Гремучий Коктейль 3 (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович

— Ежов сказал нам что? — риторически спросил я небо при приближении выходящей из дома супруги, — «Ходите, спрашивайте». А что это значит? Правильно. Ни у кого нет ни малейшего понятия, каким образом это всё случилось.

— Мы приложим все усилия, Кейн, — Кристина, крабом вцепившись мне в руку, мрачно зыркала по сторонам, — Эту кошмарную тварь нужно остановить!

— Конечно, приложим, — невозмутимо ответил я, устраивая руку девушки поудобнее, — А если что-то найдем, то подождем, пока цена за информацию не вырастет…

— Только попробуй так поступить! — тут же озверела чересчур благородная княгиня, — Ты… ты…! Ты дурак. Мы на службе, Кейн. Нам — не заплатят!

— Азова подключу, — кивнул я в сторону академии, — Вообще не вопрос.

— Дайхарррд!

— Почему тебе отец не звонит, а, дорогая? — коварно пресек я рычание супруги, — У тебя «княжье слово», а они уже сколько там? Хочешь, подскажу, почему разговорник молчит?

— Не надо, — насупилась девушка.

Ёж животное удивительное. Если ему всё ясно, то и окружающим тоже. Если Тернов-старший не связывается с дочерью — значит проблемы в новоявленном княжестве умопомрачительные, хвастаться нечем. А обременять ими человека, буквально отдавшего им без прений всю власть, или дочь, пожертвовавшую самым дорогим ради возвышения семьи — опять-таки против законов чести. Что нужно для решения проблем? Деньги. Они есть у двух ревнителей на государевой службе? Нет.

Вот такая вот загогулина.

— У тебя есть идеи, куда нам сначала отправиться? — перевела тему Кристина.

— Только одна, но мне туда одному нужно, — откликнулся я, вышагивая по тротуару с женой под ручку, — В бордель, вестимо. Хочу узнать точно ли всё началось с благородных дам, любящих загулять…

— Уму непостижимо, — закатила глаза бывшая Тернова, — Муж сообщает жене о том, что намерен посетить бордель…

— Жене-девственнице, — тут же ухмыльнулся я, получая в ответ некисло по ребрам и злобное шипение, что о таком я должен молчать даже ночью под одеялом!

Кстати, не зря, потому как могу выкатить большущую претензию на Дворянском собрании, которое, заодно, и суд. Получив, в итоге, развод. Причем не просто развод, а и всё княжество, плюс суровую виру с рода Терновых за позор и умаление чести. По старым и еще действующим законам наш брак с Кристиной был насквозь липовым без его консумации, так что тут действительно нужно было тему молчать изо всех возможных сил. Или…

Поймав задумчивый взгляд девушки, я гнусно ей ухмыльнулся, за что был снова ткнут в бок.

— Мы идём в церковь! — провозгласила злая как кобра жена, вызывая у меня оторопь.

— Шо?!

Церковь в этом мире играла ту же роль, что и в моем, неприятно и нелогично близко. С местными нюансами, разумеется, например о том, что живем мы на благословенной земле обетованной, а злые демоны приходят к нам из разных адов и жрут невинные души. Господу же помолимся, дабы поганых врат открылось поменьше, а там еще и ревнители слегка подсобят. С божьей помощью, вестимо. И с перстом, их направляющим. Тьфу.

За это я мать их православную церкву очень сильно не уважаю во всех жизнях и мирах, независимо от того, насколько они волшебны. Люди стараются, делают что-нибудь, а потом какой-нибудь поп сообщает, что это они с божьей помощью и только так. Что-то про Калашникова я ничего подобного не слышал. Очень удобная позиция для слуг божьих — ничего делать не надо, лишь громко присваивай чужое. А что? Люди охотно поведутся, потому что в таком деле ты, поддерживая вранье, как бы к нему приобщаешься. Не Вася, победивший атом, молодец, а толпа обсосов во главе с попом, орущие, что это всё боженька, а Вася так, под руку ему попался.

Тьфу.

— Нет хода вам сюда, рабы божьи, — басовито прогудел огромный пузатый детина в черном платье, стоящий у порога церкви, — не с этими книгами, чада! Их дома принято оставлять, когда в Храм Божий идёшь!

Ишь какой, оценил я, натуральный вышибала. Пастырь, млин, следящий за тем, чтобы человеческий поток, заходящий внутрь, был лишь приличного качества.

— Мы не к вам, — сухо отрезала Кристина, кладя руку на книгу, — Здесь подождем, раз не пускаете.

— То есть даже такой малости не знали! — удовлетворенно (и громко) прогудел поп, явно привлекая внимание общественности, — Бесстыдники! Креста на вас нет! Охальники! Парой ходят! А повенчаны ли?! А женаты?!

— Еще что-нибудь сп*здани на княгиню, хер божий, мать твою, — оскалился я, хватаясь за хавн, взятый вместо неудобного меча, — Давай, свинья обросшая…

— Ка…, — офонарел поп, будто получая мешком по жирной роже, — Ка…

— Не тратьте своё время на это… существо, муж мой! — громко и внятно произнесла бывшая Тернова, с вызовом оглядывая тех, кто проявил интерес к происходящему, — Невместно князю о блаженного руки пачкать. Полицию позовём.

— Так и сделаем, — умиротворился я, оглядываясь кругом в поисках свидетелей и полицейского. И то и другое нашлось быстро и без малейших усилий.

Я неслабо поразвлекся, составляя протокол с полицейским, чувствующим себя жестко не в своей тарелке, на попа, продолжающего издавать сложные для понимания невнятные звуки. Страж закона, конечно, мягко нам намекал, что мол статус статусом, но мы же без прислуги, да одеты скромно и всё такое, на что я, по-ленински ласково щурясь, отвечал ему под запись, что гнида в черном смелая была, потому как ревнителей в нас углядела, а те люди обычно невысокого статуса, на таких и поорать можно. А вот как бы с нами друг мой, сын графа Истинного, ревнитель, кстати, Константин Азов оказался бы, то обиду мы бы так просто не решили. А тут отделается дурак привратный штрафом, да и бог с ним, как говорится.

Не штрафом, конечно. Церковь место проходное, зевак много, так что вся эта комедия по престижу заведения била наотмашь, чему я радовался в глубине своей души, да и лицом тоже рожи корчил довольные. А тут еще и Кристина, которая меня сюда отнюдь не помолиться звала, нужного человека из толпы выходящих вытащила. Женщину, прячущую лицо под сильно надвинутым на лоб платком. C ней, не произнесшей ни слова, мы и пошли от этой бога-дельни, где выскочивший из церквушки колобок-номер-два уже вовсю прыгал вокруг понурившегося привратника и полицейского, допытываясь, чего тут у них стряслось.

— Кейн, идём в тот трактир, — распорядилась Кристина, а затем я услышал её бормотание к нашей молчаливой спутнице, — Это мой муж, Надежда Васильевна, не волнуйтесь. Да, он иностранец. Нет, он не из этих, будьте уверены. И к этим он тоже не имеет отношения, даю слово.

Трактир оказался знатной купеческой харчевальней в старом стиле, явно имеющей историю века на полтора. По крайней мере, рожи половых и прочих отворятелей дверей были настолько преисполнены чувства собственного достоинства, что я чуть было не подумал, мол вот оно, место, где работают на Руси князья. Тем не менее, служители великого жранья выгодно отличились от церковного привратника пониманием, кто к ним заглянул на огонек, поэтому кабинет нам оформили быстро, умело и почти ненавязчиво. «Почти» — потому что половой, сопроводив нас и отправив помощника за чай-кофе-потанцуем, принялся внимательно ждать, пока господа изволят совершить заказ. Давил, сволочь, такая!

Подчиняясь едва заметной жестикуляции Кристины, я заказал полноценный легкий обед с десертом, также поступила и бывшая Тернова, прислушиваясь к шепоту нашей таинственной спутницы. Та, судя по тому, сколько блюд я услышал, сдержанностью в желаниях пожрать тоже не страдала.

Да и вообще, с удивлением понял я, не страдала. После того, как нам принесли пищи на десяток человек в порциях, заслуживающих всякого уважения, скромная богомолица перестала сутулиться, содрала с головы платок и… оказалась высокой стройной милфой лет, эдак, тридцати, причем отнюдь не убитой горем. Густо кашлянув, Надежда Васильевна ухмыльнулась и проговорила низким и совершенно мужским баритоном:

— Давайте покушаем, а потом уже и поговорим, хорошо, ваши светлости? Поверьте коллеге, горячая и вкусная жратва может быть одним из самых приятных воспоминаний о жизни!