Непроявленные пленки (ЛП) - Харди Камрин

— Так мы поедем на ужин? Когда у меня будет поменьше работы или выходной.

— Да, можно.

— Вот и правильно. К тому же ты уже пообещал Джи. Она не просто самолично вписала тебя в нашу семью, ты дал ей согласие на это.

— Это я понял, — усмехнувшись ответил Бернард.

— Теперь так просто не отделаешься.

***

Вечером своего первого выходного дня Юэн, как и обещал, уехал на репетицию. Бернард остался один. Он проявлял старые плёнки и пока не трогал свежие. У него всегда в запасе что-то да имелось, поэтому плёночные фотографии заброшенной закусочной появятся, может, через пару дней.

Юэн возвратился в позднем часу, Бернард уже был в кровати. Спускаться он не стал.

Следующий день показался необычайно рутинным по сравнению с днём, когда они поехали в заброшку. Он не отличался ничем особенным, разве только тем, что Бернард рано лёг спать и почти не мучался с засыпанием. Однако это было всего лишь небольшим затишьем. Кошмары вернулись как раз в тот момент, когда он начал думать, что они ушли.

Снова лес и фотографии на деревьях. Бернард силился проснуться, но не получалось. Он не хотел выходить к пруду, однако ноги сами его подводили к краю ямы. Он знал, чем всё это закончится, не хотел снова оказаться рядом с останками, не хотел ощущать прикосновения рук на своей шее, однако тело его не слушало. Тело не его. Своё тело можно хоть как-то контролировать, а это... Это лишь сосуд, в который Бернарда поместили, чтобы истязать кошмарами. И мягкая земля вновь становилась необычайно скользкой и несла его прямо к скелету с проплешинами из мха.

Бернард, не двигаясь и сидя на прохладной земле, смотрел на призрака девушки в клетчатом пальто. Она пристально смотрела на него, но в этот раз всё было иначе. Никаких фантомных рук не появилось. Никакой гири, прицепленной к ноге — тоже. Что-то заставило Бернарда повернуть голову в сторону. Снова не по его воле.

На земле лежало два скелета. В обнимку. Один из скелетов выглядел миниатюрнее. Бернард затаил дыхание. Он не хотел поднимать голову, но его будто марионетку потянули за подбородок вверх, и он увидел родителей. Отец, молодой, как на тех редких фотографиях, приобнимал мать в белом сарафане за талию. Лица их были мёртвенно-бледны, под глазами залегли нездоровые синяки, которые с течением времени только темнели, превращаясь в глубокие провалы.

На этот раз кошмар не разбудил Бернарда в холодном поту. Он почувствовал, что проснулся, осознавал, что находится дома, в своей комнате, а не в лесу с призраками, но не мог избавиться от навязчивых образов. Они словно прилипли к нему. Порхали рядом, кружились, впивались в кожу, бились о внутреннюю стенку черепной коробки. Они были и внутри и вне — везде. Под одеялом, в воздухе, в лёгких, под кроватью и на потолке. Где от них спрятаться, как от них избавиться?..

Бернард не мог до конца вынырнуть в реальность, но и заснуть снова тоже не мог. Он долго ворочался. Ему

казалось

, что он двигался, но он лежал без движения. Собственное тело, скованное сонным параличом, казалось ловушкой. Он словно призрак — заперт, закрыт, замурован, привязан. Получит ли он контроль над телом, или вот так всё и закончится? Может, он умер? Остановка сердца во время сна. Бывает же и такое. Интересно, через какое время Юэн поймёт, что что-то не так? Будет ли он стучаться в дверь и сдержанно, чтобы не нарушать чужие личные границы, спрашивать всё ли в порядке, как когда-то делал сам Бернард, стоя у двери в комнату отца. Или Юэн вломится в комнату. Или совсем не придаст значения...

После долгих попыток и тяжёлого, морально истощающего, выхода из пограничного состояния, Бернард наконец сел в кровати и встряхнул головой, стараясь развеять призрачно-сонный туман, заполонивший сознание. Ощупал руки, ноги, футболку, снова помотал головой. Но это не помогло. Он контролировал тело, но в нём сидел неприятный осадок от кошмара и от сонного паралича. Сердце билось неспокойно, пульс не зашкаливал, однако явно был выше нормы.

Бернард встал с кровати и в спальной футболке и штанах, пошатываясь, будто выпивший, вышел в подсвеченный ночником коридор. Чувствовал он себя разбито и рассеянно, словно накануне его разнесло на куски, а сейчас кое-как собрали, залатали и сказали: «живи дальше». Он даже не сразу заметил, что в большой комнате на первом этаже горел свет и доносились звуки гитары. Бернард застыл в проёме и, щурясь от яркого света, заглянул в комнату.

Юэн сидел на диване с чёрной акустической гитарой, полностью поглощённый процессом сочинительства. Брал аккорды с задумчивым видом, потом прямо на коленке записывал что-то в блокнот, стискивал карандаш в зубах и снова плавно, даже нежно брался за гриф.

Он заметил Бернарда случайно и замер с округлившимися от удивления глазами.

— Я тебя разбудил? — испуганно спросил он.

В ответ Бернард только помотал головой и, шаркая ногами, направился на кухню. Всё, что он хотел сейчас — выпить чашку успокаивающего чая и снова вернуться к себе в комнату.

Кухня показалась пустынной, неуютной и холодной. Форточка была приоткрыта чуть больше, чем обычно. Бернард потрогал чайник на плите, бока которого оказались холодными, и чтобы побыстрее вскипятить воду, поставил электрический чайник. Заранее насыпал в маленький заварник необходимые травы. Сейчас можно сделать чай и покрепче. Ромашка, пустырник, что там ещё...

Юэн показался в проёме с обеспокоенным видом. Выглядел он так, будто вовсе не ложился — в повседневной одежде. Может, только недавно приехал или пожертвовал сном ради сочинительства. Бернард сел за стол и устало подпёр голову рукой.

— Вид у тебя неважный, — констатировал факт Юэн, подходя ближе. Бернард был с ним солидарен. Должно быть, выглядел он сейчас чуть свежее зомби. Взъерошенный, с мешками под глазами, нездоровым цветом лица и в мятой футболке. — Снова сны плохие снятся?

Бернард убрал руку от лица, приподнял голову и посмотрел на Юэна снизу вверх. Парень стоял близко, но их условно разделял уголок стола.

— Да, снова плохие сны, — с хрипом повторил Бернард. Голос отчего-то сел.

— А что снится? — спросил Юэн, преодолев условное препятствие в виде уголка.

Бернард увёл взгляд в сторону, чувствуя, как к горлу подкатил плотный ком, а к глазам подступили слёзы. Нет, он бы не заплакал, вспомнив о родителях, но то чувство, которое преследовало его во сне, когда он увидел их скелеты в обнимку, было очень пронизывающим, и от этого становилось буквально больно физически. Он невольно стиснул зубы.

Юэн медленно протянул руку и осторожно пригладил его взъерошенные у висков волосы. Это движение можно было сравнить с тем, как родитель успокаивающе гладит ребёнка, проснувшегося от кошмара посреди ночи. Бернард посмотрел ему в глаза, ожидая увидеть в них жалость, но там скорее плескалось сочувствие и понимание.

— Лес и пруд, — тихо сказал он, устало сомкнув веки.

Юэн ничего не ответил. Теперь он мягко приглаживал волосы, едва уловимо касаясь лица кончиками пальцев. Бернард чувствовал, как постепенно становится легче дышать и плохие образы уходят из головы. Он принимал эти прикосновения, даже когда успокоился, а Юэн медленно начал перебирать его волосы, потом нежно провёл вдоль скулы большим пальцем, едва коснулся щеки. Бернард чуть склонил голову, ему захотелось уткнуться носом в тёплую ладонь.

Щёлкнул выключатель электрического чайника, и Бернард открыл глаза, встретившись взглядом с Юэном. Тот дружелюбно улыбнулся, как бы говоря этой улыбкой: «Все эти плохие сны — полнейшая ерунда, Берн».

— Чайник согрелся, — напомнил Юэн, убирая руку.

Бернард поднялся, всё ещё немного потерянный. Юэн отшатнулся.

«Да, ерунда», — подумал Бернард, доставая из навесного шкафчика свою большую зелёную кружку.

— Могу я тоже рассчитывать на порцию твоего снадобья? — спросил Юэн.

— Конечно, — ответил Бернард и достал с полки ещё одну кружку.

Они сели за стол. Юэн выглядел поразительно бодрым.