Основной закон 2 (СИ) - Матвеев Дмитрий Николаевич

Семенцова, поняв, что больше ничего интересного не будет, сняла регистратор и убрала в бардачок. Флешку из него на всякий случай спрятала подальше, в потайной карман. И едва она это сделала, едва выпрямилась за рулем, как к ней подошел сам целитель. Поглядел в глаза журналистке, и от этого взгляда Лидия Евгеньевна едва не обмочилась самым позорным образом.

- Убийца, - заклеймил её целитель. – Уезжай. Вернешься – закопаю под ближайшей ёлкой.

Дважды повторять было не нужно. Лидия Евгеньевна Семенцова вдавила в пол педаль газа, только комья земли полетели из-под колес. Охваченная ужасом, с помертвелым лицом она безжалостно гнала машину почти до Москвы, не обращая внимания на знаки и камеры слежения. И только тогда её начало отпускать. Журналистка остановила машину на обочине, дёрнула ручник. Её натуральным образом трясло. Руки ходили ходуном, зубы выбивали дробь, а в голове образовалась кристальная пустота. Сколько так она просидела, неизвестно, ей было не до часов. А придя в себя, она тронула свой джип и медленно поехала в редакцию канала: деньги ей всё же были нужны.

Глава 34

Солнце в конце апреля светило вовсю, вдвойне отрабатывая за все зимние прогулы. На деревьях проклюнулись первые листочки, вездесущие одуванчики рассыпались по двору яркими желтыми пятнышками. В сарае Валерик отыскал старый стол, укрепил его, перекрасил, укрыл клеенкой и выставил во двор на солнечное место. Вкопать скамейки вокруг было скорее разминкой, нежели работой. И теперь чаепитие при каждой возможности проходило на свежем воздухе. Там же, в сарае, отыскался и старый самовар. Правда, электрический, но вполне исправный. И теперь посиделки приобрели кондовость, сочность и национальный колорит.

В тот день все трое, с удобством разместившись на лавочках, пили чай с яблочным пирогом. Пирог нынче пек лично глава прайда, Валерий свет Григорьевич. В принципе, девочки тоже умели, но у Валеры выпечка неизменно выходила вкуснее. Яблочный же пирог и вовсе можно было без преувеличения считать шедевром.

Меж гурманами тянулась вялая беседа. Не то, чтобы не о чем было поговорить, а просто избыток хороших ощущений не оставлял шансов на общение: небо, солнце, облака, весенние сочные ароматы, крепкий духмяный чай, и восхитительный, тающий во рту пирог. Где уж тут разговоры разговаривать, при этакой-то благодати!

Расхлябанное громыхание подъехавшей машины было встречен всеобщим досадливым «у-у-у». Еще бы: такое блаженство прервалось! Иринка, быстро переглянувшись с подругой, пошла открывать. Ходила она пока ещё не очень, но ходунки давно забросила и старалась по возможности обходиться даже без легкой трости.

Калитка распахнулась в тот момент, когда очередной визитёр собрался стучать. Девушка посторонилась, впуская во двор невзрачного плохо выбритого мужичка в мешковатом костюме.

- Добрый день, фроляйн, - поклонился мужичок Ирине и, оставив её запирать калитку, направился прямо к столику.

- Добрый день, прекрасная фроляйн, - кивнул он Веронике. – Добрый день, господин Меркушин.

Это «Меркушин» прозвучало с явным, возможно даже намеренным, акцентом. А «фроляйн» уж точно было употреблено специально, дабы исключить вопросы о родине гостя.

- Добрый день, - поднялся навстречу Валерик, - господин…

- Отто Грюневальд, - представился мужичок, – один из помощников посла Швейцарии в вашей стране.

- Очень приятно, - ответил хозяин стандартной вежливой фразой.

- Мне, откровенно говоря, тоже приятно познакомиться с вами, господин Меркушин, - отзеркалил гость, пожимая протянутую ему руку.

«Не врет», - удивился про себя Валерик. И добавил вслух:

- Присаживайтесь, господин Грюневальд. Не желаете ли чаю с пирогом? Пирог ещё не успел остыть.

- С удовольствием, - не стал чиниться швейцарец и проворно уселся на лавку напротив целителя.

Вероника сообразила: сейчас пойдёт серьёзный разговор. Поднялась с места:

- Одну минуту, герр Грюневальд. Я принесу вам прибор.

И уже за спиной швейцарца со строгим лицом отсемафорила Иринке: топай, мол, в дом. Вернулась через минуту, как и обещала, вытерла крошки со столешницы, расставила посуду и удалилась, оставив мужчин наедине.

- У вас прелестные помощницы, господин Меркушин, - одобрительно сказал гость. – Трудно сказать, какая из них лучше.

Тут он добрался до пирога и, прикрыв от удовольствия глаза, восхищённо замычал.

- Это бесподобно! – восхитился господин Грюневальд. – Никогда не пробовал ничего подобного.

Валерик, изобразив на лице радушие, тщательно ловил все оттенки эмоций гостя. Похвалы что девушкам, что пирогу, были совершенно искренними.

- Скажите, господин Меркушин, кто испёк этот пирог? Та симпатичная рыженькая или эта прекрасная блондинка? Я хотел бы лично выразить своё восхищение мастерством хозяйки.

- Ни та не другая, - улыбнулся Валерик. – Пирог испёк я.

- Серьёзно? Вы меня не разыгрываете? – неподдельно изумился мужичок. – В таком случае могу сказать вам, что вы являетесь обладателем сразу многих талантов. Если бы этот шедевр отведали в лучшем ресторане Бёрна, то немедленно предложили бы автору место шеф-повара.

Он поднялся, вынуждая встать и Валерика, и почтительно, с поклоном, пожал тому руку. Усаживаясь на место, добавил:

- Меня трудно чем-нибудь удивить, но вам, господин Меркушин, это, безусловно, удалось. Впрочем, я приехал к вам не ради вашего пирога, хотя он и стоит того, чтобы отправиться за ним даже из Швейцарии. Может, вы и не замечаете этого, но вас весьма неплохо охраняют. Сотруднику посольства, независимо от государства, которое он представляет, добраться к вам очень нелегко. Насколько мне известно, попыток было совершено немало, но все они закончились безрезультатно. Мне удалось попасть сюда с большим трудом. Вот это всё, - он поморщился и встряхнул руками, демонстрируя короткие, словно подстреленные, рукава пиджака и отношение к ним, - маскировка, которая потребовалась, чтобы миновать посты службы безопасности. Видели бы вы ту развалюху, за рулем которой мне пришлось ехать! Впрочем, жаловаться на трудности не к лицу мужчине. Я рассказал об этом лишь для того, чтобы вы осознали, насколько плотный зонтик держит над вами кей-джи-би.

Господин Грюневальд поёрзал на жесткой скамье, устраиваясь поудобнее, покосился на недоеденный кусок пирога и с явным внутренним усилием отодвинул тарелку подальше.

- Откровенно говоря, - продолжил он, - я ожидал увидеть на этом месте что-то более солидное: шикарный особняк хотя бы в пару этажей, английский парк, прислугу. Нормальную дорогу, наконец. Здесь прекрасное место, но совершенно дикое, необустроенное. Вы живете, уж простите, словно… словно какой-нибудь фермер. Неужели ваше государство вас так низко ценит?

- Господин Грюневальд, - улыбнулся в ответ целитель улыбкой Конфуция. – Не думаете ли вы, что ситуация, когда цену тебе назначает кто-то другой, выглядит оскорбительно? От этого недалеко и до натурального рабства, ведь если тебе определена цена, то ты автоматически становишься товаром.

- Но всё-таки, я поражен, - не успокаивался гость, - по нашим меркам доктор, который способен делать уникальные вещи, лечить неизлечимые болезни, должен иметь возможность жить пусть не как король, но как герцог – уж точно. А вы существуете почти что в нищете.

Ах, господин Грюневальд, - покачал головой Валерик. – я заключил с государством договор. Четкий, прозрачный, без двусмысленностей и мелкого текста в сносках. И сам назначил цену. А государство эту цену, без малейшей попытки обмануть заплатило. К примеру, специально для меня к этому дому была проведена линия электропередачи. И за то время, что я здесь живу, не случилось ни одного перебоя с электричеством. Уверен: если бы я попросил особняк или даже дворец, я бы это получил. Но зачем дворец для одного человека? Он и для троих-то велик. А гулять я предпочитаю не по комнатам и коридорам, а по живому лесу. В общем, я выполняю свою часть договорённостей, государство – свою. И эта ситуация устраивает обе стороны.