"Самая страшная книга-4". Компиляция. Книги 1-16 (СИ) - Парфенов Михаил Юрьевич

– Зайдешь? Второй подъезд. Сорок шесть на домофоне. Тебе туда.

Она не церемонилась. За полгода вошло в привычку. Закрыла окно, поползла к входной двери, стала ждать звонка.

Все они поднимались на третий этаж стремительно. Она чувствовала биение их сердец даже через дверь. Открывала. Ловила секундный ужас в глазах, ухмылялась, небрежно шевелила плечом, приглашая войти. Никто никогда не упрямился. Мужчина переступал через порог и с этого момента оказывался полностью в ее власти.

Оля поползла в гостиную, по пути стягивая через голову футболку. Диван был разложен и застелен заранее. Худой незнакомец жадно шел следом, тоже раздеваясь – торопливо и небрежно, с хрустом вскрывая молнию на джинсах.

– Давай, милый. Не знаешь, как примоститься? Сейчас покажу. Да, дорогой, не очевидно. Двигайся неторопливо, мне нужно успеть почувствовать. Да, милый, нежнее. Я же говорю, не нужно торопиться. Вот так. Меняем позу. Давай еще раз. Не беспокойся, все будет хорошо. И еще раз. Знаешь, а ты неплох. Хочешь перекурить? Нам нужно вернуться к процедуре еще два раза, чтобы наверняка. Знаешь, как я устала верить в это «наверняка»? Милый, давай. Дорогой, ты хорош. Быстрее. Теперь можно быстрее. Ты сладко пахнешь. Ты прекрасен. Да, милый. Прекрасен.

Он ушел сразу же, как все закончилось: растерянный, ничего не понимающий. В его взгляде все еще не угасло желание, но память уже услужливо рассыпалась на песчинки, потому что ни один человеческий мозг не мог удержать в себе воспоминаний о произошедшем. Мужчина сошел бы с ума, если хотя бы на минуту позволил себе освежить в памяти подробности.

Оля лежала на диване, расслабленная и удовлетворенная, обтирала тело влажными салфетками с запахом лаванды и крапивы. Потом перемещалась в ванную комнату и погружалась в теплую воду с головой.

Сквозь приоткрытые губы сочилась вода, жабры фильтровали кислород. Где-то внизу живота, на границе человеческого и рыбьего, зарождалась приятная долгожданная боль.

Оля закрыла глаза, ей снова снилось море. Но сон наслаивался на другой – пыльная дорога, по которой русалка вышагивает на красивых женских ножках. Обязательно босая и стопроцентно счастливая.

Оксюморон.

Признаться, той ночью в начале осени он хотел выйти в море на лодке в одиночку, отплыть как можно дальше, привязать к ногам металлический кусок арматуры и спрыгнуть в воду. К утру течение отнесло бы лодку на восток, и его искали бы как минимум неделю. Возможно, никогда бы не нашли. Здорово, правда? Навечно остаться под толщей воды, разглядывая пустыми глазницами проплывающих рыбешек, выглядывая в темноте знакомый образ.

К этой мысли Денис шел долго, с момента, как по-настоящему осознал, что жена умерла. Проснулся от этой мысли в пустой квартире, на разложенном в гостиной диване, пялясь в потолок. В голове крутилось: это навсегда. Милой, доброй, любимой Оли больше не будет. Пустая спальня так и останется пустой. Не с кем лежать на кровати и смотреть телевизор. Не с кем ужинать, пить пиво, обсуждать многочисленных соседей, друзей и коллег по работе.

Она утонула (какая ирония!), потому что в этом небольшом промышленном городке шестьдесят процентов смертей связаны с водой. Статистика беспощадна.

Когда Оля умерла, Денис находился в море. Сложно было найти момент в серых буднях, когда Денис занимался чем-то другим, кроме промышленной рыбалки. Таскал сети и сортировал рыбешку, курил и шутил с товарищами, пил холодный кофе и омывал лицо соленой водой. Наслаждался жизнью, как любил, потому что его жизнь была всецело связана с морем.

Первое сообщение пробилось сквозь расстояние. До берега оставалось еще четыре километра. Короткое и эмоциональное, от сестры: «Срочно приезжай в больницу!» Потом телефон засыпали звонки и сообщения, голоса сочувствующих и тревожащихся.

Он не успел. Признаться, он опоздал еще до того, как вообще узнал об Олиной смерти.

Как сухо и невообразимо точно: смерть наступила в результате удушья, вызванного попаданием воды в легкие.

Оля упала, ударилась головой о камень, потеряла сознание и захлебнулась. Ее вытащили через семь минут. Говорят, у Оли были открыты глаза.

Денис долгое время крутил в голове эту мысль. Успела ли Оля сообразить, что умирает? Какие образы всплывали в ее голове? Могла ли она выжить?

Потом проснулся и понял: не могла. И ее больше нет.

Арматура с веревкой лежали на дне лодки. Денис оделся теплее – и потому что было по-сентябрьски холодно, и чтобы быть тяжелее там, под водой. Тельняшка, футболка, теплая рубашка, свитер, пальто с меховой подкладкой. Трико, штаны, брезентовые брюки. Резиновые сапоги до колена.

Никто не удивился. Здесь рыбачили круглосуточно, лодки-одиночки выходили в море каждые полчаса. В морозном вечернем тумане мир сужался до размеров крохотного суденышка, и рыбакам часто нравилось просто уплывать за несколько километров от земли, чтобы побыть наедине со своими мыслями.

Тишина стояла такая, будто Дениса замотали в ватное одеяло из пара и мороза. Он забросил удочку, хотя в этом не было необходимости. Скорее, по привычке. Закурил. Умирать было не страшно, а даже радостно. Под водой так же одиноко и пусто, как и в квартире. Последнюю сигарету хотелось докурить именно сейчас: неторопливо, задумчиво, вглядываясь в полумрак вокруг.

Наконец он щелчком отправил окурок в воду и стал обвязывать ноги веревкой.

Денис не сразу заметил, что лодка качнулась сильнее, чем должна была, – отвлекся на узлы. Потом расслышал тяжелый всплеск, лодка накренилась уже совсем сильно. Полуобернулся – и обомлел.

На носу сидела Оля. Его Оля, настоящая и живая. Влажные волосы прилипли ко лбу и обнаженным плечам. Капли воды рассыпались по красивому лицу и стекали с подбородка. Оля улыбалась. У Оли вместо нижней половины тела был толстый рыбий хвост, как у русалки.

Денис почему-то сразу поверил, что это нормально. То есть бывает же так, что утонувшие люди возвращаются в другом обличье. Ничего, блин, удивительного. В их городке и не такое происходило, если верить слухам.

– Иди ко мне, – попросил Денис и понял, что по щекам текут слезы. – Господи, я так соскучился.

Оля протянула к нему худые тонкие руки – пальцы с перепонками – и неловко подползла. Хвост тяжело ударял по бортам. Пахло рыбой, влагой, водорослями, глубиной.

Они обнялись, потом Денис поцеловал Олю так крепко, как только мог. Почувствовал, что вот она, родная и любимая, снова с ним.

– Поехали домой, – сказала Оля. – Здесь холодно и темно.

Он выбросил в воду арматуру, веревку. Стащил с себя часть одежды и замотал Олю, как мог, в пальто и брезентовые брюки. До берега плыли в тишине. Денис то и дело оглядывался, чтобы проверить, не морок ли это. Но Оля была здесь, рядом. Любимая.

Та, которую называли Олей, вдруг начала мечтать о ногах.

Сама не заметила, когда эта мечта пробралась в ее мысли и пустила корни. Будто заразилась, заболела неведомой русалкам болезнью. Бывает же такое? Мысли стали человеческими, и мечты тоже преобразились, изменили часть сущности.

Вот были сны о море, о толще воды над головой, а вот – сидит у окна каждый день и смотрит на улицу. С завистью и сожалением.

Дети бегают по площадке. Катаются с горок, кружатся на каруселях, играют в догонялки. Торопливо перебирают ножками.

Женщины выстукивают каблуками по асфальту. Красиво выглядят, красиво звучат.

Кто-то в кроссовках наматывает круги по стадиону.

Кто-то выжимает сцепление и газ.

Кто-то сидит на лавочке, закинув ногу на ногу.

В этом мире ноги – лучшее, что вообще может быть.

Денис шептал ночью:

– Мы тебя вернем, любимая. Научишься ходить, бегать, и мы с тобой вдвоем прокатимся на велосипедах. Как-нибудь.

Он был мечтателем, из тех, кто не замечает реальности. Приходил по вечерам, от него пахло морем, солью, рыбой. Любил забираться в ванну, рядом с Олей, гладить ее чешуйчатый хвост и рассказывать бесконечно долго, в подробностях, о своем скучном и однообразном дне.