Биврёст - Итиль Ирина

– Что-то нашла? – спросил подошедший Бен.

– Красная глина, – сплюнула Скай. – Эти тоннели ведут дальше на восток к речному порту Ифинга.

– Понятно теперь, как Хейм передвигается по городу, – кивнул Бен уже по пути к машине. – Если он смог расчистить эти тоннели до самого порта, то неудивительна его самоуверенность.

– Как нам попасть внутрь? Тут крыса не проскользнет, – буркнула Скай.

– Через другие тоннели, – сказал генерал-фельдмаршал. – После того случая с лабораторией Санни Ай я занялся изучением старых карт Нифльхейма и нашел любопытную закономерность. Все тоннели рано или поздно соединяются, чтобы не нарушать циркуляцию энергии.

– Нужен проводник. «Вороны», в конце концов.

– «Вороны» – кучка детей. К тому же ходы, которые нам нужны, намного древнее. Ты же понимаешь, о чем я.

Ангейя отвела взгляд и поджала губы.

– У каждой монаршей мантии есть изнанка, о которой монарх предпочитает забыть, – вздохнула Скай с отдаленным чувством вины.

– Потом повздыхаешь, Мать Ангейя-ас. – Бен махнул рукой. – Тэдди присмотрит за этим местом. Едем в библиотеку – сделаем копии карт.

Когда объявили чрезвычайное положение в городе, Зик тупо пялился на свое отражение в больничном окне. Изучая прилипшие со стороны улицы пылинки, он не сразу понял, почему Гин тянет его за рукав.

– Зик, надо сматываться. – Неловко протирая подолом футболки очки, он морщился от боли в вывихнутом плече.

– Сматываться? – не понял Зик.

– Больницы, школы и дома престарелых эвакуируют первыми. Шевели мозгами! – Зик недоуменно уставился на друга, который всегда был собранным и спокойным, а сейчас пребывал в каком-то лихорадочном возбуждении и перешел на родной провинциальный диалект.

– Если мы сейчас не свалим, никогда не поможем Кире.

Зик сдавленно хрюкнул и захохотал. Гин хмурился, ожидая, пока Зик отсмеется, смахнет выступившие в уголках глаз слезы и снова будет готов разговаривать.

– Ты думаешь, у нас получится помочь Кире? Ты не видел того, что видел я. Директор Мортис-ас не смогла противостоять Хейму Иргиафе. А ты говоришь – мы…

– А что предлагаешь? Спрятаться? Скрыться?

– Забыть. – Зика словно прорвало. – Забыть и жить дальше. Подчиняться правилам и не лезть на рожон. Леер полезла и второй день валяется без сознания и без духовника. Она больше не варден. – Пока Зик продолжал свой истеричный монолог, Гин менялся в лице. В конце концов он, побледневший белее снега Утгарда, ударил Штейна кулаком в лицо.

Зик замолчал, чтобы вытереть ладонью хлынувшую носом кровь, и цокнул языком.

– Надо же… Всегда думал, что ты слабак, цепляющийся за свои книжонки. А ты мужик – кулаками машешь, за девчонок заступаешься.

Гин замахнулся для еще одного удара, но в палату вошел Джет, радостно волоча в охапке чипсы и шоколадки из больничного буфета. Яркие упаковки попа́дали на пол, когда Джет проворно для своей комплекции схватил Гина за запястье и оттащил от Зика.

– Что это вы двое творите? – рыкнул он. После битвы с Аозом ему достались трещина в ребрах и огромные синяки справа – где он принимал удары щитом.

Гин, не говоря ни слова, вырвал руку и напоследок, перед тем как перешагнуть через пакеты с шоколадным молоком и хлопнуть дверью, прожег Зика ненавидящим взглядом.

– Ребят?.. – Джет беспомощно протянул руку.

– Хе-еель, – пробормотал Штейн, вытирая рукавом нос.

– Что произошло?

Оттолкнув Джета плечом, Зик выбежал в коридор и бросился вниз по лестнице, не видя ничего перед собой. Его душили вина, ярость, ненависть. Злые слезы комком встали в горле, не давая толком дышать. Забившись в угол, он сжал голову руками, давясь рыданиями до тех пор, пока медсестра не заметила его и не привела обратно в палату. Обработав нос и поставив успокоительное, она еще раз спросила, не хочет ли он чего-нибудь. Зик мотнул головой и укрылся одеялом с головой. Когда он очнулся от тяжелого душного сна, было уже темно. Резко сев, Зик в тревоге огляделся. Гин ушел. Его вещи, всегда аккуратно свисающие со спинки стула, пропали.

– Ну и ладно, – пробормотал он, переворачиваясь лицом к окну, чтобы не видеть пустоту, исходящую от заправленной койки. Он понимал, что Гин его ненавидит. Теперь и Джет. И Леер возненавидит, когда очнется. Он не сберег ее.

Второй раз Зик очнулся поздно, с ноющей головой. Умывшись, он мельком выглянул в окно. День с самого утра был хмурым, предвещающим весенние хеймдалльские грозы. Поковыряв в столовой омлет и проглотив премерзкий кофе с молоком, Зик спустился на пятый этаж. Палата интенсивной терапии, в которой лежала Леер, была пуста. С колотящимся сердцем Зик побежал к окну информации.

– Герд! – задыхаясь, рявкнул он, стуча кулаком по стеклу. – Куда пропала Леер Герд? Палата пятьсот тридцать девять.

– Юноша-ас, вы что себе позволяете? – возмутилась регистратор, опуская очки на кончик носа.

– Моя подруга Леер Герд еще вчера была без сознания. Дышала через трубки! А сегодня ее нет! – Зик чуть не рыдал.

– Айрин, это тот мальчик, после нападения на Биврёст, – шепнули из угла, шурша бумагами. Айрин изменилась в лице.

– Ее перевезли в другую палату, – наконец сказала она, сверившись с бланками. – Шестьсот девятнадцатая…

– Спасибо!

Зик очутился перед палатой Леер так быстро, как позволял лифт. Бледная и растрепанная Леер сидела на стуле у окна. Белая больничная одежда лишь подчеркивала ее болезненное состояние, придавая схожесть с призраком. Сигурд Штейн медленно сел на пол рядом с подругой. На ее коленях лежала разбитая ручка хлыста, потемневшая от крови духа. Чуть улыбнувшись, Леер отложила ее и взяла с подоконника флейту левой рукой. На правой под бинтами заживали оставшиеся пальцы: полфаланги безымянного и фалангу мизинца пришлось удалить из-за начавшегося утгардового обморожения.

– Не выйдет из меня музыканта, – фыркнула Леер, рассматривая флейту. – И вардена не получится.

– Леер, – Зик прочистил пересохшее горло.

– Нет, молчи, – устало попросила она. – Не нужно меня жалеть. Это мое наказание. Я никогда не хотела быть варденом – теперь я свободна. Ярлодин, свободна. – Леер швыркнула носом. – Где Гин и Джет? – спросила она после продолжительного молчания.

– Они ушли, – выдавил Зик.

– Куда? – удивилась Леер, приподнимаясь на кресле.

– За шоколадками, – солгал Зик. – Ты знаешь, Джет ест только «Шокоэдд».

Этот ответ, казалось, удовлетворил Герд. Весь день Штейн шутил, дурачился и развлекал подругу как мог, ревностно следя, чтобы за Герд хорошо ухаживали. Даже во время неловкого визита ее родителей сидел за стенкой. Мать, сухая и чопорная женщина, с каменным лицом выслушала прогнозы врача, не проронив ни слова. Отца больше волновало, сможет ли Леер в таком позднем возрасте запечатлеть еще одного духа. Только бабушка и младшая сестра сквозь слезы пытались шутить и планировали, куда можно отправиться на летние каникулы.

В восемь сорок два взвыла сирена внешнего оповещения. Зик прокрутил приемник по всем станциям, но ловил лишь помехи. Медперсонал был в таком же замешательстве, как и больные, и отказывался давать какие-либо комментарии, призывая оставаться в палатах и ждать распоряжений главного врача. В девять двенадцать замигал свет и резко похолодало.

– Что это, Зик? – прошептала Леер. – Что случилось?

– Просто перепады напряжения, – это прозвучало так фальшиво, что самому стало тошно.

– Где ребята?

Включился аварийный генератор, освещая палату тусклым зеленым светом. В коридоре начала нарастать паника.

– Я пойду посмотрю, что случилось.

– Нет, не уходи, – попросила Герд. – Ты разве не чувствуешь? – Он покачал головой. Леер выдернула капельницу и поморщилась. Пошатываясь, схватила Штейна на руку и приложила к стене.

– Она ледяная.

– И?..

– Утгард? Но как его открыли? Как же защитные барьеры Матерей?

– Зик, помнишь, – Леер с трудом подбирала слова, бледнея на глазах от ужаса, – помнишь, – она облизала обветренные губы, – в прошлом году был курс по истории болезней Утгарда? Помнишь? Ну же, Зик! – Леер еще раз треснула его рукой по стене. – Сирены, Утгард, ослабление защитного поля!