Биврёст - Итиль Ирина

Светало. Тусклое солнце еле-еле ползло, не в силах разогнать изрыгаемый кораблем холод. От ходьбы болели ребра, хотя, когда Бен останавливался, чтобы отдышаться при спуске, хватаясь за тонкие стволы деревьев, становилось еще хуже. С тоской признавая, что стареет, он оступился, зацепился за куст и свалился с песчаного обрыва, обнажавшего корни уродливых деревьев. Сплевывая грязь и кровь, Ангейя тяжело сел в яме, на дне которой гнили какие-то тряпки, мусор и картофельные очистки. Совсем близко раздался звук приближающегося грузовика. Бен замер. Мотор заглох, хлопнула дверца.

– Где-то здесь. Точно, биргир тебя, – хрипло каркнул голос.

– Тебе показалось, хелев ты сын! – заорал второй. – Мимо барьеров и крыса не прошмыгнет.

Переругиваясь, они то отдалялись, то приближались, и когда Бен уже решил, что ему в кои-то веки повезло, в лицо ударил яркий луч фонарика.

– Вот ты где! – держащий фонарик мужчина плюнул Бену на ногу. – Я же говорил!

– Фу, ну и воняет он! Ты откуда, мужик? – спросил второй, рыжий варден с мечом, почесывая шелушащуюся кожу на щеке.

– Да он же помирает! – захохотал первый. – Посмотри на эту рожу.

– И куда его? К грудастой докторше или к альву?

– Предпочитаю дамочку: она хоть и поехавшая, но смотреть приятно. А от этого с металлической рукой у меня мурашки.

– Согласен, – подытожил второй, хватая Бенедикта, сознание которого уплывало, под руки. – Крепкий старикашка, – донеслось как из-под воды.

Очнулся генерал-фельдмаршал от жуткого холода и не менее жуткой боли в ребрах и тряски грузовика по щебенке. Сколько прошло времени – Бен не понял, но мотор заглох, и дверцы распахнулись. Жмурясь от слабого электрического света, он разглядел только два темных силуэта, прежде чем получил на голову плотный душный мешок, смердящий машинным маслом и железом. Стянутые веревкой руки уже через минуту начали болеть. Его за плечо вели по гудящему от работы двигателей полу куда-то в недра корабля. Бенедикт пытался считать повороты и ступеньки, но сознание путалось, его знобило – так не должно было быть от простых царапин. Его втолкнули в комнату. С трудом устояв на ногах, он зажмурился, когда с глаз резко убрали мешок. Светлая каюта с парой коек и многочисленными приборами служила лабораторией или лазаретом. Его привязали к кровати и молча предоставили лихорадке грызть его изнутри. Бен пару раз дернулся, но ремни закрепили на славу. Через пару часов, а может, и дней ему на лоб легла прохладная тонкая ладонь и склонилось расплывчатое лицо в обрамлении светлых волос.

– Лара? – пробормотал Бен пересохшими потрескавшимися губами. – Внучка?

– Это Санни, Ангейя-ас, – улыбнулось лицо. – Вы заразились чумой, но не бойтесь, я удалю зараженный глаз, и все будет в порядке. Я подготовлю вас к операции.

Бен выздоравливал быстро. Прошли сутки – не больше, а температура спала. Видеть одним глазом было непривычно, но Санни Ай хорошо заботилась о нем. Он пытался задавать вопросы, но доктор вежливо уклонялась. На четвертый день двое в черном вытащили ослабевшего и исхудавшего после болезни генерала в одних штанах и поволокли на палубу. Моргая от яркости света и снега, Бен не сразу понял, что деревянный эшафот, сколоченный как руна «альгиз», как дерево, приготовлен для него. Переступая босыми ногами от холода, Бенедикт с отрешенным спокойствием смотрел на выстроившихся людей Хейма со знаком «Ока» на спине. В общей массе солдат выделялся хилый очкарик – альв с протезом на правой руке. Его монашеская ряса изрядно полиняла и прохудилась, а символ единства одного в девяти мирах на груди вышили поверх другими нитками. Монах махнул рукой, и Бена споро привязали к руне вниз головой. Ощущая холод голой спиной, Бенедикт закрыл единственный глаз, готовясь к любому исходу, будь то пытки или смерть. Медленно падал снежок, голова отяжелела от прилившей к мозгам крови – так шли минуты.

– Что это вы здесь устроили? – похоронную тишину прервал властный тихий голос.

Альгиз покачнулся и рухнул горизонтально. Бен распахнул глаз. Ремни на запястьях и лодыжках ослабели. Сильные руки поставили генерала на ноги, набросили на окоченевшее тело куртку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Рад тебя видеть, старый друг, – сказал Хейм Иргиафа, обнимая Бенедикта и хлопая по спине.

Время не пощадило Хейма: вокруг темно-зеленых глаз залегли глубокие морщины, волосы стали белоснежными. Суставы скрутило артритом, позвоночник согнулся, но силы в нем было еще хоть отбавляй. Он все еще излучал властность и угрозу. Ничто не могло сокрушить его, ничто не способно остановить: Бен с ужасом заметил, что рука его выше запястья, не скрытая перчаткой, – сухая и посиневшая от утгардовой чумы.

– Не могу сказать того же, – усмехнулся Бен, прикасаясь к повязке на правом глазу.

– Доктор спасла тебе жизнь, – заметил Хейм. Его взгляд блуждал по лицу генерала, словно не мог найти точку опоры. – А кое-кто, – он обернулся к монаху, у которого нервно задергалась голова, – хотел эту жизнь отнять. – Он резко шагнул к монаху и за железную руку подтянул к Бену. – И ведь даже не сказал, что этой самой рукой похитил пару сотен детей. Не сказал, что забирал их в Нифльхейм и отдавал на корм драуграм, чтобы чумой заразить. Да, ей же вырвал сердца Ларе Ангейе-Смит и ее мужу Ханту, оставил их дочку сироткой.

Ударить монаха Бенедикт не смог: свалился от слабости, рыча и брызжа слюной, как раненый волк. Хейм безразлично смотрел, как он барахтается.

– Заприте моего старого друга в месте с хорошим видом на Хеймдалль. Не хочу, чтобы он скучал.

– Я убью тебя, – просипел Бен. – Я уничтожу вас всех. Даже если придется подохнуть самому.

– Да-да, – Хейм ударил скулящего от страха монаха ногой в живот. – Отправьте его глаз Матери Ангейя. Других частей тебя ей не достанется.

Тошно стало! Стоит на мысу в обличье страшном Волчья сестра. Все же без жалоб буду ждать по всей охоте Хель прихода*.

Бенедикта заперли в темной узкой каморке, в которой он не мог встать в полный рост. Из маленького грязного иллюминатора падал свет, и вид потрясал, как и обещал Хейм. В груди у генерала возникла черная дыра. Хеймдалль сковали снег и лед. Почти наверняка по улицам бродят драугры, разрывая на части не успевших сбежать, заражая смертельной болезнью. Хейм мог в любой момент захватить власть в воцарившемся хаосе, но ожидал чего-то.

Подготовив старому другу участь более жестокую, чем смерть, – наблюдать, как медленно умирает то, за что он боролся, что строил и выращивал, Хейм собирался стать законным правителем Асгарда.

Прошло пять дней со дня пленения, и благодаря стараниям доктора Ай тело выздоравливало, а вот разум, кажется, помутился. Бена мучили жуткие кошмары, наполненные холодом, тьмой и окровавленными Ларой и Скай, которые визжали, как драугры, и отрывали от него куски плоти, а он плакал и просил их не уходить. Просыпаясь в поту и лихорадке, он хватался за сбившуюся повязку на глазнице и подскакивал на жестком матрасе. Еду с лекарствами приносил рыжий наемник, и разговорить его было невозможно. Наблюдая в иллюминатор то, как утгардовый холод сковывает город, Бен мучился от недостатка информации и отчаяния. Ему чудилось, что Скай шепчет его имя. Как она? Что делает одна? Ради благополучия Дома она способна на любое безумство… Бен мерил шагами камеру, задевая головой потолок, и думал, думал, думал до тех пор, пока боль из виска не пронзала сердце острой иглой. Тяжело дыша и потея, он бессильно бросался на тяжелую дверь, разбивая кулаки в кровь.

В очередной раз вместо хмурого охранника поднос с кашей и куском хлеба принесла Санни.

– Вы совсем не едите, – она печально покачала головой, указывая на нетронутый завтрак. – Чтобы выздороветь – нужно хорошо питаться, Ангейя-ас.

– Зачем? – Бен подождал, пока она поставит поднос на железный стол, привинченный к полу крупными болтами. – Хейму я не нужен здоровым.