А. Смолин, ведьмак. Цикл (СИ) - Васильев Андрей Александрович

А я, прихватив с собой маленько зачерствевший кругляш хлеба, отправился в лес, в надежде повидать дядю Ермолая.

Повидать — повидал. Правда, для начала, не его, а кое-кого другого.

Глава семнадцатая

— Вот мы и встретились снова, ведьмак, — с нехорошей ухмылкой поприветствовала меня бабка Дарья, она же ведьма Дара. — Как не расставались.

Я наткнулся на старую чертовку почти сразу после того, как углубился в лес, бодро вышагивая по знакомой с прошлого года тропинке. Если честно, расслабился, по сторонам особо не поглядывал, неприятных встреч не ждал — и вот результат. Чуть не наступил на свою давнюю недоброжелательницу, которая деловито выкапывала деревянным ножом какой-то клубень из земли, стоя на коленях около высоченной разлапистой ели. Инструмент, к слову, посерьезней, чем мой родноверский «новодел», сразу видно — работа старых мастеров. Ему лет двести, кабы не больше. Как я это понял? Да фиг знает. Просто вижу — и все.

— Не могу сказать, что сильно рад, — я откинул в сторону полу короткой легкой куртки и демонстративно положил ладонь на рукоять своего ведьмачьего ножа. — Не сильно по вам соскучился за зиму.

— Успокойся. — Старуха убрала клубень в холщовую сумку, висящую у нее на боку. — Воевать сейчас не станем. Не тот момент, не то время.

Деревья рядом с нами качнулись, словно их потревожил ветер.

— И место тоже не то! — рявкнула Дара, заставив меня подпрыгнуть на месте от неожиданности. — Успокойся, старый хрыч. Сказано же — не трону я ведьмака.

— Еще кто кого не тронет, — мне внезапно стало немного обидно. — Вы ведьма авторитетная, разговора нет, но и я маленько поднатаскался за прошедший год.

— Суров, суров, — хихикнула бабка, после чего мне за сказанное стало стыдно. И правда — как маленький мальчик хвастаюсь тем, чего на самом деле нет. Ясно же, что эта бабка один на один меня, скорее всего, уработает. За ней стоят века и пара цистерн пролитой крови, такой опыт мне пока не переплюнуть. — Запомню и подругам скажу, чтобы пятой дорогой тебя обходили.

Щеки начали предательски краснеть, что окончательно меня добило. Вот ведь гадская старушонка!

— Ты никак ремонт затеял в доме? — миролюбиво полюбопытствовала Дарья. — Это правильно. Совсем изба на ладан дышит. Захарка-то все в небесах витал, истину искал, о земном не думал. Ты другой, на ногах стоишь, крыльев не имеешь. Почти как мы. Нам тоже призрачное не мило, нам все потрогать надо, надкусить да в карман положить. Вот и рассуди, ведьмак — чего нам делить, коли мы так похожи?

— Может, то, что в карман положить? — предположил я. — Оно, то, что вы потрогали и надкусили, одно, а карманов два — ваш да мой. Чем не повод для дележки?

Слишком она ласкова, слишком добра. Жди беды.

— Договоримся, ведьмак, договоримся, — почти пропела бабка. — Было бы желание, поладить всегда можно.

— Худой мир лучше доброй войны. Я только «за».

Вот ведь как забавно выходит. В лесу стоим, среди деревьев, до ближайшего города десятки километров, а беседа ведется один в один как на деловых переговорах. Обе стороны демонстрируют дружелюбие, дают обещания, которые не будут выполнены, и не верят ни одному слову друг друга. Только стола не хватает, бутылок с водой на нем и офисного шума за дверью.

Весь мир театр? Во времена Шекспира — возможно. В наше время — весь мир офис. Вот и зачем мне из банка увольняться, если разницы нет? Менять шило на мыло? Там я хоть всех знаю.

— А что, друзья твои в этот раз пожалуют? — между тем осведомилась Дара. — Ждать их?

— Какие друзья? — не понял я.

— Те, что осенью наезжали, — пояснила старуха. — Два сыскных дьяка да девка рыжая. Середь тех двух один был мущинистый — спасу нет. Ох, он на меня глядел исподлобья, чуть дырку не прожег. Видно, не любит нашу сестру сильно!

Это она о Пал Палыче речь ведет. Ну да, коллега Николая ведьм не жалует, что есть — то есть. Да он этого и не скрывал.

— Видный дьяк, видный, — причмокнула Дара. — Такого убить в радость. Нынешние мужики слабые, податливые, стыдоба одна, никакого интересу. А этот — нет, в нем старая сила ощущается. Сердце такого зажарить и съесть — одно удовольствие.

— Я передам ему ваши слова. В смысле — что вы его оценили. Ну а уж кто там кому сердце из груди вынет, сами между собой разбирайтесь.

Чего-чего, а оказаться между молотом и наковальней я не хочу. Но если драка будет настоящей, я встану на сторону Пал Палыча, это без вариантов.

А может, и не стану я ему ничего передавать. Наверняка пакостная старушонка чего-то задумала, вон как глазками сверкает.

— Передай, передай, — прошелестели ее слова, а после она ловко скользнула за елку, что росла рядом с тем местом, где мы беседовали, и исчезла. Я дерево со всех сторон обошел — нету ее.

Я тоже так хочу уметь!

— Сколько ее не знаю, все чего-то егозит, егозит, — послышался глухой голос Лесного Хозяина. — Ведьма, одно слово.

А вот и он, сидит на пеньке, смотрит на меня. Точнее — на кругляш «Столичного», что я держу под мышкой.

— Добрый день, дядя Ермолай. — Я протянул ему хлеб. — Вот, привез вам. Он, правда, немного зачерствел, но не получилось сразу в лес выбраться. То одно, то другое…

Леший махнул рукой, мол, не переживай, сноровисто отодрал от кругляша изрядный ломоть, поднес к носу, улыбнулся и с видимым удовольствием принялся его жевать.

— Весна нынче поздняя, — прочавкал он. — Травы только в рост пошли, нечем мне тебя порадовать в отдарок.

— Да я же не за травы, — мне почему-то стало неловко. — Это от души.

— Да? — блеснули глаза Лесного Хозяина. — Вот чего хлебушек-то такой вкусный. Ну и ладно. И хорошо.

— Но пожелание есть, — понимая, что, в разрезе моей предыдущей фразы следующая прозвучит некрасиво, вздохнул я. Вроде как от души — и тут же просьба. — Тут ко мне рабочие ездить будут, дом подновлять. Вы, дядя Ермолай, их с дороги не сбивайте, хорошо? Я знаю, вы любите иногда шутки пошутить, но эти мужички — они полезные.

— А ежели кто другой в деревню надумает добраться? — уточнил леший, хитро улыбнувшись. — Незнакомый мне на личность? С ним как?

— Мне больше ждать некого, — пожал плечами я. — Слуга в доме сидит, а остальные знакомцы в Москве остались.

— Лады. — Дядя Ермолай закинул крошки в рот. — Хотя, паря, мне сейчас не до проказ. Лес просыпается, зверье просыпается, дел полно. Росу-то рассветную, майскую, собирать думаешь? Захар-от никогда не забывал по весне запас подновить. Для вашего ремесла она штука сильно нужная.

— Обязательно, — оживился я. — Как раз хотел полянку приглядеть поукромней, и чтобы березки рядом. Помню я одну, что вы мне в том году показывали, так самое оно. Но времени прошло много, боюсь, дорогу сразу не найду.

— Пошли уж, — слез дядя Ермолай с пня. — Есть тут одно место, отведу. Там и березы старые стоят, и ключ небольшой бьет. Роса не только от земли да деревьев, но и от текучей воды силу набирает. Что до первого луча Солнца надо её брать, помнишь? Но не ранее, чем Ночь уйдет в небеса.

— А как же! — радуясь такому славному повороту событий, заверил его я. — На грани Света и Тьмы, в книге так и написано.

Есть у меня подозрение, что этот самый момент будет очень короток, так что два-три дня я капитально не высыпаться буду.

Но роса — нужна. Дядя Ермолай прав, это очень, очень мощный ингредиент. И, как это ни кощунственно звучит — выгодный. Например, на основе росы можно сделать мазь, которая вернет женскому лицу девичью свежесть. Не навсегда, но на денек-другой — запросто. Узнай о таком препарате Вагнеры — их бы синхронный удар от жадности хватил.

Или, к примеру, зелье, которое позволит увидеть тебе сон о будущем. Ну не обо всем, разумеется, а о том, которое супружества касается. Как там в присловье? «Приснись жених невесте?». Так вот если со второго на третье сентября, аккурат в полночь это зелье употребить с нужными словами, а после лечь и уснуть, то гарантированно увидишь того, кто является твоей судьбой. Ну или ту, если зелье парень употребит. Не факт, что семейные узы после свяжут тебя именно с явившимся во сне, жизнь есть жизнь, не все в ней решает любовь и страсть, есть масса других факторов, определяющих человеческую будущность. Но в одном можно быть уверенным наверняка — именно этот человек предназначен тебе свыше.