Товарищ "Чума" 3 (СИ) - lanpirot

Добравшись до дверей в кабинет ректора, Сергеев остановился, пригладил рукой растрепавшиеся волосы и постучал. Не дожидаясь ответа, распахнул дверь и вошел в кабинет.

— Можно, Иннокентий Петрович?

Открывшаяся картина слегка удивила доцента: на «законном» месте ректора, за его столом, восседал смутно знакомый Сергееву молодой мужчина, изучающий личное дело Трефилова. Сам же Иннокентий Петрович нервно «мерил» шагами кабинет, «мечась» из угла в угол, как загнанный дикий зверь.

— Проходи, Андрей Михайлович. — Словно за спасительную соломку ухватился ректор за Сергеева. — Только тебя и ждем! — Вместе они подошли к столу, за которым расположился Чумаков. — Познакомься — это товарищ из органов…

Иван поднялся из-за стола и протянул Сергееву руку:

— Иван Чумаков! Особый отдел Главного управления государственной безопасности!

— А я вас помню, молодой человек! — удивлённо пожав протянутую руку, произнес Сергеев. — Вы посещали мои лекции…

— Вы правы. Андрей Михайлович, — не стал отрицать очевидного факта Чумаков. — Считайте меня куратором университета со стороны органов…

— Ну, вы тут беседуйте, а у меня лекция, — поспешно заявил ректор и суетливо покинул свой кабинет — вникать в секреты работы органов госбезопасности у него не было никакого желания.

— Присаживайтесь, Андрей Михайлович, — предложил Чумаков.

Сергеев присел на краешек свободного стула.

— Скажите, Андрей Михайлович, вы хорошо знаете профессора Трефилова, Бажена Вячеславовича?

— Так вот оно в чем дело? — Сергеев порывисто вскочил со своего места. — Этот гад, Кабанов, значит, вместо собрания решил в органы на Трефилова кляузу написать?

— Успокойтесь, Андрей Михайлович! Никто ничего в органы не писал. И парторг Кабанов в том числе!

— Правда? — с надеждой спросил Андрей Михайлович.

— Правда. И садитесь, пожалуйста.

Сергеев с облегчением упал обратно на жесткое сиденье:

— Тогда почему вы интересуетесь Баженом Вячеславовичем? Он ничего такого не совершил. Я за него ручаться могу! Это после вчерашнего выступления на него Кабанов взъелся. Теория профессора Трефилова на самом деле не совсем обычная… Даже, можно сказать, фантастическая…

— Вот именно поэтому мы и решили к вам обратиться, Андрей Михайлович. Нам очень нужно разобраться в его теории.

На лице доцента проявилась крайняя степень изумления:

— Но постойте, а зачем органам госбезопасности разбираться в теории Трефилова? Я не понимаю… Ведь это лишь рассуждения на тему времени, этакая игра ума… В большей степени философский вопрос, чем прикладной… Ну, по крайней мере, такой позиции придерживается большинство товарищей из нашего института.

— Товарищ Сергеев, — не мигая посмотрел на доцента Чумаков, — вы хотите помочь профессору Трефилову?

— Конечно! — порывисто произнес Андрей Михайлович.

— Тогда мы с вами сделаем вот что…

Глава 11

Февраль 1936 г.

СССР

Москва

— Докладывай, чего нарыл, Иван, — устало произнес Фролов, когда Чумаков во второй раз появился в кабинете старшего лейтенанта госбезопасности.

— Лазарь Селивёрстович, — Чумаков пожил на стол папку с копией личного дела Трефилова, которую принес с собой, развязал тесемки и открыл её, — а вы так и не ложились сегодня? Которые сутки уже на ногах? Нельзя же так…

— Ничего, на том свете отдохну, Ваня, — устало усмехнулся капитан. — Начинай, чтобы время не терять — его и так в обрез!

— Трефилов, Бажен Вячеславович, — начал зачитывать из открытого дела Чумаков. — 1865-го года рождения. Из семьи интеллигентов: мать — учительница при институте благородных девиц, отец — профессор биологии еще царского разлива. Оба родителя скончались от тифа в 1924-ом году. Не женат. Детей нет. Иных родственников не имеет. Со слов ректора института: далек от «политики», интересуется наукой, только наукой и ничем, кроме науки — семьи-то у него нет, — добавил Иван. — Настоящий ученый, прямо-таки с большой буквы…

— Ну, это и так было понятно, кивнул Лазарь Селиверстович, — Хорст абы кого вербовать не будет. Что еще?

— Помимо основного направления научной деятельности в области биологии,- продолжил Чумаков, — живо интересуется новыми научными направлениями в области физики. До 1931-го года работал в институте физики и биофизики под руководством академика Лазарева. После ареста академика и расформирования института, перевелся на нынешнее место службы. Так же после ареста Лазарева «обрубил» всяческие связи с зарубежными коллегами…

— Причина подобной крайности? — уточнил капитан.

— Так Лазарева за то и «закрыли», — пояснил Чумаков, — за слишком тесное и активное общение с империалистической профессурой. Видать, здраво размыслив, решил не рисковать.

— Ясно. Дальше.

— Помимо прочего: Трефилов — заядлый радиолюбитель, постоянно что-то паяет дома, наматывает магнитные катушки, придумывает какие-то приборы… Но его ученые коллеги считают это увлечение баловством…

— Хорошо поработал, — остановил подчиненного Фролов, — но давай уже, переходи к главному — из-за чего весь сыр-бор? Нам с тобою архиважно понять, что Хорста так зацепило? Зачем ему именно Трефилов понадобился?

— Мне удалось привлечь к нашему делу служащего того же учебного заведения — доцента Сергеева, который очень дружен с профессором.

— Молодец, Ваня! Верное решение! — похвалил Чумакова старший лейтенант госбезопасности. — Если бы все так работали… Продолжай.

— Сергеев, Андрей Михайлович, доцент института, — продолжил Иван. — Находится в близких, можно сказать, приятельских отношениях с профессором Трефиловым. Испытывает глубокое уважение к своему старшему коллеге. С радостью согласился нам «помогать», только чтобы Трефилова не исключали из института, и у него не было проблем с вами… С органами госбезопасности, то есть…

— Что ж, это хорошая кандидатура, — вставил Фролов.

— Сергеев попытался объяснить мне «на пальцах» суть теории Трефилова. Ну, те моменты, которые я не совсем понял. Ну и саму подоплёку его открытия.

— Ну-ну? — Лазарь Селиверстович навалился локтями на стол, подперев подбородок ладонями.

— Начну издалека: лет двадцать назад Трефилов едва не погиб. Выжить ему помог некий эффект «длинного времени» — так он его назвал.

— Что это еще за зверь такой — «длинное время»?

— У вас было когда-нибудь такое ощущение, что время вокруг вас как бы замирало? Почти останавливалось, или тянулось, как тугая резина?

Фролов задумался на секунду, а затем утвердительно кивнул:

— Было, в гражданскую… Подо мною коня бомбой убило… Я на ноги встал, а тут казак на лошади подлетел… Шашкой на солнце сверкнул — все, думаю, прощевайте хлопцы — развалит сейчас надвое мою бедовую головушку… Его лошадь на дыбки встала, да так и замерла… И казак замер с занесенной шашкой, словно живой дагерротип… Не знаю как, но вывернулся… Думал, свезло, либо бог спас… Хоть в бога и не верую.

— А вот Трефилов думал по-другому — как ученый, — вновь продолжил доклад Иван. — Считал, что всему есть научное объяснение. Он назвал это явление «эффектом длинного времени» и принялся за его изучение. Почти два десятка лет у него ушло на то, чтобы сформулировать свою теорию.

— Да, странный народ эти ученые, — покачал головой Фролов. — И как он все это объяснил?

— По теории профессора Трефилова каждый организм обладает индивидуальным биологическим временем. Запас этого времени у разных организмов разный: у кого-то исчисляется минутами и днями, как, например, у бабочек-однодневок, а у некоторых — сотнями лет. Например, галапагосские черепахи, что могут прожить и больше, почти двести. Запас этого индивидуального времени зависит от биологических особенностей каждого отдельного организма и вредных условий жизни, наносимых этому самому организму. Ну, там, водку пьешь — десять лет долой, куришь — пять, чахоткой болеешь…

— А как это влияет на то самое «длинное время»? — не стал дослушивать Фролов, тут же ухватив суть.