И подозреваешь в этом свою подругу?

На лице девушки отразился плохо скрываемый ужас.

— Я об этом никому не говорила… даже маме…

— Как ты все угадываешь? Неужели кусок бумаги тебе об этом рассказывает? — отложив книгу, Александр подошел к матери, когда девушка, получив утвердительный ответ на свой вопрос, ушла, оставив банку смородинового варенья.

— Я и сама этого не знаю, — престарелая женщина пожала плечами. — Мне приходится настраиваться, тогда имена и события как бы сами вспыхивают в мозгу, подобно импульсу. Но и это выходит не всегда. Однажды, когда я сидела дома одна, решила разложить карты. Раз разложила, два… и каждый раз, когда я их собирала, тасовала и раскладывала по-новой, они вновь и вновь показывали мне дату: двадцать шестое апреля тысяча девятьсот восемьдесят шестой.

— Карты-то твои хоть объяснили, что это значит?

— Ни один расклад не приоткроет завесу тайны. Но я все-таки попыталась. Случится что-то страшное. Валет бубей обычно обозначает маленького мальчика, но это не столь важно. Именно ребенок станет причиной большого несчастья. Как это объяснить, я не в курсе.

— Добрый день, Александр Александрович, — рано утром, незадолго до поездки в больницу, раздался оглушающий звук звонящего стационарного телефона. — Это вас Беляев беспокоит, директор вашего отделения. — Боровой уже давно работал в курчатовском институте, изучая ядерную физику и все, что с ней связывает. — Вы бы не могли мне помочь в расчетах для Чернобыля?

— Да, конечно, — смущенно ответил Александр. Тревога, появившаяся после последнего слова, начала медленно нарастать в нем, как снежный буран пару лет назад в материнском доме. — А что случилось?

— Авария, — коротко произнес директор и положил трубку.