Роберт Харрис - Фатерланд

– Не сейчас. Поговорим попозже.

Он хотел сказать ей что-то еще, но она положила трубку.

Теперь по телефону говорил Хальдер, его бодрый голос эхом отдавался в каменном коридоре.

– Эберхард? Добрый вечер… Верно, кое-кому из нас никакого покоя. Небольшой вопрос, если можно. Группа министерства внутренних дел… О, вот как? Хорошо. По отделам?.. Понял. Отлично. И все это сделано?..

Марш, закрыв глаза, прислонился к стене, стараясь не думать о бумажном море у себя под ногами. Ну давай же, Руди! Давай!

Он слышал, как звякнул телефон, когда Хальдер опустил трубку на рычаг. Спустя несколько секунд Руди появился в коридоре, натягивая пиджак. Из нагрудного кармана торчало множество авторучек.

– Небольшая удача. Мой коллега сказал, что на дела министерства внутренних дел по крайней мере есть каталог.

Он стремительно зашагал по коридору. Марш не отставал от него.

– Что это значит?

– Это значит, что там должен быть основной указатель, по которому мы определим, какие документы побывали на столе Штукарта и когда. – Он постучал по кнопкам у лифта. Никакого результата. – Похоже, они отключили эту штуку на ночь. Придется спускаться пешком. – Пока они гремели ногами по широкой винтовой лестнице, Хальдер громогласно объяснял: – Понимаешь, мы нарушаем все правила. У меня допуск к военным архивам, архивам Восточного фронта, но не к документам правительственных органов, внутренним делам. Если нас остановят, тебе придется наплести охране что-нибудь такое о полицейских проблемах, чтобы им потребовалась пара часов для проверки. А что до меня, то я так просто, оказываю тебе услугу, понял?

– Понимаю, на что ты идешь. Долго еще?

– До самого низу. – Хальдер покачал головой. – Суд Чести! Ради Бога, Зави, в чем дело?

В шестидесяти метрах под землей циркулировал прохладный сухой воздух, свет был затенен – все для того, чтобы сберечь архивы.

– Говорят, что здание выдержит прямое попадание американской ракеты, – заметил Хальдер.

– А что там?

Марш показал на стальную дверь, покрытую предупреждающими объявлениями: «ВНИМАНИЕ! ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН! ВХОДА НЕТ! ПРЕДЪЯВИТЕ ПРОПУСКА».

– «Правильная история равноценна сотне дивизий», помнишь? А сюда попадает неправильная история. Дерьмо. Осторожно, не споткнись.

Хальдер потянул Марша за собой в дверь. Навстречу им, словно шахтер в забое, толкая металлическую тележку, двигался охранник. Марш подумал, что он наверняка их увидел, но тот проехал мимо, кряхтя от напряжения. Остановился у металлической перегородки, отомкнул дверцу. Мелькнула печь, послышался рев пламени, и дверь за ним с лязгом захлопнулась.

– Пошли.

По пути Хальдер объяснял процедуру. Архив работал по складскому принципу. Запросы на архивные дела на каждом этаже поступали в центральную зону обработки документов. Здесь в гроссбухах в метр длиной и сантиметров двадцать толщиной велся главный каталог. Перед названием каждого дела ставился номер стеллажа. Сами стеллажи располагались в отходящих от зоны обработки документов защищенных от огня хранилищах. Секрет состоит в том, сказал Хальдер, чтобы разбираться в каталогах-указателях. Он прошел вдоль темно-красных кожаных корешков, постукивая по каждому пальцем, пока не нашел нужный. Затем перетащил его на стол ответственного за этаж.

Маршу однажды довелось побывать в трюме авианосца «Гросс-адмирал Редер». Он вспомнил о нем здесь, в недрах имперского архива: низкие потолки с гирляндами ламп, ощущение давящего сверху чудовищного веса. Рядом со столом – фотокопировальный аппарат, редкое явление в Германии, где их распределение строго контролируется, чтобы воспрепятствовать выпуску подрывными элементами нелегальной литературы. У дверей лифта десяток пустых тележек. На всем этаже ни души.

Хальдер торжествующе воскликнул:

– «Государственный секретарь, дела канцелярии с 1939-го по 1950 год». Черт возьми, четыреста коробок. Какие годы тебе нужны?

– Счет в швейцарском банке открыт в июле 1942 года. Скажем, первые семь месяцев этого года.

Хальдер, бормоча что-то, перевернул страницу.

– Так. Вот что они сделали. Рассортировали документы по четырем разделам: переписка, протоколы и докладные записки, законодательные акты и постановления, кадры министерства…

– Я ищу что-нибудь такое, что связывает Штукарта с Булером и Лютером.

– В этом случае лучше начать с переписки. Это должно дать нам представление о том, что происходило в то время. – Хальдер быстро делал пометки: – «Д/15/М/28-34». Прекрасно. Поехали.

Хранилище «Д» было в двадцати метрах слева по коридору. Стеллаж пятнадцатый, секция «М» размещались в самой середине помещения.

– Слава Богу, только шесть коробок, – произнес Хальдер. – Ты берешь с январе по апрель, я, с мая по август.

Коробки из картона, каждая размером с ящик большого письменного стола. Стола не было, они уселись на полу. Опершись спиной о металлическую полку, Марш открыл первую коробку, вытащил пачку бумаг и принялся читать.

В жизни нужно немного везения.

Первым документом было датированное 2 января письмо заместителя государственного секретаря министерства авиации относительно распределения противогазов в организации противовоздушной обороны. Второе, от 4 января, было из управления четырехлетнего плана и касалось недозволенного потребления бензина высшими должностными лицами.

Третье было от Рейнхарда Гейдриха.

Марш сначала увидел надпись – угловатый небрежный росчерк. Затем взгляд переместился на бланк – «Главное управление имперской безопасности, Берлин, Ю. – З.11, Принц-Альбрехтштрассе, 8», – потом на дату: 6 января 1942 года. И только потом на текст:

«Сим подтверждается, что межведомственное обсуждение и завтрак, первоначально намечавшиеся на 9 декабря 1941 года, переносятся на 20 января 1942 года и состоятся в помещении Международной комиссии криминальной полиции, Берлин, Ам Гроссен Ваннзее, 56/58».

Марш перелистал другие документы из этой коробки: копии на папиросной бумаге, кремовые оригиналы; внушительные бланки – имперская канцелярия, министерство экономики, организация Тодта; приглашения на завтраки и встречи; просьбы, требования, циркуляры. Но от Гейдриха – больше ничего.

Он передал письмо Хальдеру.

– Что ты об этом скажешь?

Хальдер нахмурился.

– Я бы сказал, что для Главного управления безопасности весьма необычно созывать совещание государственных ведомств.

– Мы можем отыскать, что они обсуждали?

– Должны. Попробуем заглянуть в раздел протоколов и докладных записок. Давай посмотрим: 20 января…

Хальдер сверился со своими пометками, встал и пошел вдоль стеллажа. Достал ещё одну коробку, вернулся с ней и сел, скрестив ноги. Марш следил, как тот быстро перелистывал содержимое, но внезапно запнулся и медленно произнес:

– Боже мой…

– Что там?

Хальдер передал ему единственный листок бумаги, на котором было напечатано:

«В интересах государственной безопасности протоколы межведомственного совещания от 20 января 1942 года изъяты по требованию рейхсфюрера СС».

Хальдер бросил:

– Взгляни на дату.

Марш посмотрел. 6 апреля 1964 года. Протоколы изъяты Гейдрихом одиннадцать дней назад.

– Может он это делать? Я имею в виду, на законном основании.

– Под предлогом безопасности гестапо может изымать все, что угодно. Они обычно переносят документы в хранилище на Принц-Альбрехтштрассе.

В коридоре послышался шум. Хальдер поднял палец. Оба молчали и не двигались, пока охранник не прогромыхал мимо пустой тележкой, возвращаясь из помещения для сжигания бумаг. Они слушали, пока звуки не замерли в другом конце здания.

Марш прошептал:

– Что теперь будем делать?

Руди почесал в затылке.

– Межведомственное совещание на уровне государственных секретарей…

Маршу было ясно, о чем он думал.

– Булер с Лютером тоже могли быть приглашены?

– По логике – да. В таких чинах к протоколу относятся весьма ревниво. Чтобы от одного министерства присутствовал государственный секретарь, а от другого – только чиновник низкого ранга, такого не могло быть. Который час?

– Восемь.

– В Кракау на час больше. – Хальдер на миг прикусил губу, потом решился. Поднялся на ноги. – Я позвоню приятелю, который работает в архивах генерал-губернаторства, и узнаю, не вынюхивали ли что-нибудь эсэсовцы в последние пару недель. Если нет, я, может быть, уговорю его завтра посмотреть, не осталось ли протоколов в бумагах Булера.

– А нельзя проверить здесь, в архивах министерства иностранных дел? В документах Лютера?

– Нет, там слишком много бумаг. Проверка может занять несколько недель. Поверь мне, это самый лучший путь.

– Руди, будь поосторожней, подумай, что сказать.

– Не беспокойся. Понимаю, чем это пахнет. – Хальдер задержался в дверях. – И ради Бога, не кури, пока меня нет. Это самое огнеопасное место во всем рейхе.