Стивен Кинг - Стрелок. Извлечение троих. Бесплодные земли

Ознакомительный фрагмент

– Он скажет Корту.

– Они с Кортом не слишком-то ладят. – Роланд пожал плечами. – А если и скажет, то что?

Катберт ухмыльнулся в ответ:

– А, ладно. Пойдем. Мне всегда, знаешь, было интересно, как выглядит мир, если тебе свернут шею и голова торчит задом наперед и затылком вниз.

Вместе они зашагали по зеленой лужайке, и их длинные тени протянулись в прозрачном свете погожего весеннего дня.

IX

Повара из западной кухни звали Хакс. Это был здоровенный мужик в белом заляпанном поварском наряде, с лицом черным, как нефть-сырец. Его предки были на четверть черными, на четверть – желтыми, на четверть – выходцами с Южных островов, ныне почти забытых на континенте (ибо мир сдвинулся с места), и на четверть – вообще бог знает каких кровей. Деловито и неторопливо, как трактор на первой передаче, он перемещался по всем трем помещениям западной кухни – где стоял дым и чад и потолки были высокими-превысокими, – шаркая своими огромными шлепанцами, какие носили халифы из сказок. Хакс относился к той редкой породе взрослых, которые запросто могут общаться с детьми и которые любят всех детей без исключения не умильно и сахарно, а строго и даже как будто по-деловому, что иногда допускает и нежности типа крепких объятий, точно так же, как заключение какой-нибудь крупной сделки порой завершается рукопожатием. Он любил даже мальчишек, которые уже вступили на путь револьвера, хотя они и отличались от всех остальных ребят – сдержанные, где-то даже суровые и опасные, но не так, как это бывает у взрослых: это были обычные дети, разве что чуточку тронутые безумием, – и Катберт был далеко не первым из учеников Корта, кого Хакс подкармливал втихаря у себя на кухне. В данный момент он стоял перед своей огромной электроплитой. В замке были и другие электрические приборы – но работало только шесть. Кухня была царством Хакса, его безраздельной вотчиной, и он стоял у плиты, как полновластный хозяин, наблюдая, как двое ребят уплетают за обе щеки остатки мяса с подливкой. По всем трем помещениям кухни сквозь клубы влажного пара сновали кухарки, поварята и чернорабочие всех мастей: гремели кастрюлями, помешивали готовящееся жаркое, чистили-резали-шинковали картошку и овощи. В тускло освещенной буфетной уборщица с одутловатым несчастным лицом и волосами, подвязанными какой-то ветхой тряпицей, возила по полу шваброй с мокрой тряпкой.

Один из ребят с судомойни подбежал к Хаксу, ведя за собою солдата дворцовой стражи.

– Вот он хотел с вами потолковать.

– Хорошо. – Хакс кивнул стражнику, и тот кивнул в ответ. – А вы, ребята, – он повернулся к Роланду и Катберту, – идите к Мэгги. Она даст вам пирога. А потом убирайтесь вон, чтобы у меня не было из-за вас неприятностей.

Уже потом они оба вспомнят эту последнюю фразу: чтобы у меня не было из-за вас неприятностей.

А тогда они лишь послушно кивнули и пошли к Мэгги. Она дала каждому по большому куску пирога на обеденных тарелках – но как-то с опаской, будто двум одичавшим псам, которые запросто могут ее укусить.

– Давай поедим на ступеньках, – предложил Катберт.

– Давай.

Они устроились с другой стороны запотевшей каменной колоннады, так чтобы их не было видно с кухни, и набросились на пирог. Они не сразу заметили чьи-то тени, упавшие на дальний изгиб стены, подступавшей к широкому лестничному пролету. Роланд схватил Катберта за руку.

– Пойдем отсюда. Кто-то идет.

Катберт поднял голову. На его испачканном ягодным соком лице отразилась растерянность.

Тени, однако, не двинулись дальше, хотя тех, кто отбрасывал эти тени, по-прежнему не было видно. Это были Хакс и солдат из дворцовой стражи. Ребята остались сидеть на месте. Если бы они сейчас зашевелились, их бы наверняка услышали.

– …наш добрый друг, – закончил свою фразу стражник.

– Фарсон?

– Через две недели, – ответил стражник. – Может быть, через три. Придется тебе пойти с нами. Партия на грузовом складе… – Тут с кухни донесся какой-то особенно громкий грохот котелков и кастрюль, а вслед за ним – проклятия, шквал которых обрушился на неуклюжего поваренка, рассыпавшего посуду. Шум поглотил слова стражника. Ребята услышали лишь окончание: – …отравленное мясо.

– Рискованно.

– Не спрашивай, чем может тебе услужить наш добрый друг… – начал стражник.

– …спроси лучше, чем можешь ты услужить ему, – вздохнул Хакс. – Да уж, солдат, не спрашивай.

– Ты знаешь, о чем я, – спокойно вымолвил стражник.

– Да. И я помню, чем я ему обязан. Не надо меня учить. Я точно так же, как ты, уважаю его и люблю. Я готов броситься в море, если он скажет, что так надо.

– Вот и славно. Мясо будет промаркировано как продукт краткосрочного хранения. И тебе надо будет поторопиться. Ты же сам понимаешь.

– Там, в Тонтоуне, есть дети? – спросил повар. На самом деле это был даже и не вопрос.

– Везде есть дети, – мягко ответил стражник. – Как раз о детях-то мы и печемся.

– Отравленное мясо. Странный способ позаботиться о детишках. – Хакс тяжело, со свистом, вздохнул. – Они что, будут корчиться, хвататься за животики и звать маму? Да, наверное, так и будет.

– Они просто уснут, – сказал стражник, но его голос звучал как-то уж слишком уверенно.

– Да, конечно. – Хакс коротко хохотнул.

– Ты сам это сказал: «Солдат, не спрашивай». Тебе же не нравится, что детьми управляют под дулом ружья, когда они могли бы начать строить новую жизнь, новый мир – под его руководством?

Хакс промолчал.

– Через двадцать минут мне пора заступать на пост. – Голос стражника вновь стал спокойным. – Выдай-ка мне покуда баранью лопатку. Пожалуй, схожу ущипну там кого-нибудь из твоих кухонных девок. Пусть себе похихикает. А когда я уйду…

– От моего барашка у тебя колик в желудке не будет, Робсон.

– А ты не хочешь…

Но тут тени сдвинулись, и голоса затихли вдали.

«Я бы мог их убить, – подумал Роланд, обмирая от запоздалого страха. – Я бы мог их убить, их обоих. Своим ножом. Перерезать им глотки, как свиньям». Он поглядел на свои руки, испачканные мясной подливкой, ягодным соком и грязью после дневных занятий.

– Роланд.

Он поднял глаза на Катберта. Они уставились друг на друга в душистой полутьме, и Роланд вдруг почувствовал обжигающий привкус отчаяния. Как будто тошнота подкатила к горлу. Это чем-то напоминало смерть – такую же грубую и непреложную, как смерть того голубя в ясном небе над игровым полем. «Хакс? – думал он, совершенно сбитый с толку. – Хакс, который поставил припарку мне на ногу, ну, в тот раз? Хакс?» Его сознание замкнулось, отгородившись от тягостных мыслей.

Он смотрел прямо в лицо Катберту – и не видел там ничего. Вообще ничего. В потухших глазах Катберта отражалась погибель Хакса. В глазах Катберта все это уже случилось. Хакс их накормил. Они пошли на лестницу. Чтобы поесть. А потом Хакс отвел стражника по имени Робсон для предательского têt-à-têt не в тот угол кухни. Вот и все. Ка – это ка. Иногда оно, словно камень, сорвавшийся вниз с горы. Только и всего. И ничего больше.

Все это Роланд прочел в глазах Катберта.

В глазах стрелка.

X

Отец Роланда только что возвратился с нагорья и выглядел как-то совсем не к месту среди роскошных портьер и шифоновой претенциозности главной приемной залы, куда мальчику разрешили входить лишь недавно – в знак начала его обучения.

Отец был одет в черные джинсы и голубую рабочую рубаху. Свой дорожный плащ – пыльный и грязный, а в одном месте даже разодранный до подкладки – он небрежно перекинул через плечо, не заботясь о том, как подобный видок сочетается с элегантным убранством залы. Отец был ужасно худым, и, казалось, его густые усы, похожие на велосипедный руль, перевешивали его голову, когда он смотрел на сына с высоты своего немалого роста. Револьверы на ремнях, что опоясывали его бедра крест-накрест, висели под безупречным углом к рукам – чтобы их было удобно выхватывать из кобуры. Потертые рукоятки из сандаловой древесины казались унылыми и какими-то сонными в тусклом свете закрытого помещения.

– Главный повар, – тихо проговорил отец. – Подумать только! Взрыв на горной дороге у погрузочной станции. Мертвый скот в Хендриксоне. И, может быть, даже… подумать только! В голове не укладывается!

Он умолк на мгновение и внимательно присмотрелся к сыну.

– Тебя это мучает, да? Терзает?

– Как сокол – добычу, – отозвался Роланд. – И тебя это тоже терзает.

Он рассмеялся. Не над ситуацией – ничего в ней веселого не было, – но над пугающей точностью образа.

Отец улыбнулся.

– Да, – сказал Роланд. – Наверное… это меня терзает.

– С тобой был Катберт, – продолжал отец. – Он, видимо, тоже уже рассказал все отцу.

– Да.

– Он ведь подкармливал вас, когда Корт…

– Да.

– И Катберт. Как ты думаешь, его это тоже терзает?

– Не знаю.

На самом деле Роланду было вообще все равно. Его никогда не заботило, совпадают ли его собственные чувства с чувствами кого-то другого.