Тайные тропы (СИ) - Васильев Андрей Александрович

— Может, и так, — не стала спорить с нахально лыбящейся девчонкой Метельская. — Только я все равно буду на своем стоять. Тем живу и тем крепка.

— Это я понимаю. — Улыбка сползла с лица гостьи. — Вижу, сама веришь в то, что говоришь. Ладно, пусть так. Но ты, парень, мне ответа на вопрос не дал. Какой твой интерес? Зачем тебе та блестяшка, что уехала, да обратно вернулась?

«Блестяшка». Это важное слово. Я же не говорил, что там за артефакт — ни названия не упомянул, ни того, как он выглядел.

И еще — сейчас кривить душой, похоже, нельзя, боком вранье может выйти. Не знаю — чует она ее, нет, но лучше сказать правду. Ну или большую ее часть, в таком количестве, чтобы мои слова не вызвали у этого детектора лжи сомнений или разночтений.

— Я должен передать ее одному человеку. Он коллекционер. Как бы тебе объяснить? Он собирает разные старинные диковины, но не для продажи или дела какого, а просто для души. Чтобы были.

— Ты меня совсем дурной-то не считай, — попросила меня малая. — Кунштов камера такое называется. Никитка Демидов, младший сын Акинфия Никитича, эдакую у себя завел, я про то слыхала. По людям ходил, про былое у них выспрашивал, легенды собирал старые, сказы, иной раз и покупал чего. По людским мерам хлам — от стрелы наконечник, медная поделка какая, бляшка с оленями там… А он за них живую деньгу платил, да не считая! Тут да там — немало разного накопилось. Так что — знаем, видывали!

— Читала я про Никиту Демидова, — снова присоединилась к беседе Светлана. — Все так. Сильно умный был человек, с Вольтером переписывался. Его коллекция потом в Петербург уехала, насколько я помню.

— Ну, это мне неведомо, — разгладила подол сарафана девочка. — А еще на лицо он сильно баский был, глаз не отвесть! Я с ним как-то раз близ Буйского завода повстречалась, да. По лесу бродит, чего-то бормочет, то под ноги глянет и травинку сорвет, то на небушко синее уставится. Как есть малахольный. Но видно, что славный, хоть и барчук. Ладно, думаю, пусть себе дальше идет. Грех его такого…

Она не закончила фразу, но я, кажется, знаю, что именно она недоговорила. «Губить». Или, к примеру, «с собой забирать». Хотя если это та, о ком я думаю, то первый вариант все же более верен.

Но уточнять не стану. Ни к чему это.

— Мне заказали блестяшку, что в могиле Святогора лежала, найти, я обязался это сделать. Вроде все.

— Как же все? — абсолютно искренне изумилась сидящая рядом со мной особа. — А сколько за труд тот тебе положили? Ты ж не за так из самой Москвы сюда прибыл, да еще под землю полез? Хороший, небось, куш обещан? Богатый?

— Ты про деньги? — уточнил я. — О них мы не договаривались. Разве что расходы заказчик на себя взял, а больше ничего не сулил.

— Охти мне! — всплеснула руками девчонка. — Ты никак тоже блаженный, как младшой сынок Акинфия Никитича? За красное словцо да улыбку спину ломаешь?

— Вовсе нет, — качнул головой я. — Просто у меня плата другая назначена, не деньгами. Заказчик меня в Навь обещался сводить, а это, знаешь ли, дело сильно непростое. Туда дорог почти не осталось, по плечу такое ох как немногим. Да ты сама, поди, про то не хуже меня ведаешь. Или даже лучше.

— А мне не сказал, — почти пропела Марго. — Ладно, запомню!

— Ишь ты! — опечалилась малая. — Обещал да не сделал? Негодный поступок!

— Я не в том смысле, — мигом поправилась вурдалачка. — Он и не обещал. Просто мы вроде как друзья, мог бы и поделиться сокровенным.

— Не со всяким другом другом будь, — подняла указательный палец вверх девчушка. — Может, вы и не закадыки вовсе? Может, это тебе только блазнится, а он на деле тебя за ровню себе не считает, как отвернешься, так губы кривит? Ты ж мертвячка, в тебе кровь стылая, чего с тобой откровенничать?

— Банально. — Марго скорчила гримаску.

— Ась?

— Лет мне много уже, говорю, — пояснила вурдалачка. — Таким меня не проймешь.

— Ну и ладно. — Подгорная обитательница снова уставилась на меня. — А Навь-то тебе на кой, молодец? Что ты там забыл?

— Долг надо отдать, — пояснил я спокойно, — давний и для меня важный.

— Настолько, что готов голову свою в заклад ставить? И здесь, в чужих владениях, и там, где живых и в старые-то времена не сильно жаловали, а по нынешним, поди, человека вовсе рвут сразу, как только приметят, аки псы кисаньку? Кому ж ты столько задолжал?

— Себе, — подумав, ответил я. — Самые серьезные долги, наверное, только так и появляются.

И словно не стало вокруг меня никого в этот момент, и словно не в пещерах подгорных я сейчас нахожусь, а в уютном доме Мирослава, что стоял когда-то неподалеку от деревни Путилково. И это была никакая не глушь, а самая что ни на есть Москва. Просто в столице, растущей не по дням, а по часам вверх и вширь, как ни странно, еще остались места, где рядом с роскошными башнями и типовыми домами, которые строят не по одному, а сразу районами, умудряются сосуществовать небольшие анклавы а-ля «русская деревенька». Как эти десять-пятнадцать домов умудряются противостоять генеральному плану застройки столицы, каким образом их собственники находят в себе силы и перед деньгами устоять, и перед риском внезапного ночного пожара, виной которого, конечно же, стала неисправная проводка, — неизвестно. Но вот же, встречаются то там, то тут на городских окраинах такие островки пращуровского толка, с крылечками, наличниками и антеннами на крышах, зажатые со всех сторон бизнес-центрами, парковками и стоящим на обломках их бывших соседей свежепостроенным разноценовым жильем.

Застройщики, ясное дело, этих упрямцев не жалуют, а вот горожане, особенно те, что постарше, напротив, всякий раз, проезжая мимо такой милоты, трогательно умиляются, вспоминая кто детство, проведенное в таком же домике у бабушки, а кто и родные края, покинутые в погоне за синей птицей удачи и, казалось, давным-давно забытые. Однако же вот, увидел окошко, за которым тюль в рисуночек висит, да покосившийся палисадник — и поперли воспоминания. Кое-кто даже родителям после такого звонит — вдруг, ни с того ни с сего, не на праздник и не по плану, а просто так, от души.

Вот в таком доме и обитал с первого дня своей жизни мой наставник. Ну и я к нему присоседился с какого-то момента. Во-первых, не хотел возвращаться в свою квартиру, которая, как мне тогда казалось, все еще пахнет кровью моих родителей, а во-вторых, Мирослав славился своей непредсказуемостью и считал, что он никому, в том числе и мне, ничем не обязан. Потому запросто могло выйти так, что, придя наутро, я бы обнаружил на двери замок, который дал бы мне понять, что хозяина дома нет. Он просто взял да куда-то уехал, причем неизвестно насколько — может, на неделю, может, и на месяц. Это я не шучу, такая история на самом деле приключилась. Наставник тогда в Абхазию умотал — вина попить, хинкалов поесть и попутно какие-то проблемы, возникшие на священной горе Инал-куба-ныха, решить. То ли там кто-то на старом святилище ритуалы непотребные проводил, то ли наоборот — я уже не помню. Месяц его не было, а я, как на работу, в Путилково каждый день ездил. Телефон-то у него был отключен, поди знай — вернулся он, не вернулся? После того я и переселился в его дом, чтобы снова не повторилась подобная ситуация. Месяц ведь не знал, куда себя девать.

В этом доме он принял и свою смерть. Хотя — кому я вру? Не так все было. В нем он променял свою жизнь на мою. В ту недобрую ночь Смерть приходила за мной, что было и правильно, и справедливо. Так считал я, той же точки зрения придерживался тот, кто собирался мою жизнь забрать, и только Мирослав, как оказалось, имел на этот счет свои собственные резоны.

А началось все с того, что я принял заказ на поиски одной старой книги мистического толка. Ей было лет с полтораста, когда-то давно на ее полях оставил свои пометки сам Папюс, что автоматически повысило ее стоимость как предмета искусства и сделало желанной добычей кое-кого из московских оккультистов.

Кто же мог знать, что настолько невзрачный, не сказать — банальный, заказ приведет к тому, что я лоб в лоб столкнусь с Власием Рогожиным, которого в столице называют кто Черным Власием, кто Власом Живодером. Причем и то и другое прозвище очень точно отражает суть того, о ком я говорю. Власий — он в чем-то был как Мирослав. В том смысле, что тоже наследник древнего рода волхвов, но вот только, если можно так сказать, со знаком минус. Предки Мирослава мудрость черпали от Перуна и Сварога, от Живы и Лады, плюс считались княжьими волхвами, сиречь близ власти обитали, сберегали ее и мудрым словом князей обеспечивали. Предки же Власия служили другим богам. Вернее — всего одному, Чернобогу.