Аноним - Канал имени Москвы

— Как ты думаешь, когда они нападут? — не отрывая взгляда от площади, спросил Фёдор.

Хардов чуть пожал плечами:

— По идее, они вообще не должны здесь находиться. Их логова в северной части города. А эта церковь для них тем более что-то типа табу. Но ты сам всё видел.

— Да-а, — согласно протянул Фёдор. — Много здесь всего изменилось, пока я… Скажи, белый кролик должен был выдать меня?

Хардов вскинул на него взгляд, Фёдор усмехнулся:

— В трактире в Дубне? Ловко ты, но…

— Да, он был скремлином. Так почти и случилось. Я думал, мне придётся вмешаться. Но подоспевший Мунир нейтрализовал воздействие кролика, и мое вмешательство не потребовалось. А тебе намяли бока. Мне было больно и смешно смотреть, как ты летал по всему трактиру. Прости.

Фёдор хмыкнул, впрочем, совсем без укора.

— Вам с Кальяном здорово досталось. Но всё закончилось. Остальное тебе известно.

Фёдор задумался и снова посмотрел на Еву, но тут же отвёл глаза. Улыбнулся.

— К Сестре ты зашёл специально? — решил уточнить он.

Хардов отрицательно покачал головой:

— Честно говоря, я знал, что это может быть полезным. Но собирался пройти до линии застав под покровом темноты, пока они опомнятся. На канале как раз стояли плохие дни. Я положил на всё пару суток. План был дерзким, но выполнимым. И если бы Мунир так не пострадал… Только в итоге вышло даже лучше — за месяц они перевернули вверх дном весь канал. А мы появились там, где никто не ждал. Практически у них под носом. И Анна, конечно. Её помощь неоценима. А на линиях застав они уже не посмели. Всё же к открытому столкновению пока не готовы.

— Да, действительно, много всего поменялось, — задумался Фёдор. — А Шатун? Как же это случилось?

Хардов опустил голову. Нахмурился:

— Боюсь, здесь всё намного хуже. Сначала я думал, что это вызов мне. Или даже тебе. Но Шатун, он… Я теперь понимаю: он решился бросить вызов самому порядку вещей. Пройти сквозь туман.

Фёдор коротко усмехнулся, но в глазах его впервые появился масляный блеск.

— Возможно, он рехнулся, — предположил Хардов. — Возможно, считает себя кем-то вроде Бога. Это самоубийственно, но… он очень опасен. И думаю, уже не может повернуть обратно. Знаешь, что-то происходит, какой-то сдвиг, и мне это очень не нравится.

Фёдор молча переложил оружие из одной руки в другую:

— Считаешь, это опять началось?

Хардов посмотрел на Фёдора. Подумал: «Твоё возвращение необходимо. Поэтому столь многим готовы жертвовать».

— Не знаю, — ответил он уклончиво. — Может, всё и обойдётся.

Внизу снова послышался вой. Они оба повернули головы, но площадь пока оставалась чистой.

— Эту дверь им не выбить, — заверил Хардов. Кивком головы указал на люк, закрывающий подъём в звонницу. — Семидесятимиллиметровые промасленные доски, уложенные в два слоя.

— Возможно, — пробормотал Фёдор. Только как-то с сомнением. Отвернулся от площади, посмотрел на люк, перевёл взгляд на Хардова.

— Знаешь, честно говоря, думал, они давно перевелись, оборотни, — признался Фёдор. — Когда-то я потратил немало времени, изучая их. Меня восхищали их манипулятивные способности, сулили ключ к познанию психики. — Вздохнул. — Пустое дело…

— Что тебя беспокоит? — Хардов проницательно взглянул на него.

— Ты сказал, они обитают в северной части города? Вспомни, где находятся их логова?

— Они селятся в брошенных домах. Правда, всё равно предпочитают рыть под ними норы.

— Вот именно, — подтвердил Фёдор. — И они тоже меняются. По крайней мере, сегодня мы увидели очень необычный способ охоты.

— Что ты?.. Ты хочешь сказать… — Хардов настороженно замолчал, хотя в его глазах уже мелькнул ответ пугающей догадки.

— Они землерои, Хардов, — сказал Фёдор и снова оценивающе посмотрел на деревянный люк. — И достаточно неплохие. В отличие от псовых, их когти устроены подходящим образом.

28

Ева тоже думала о Звере. Но не об оборотнях, о другом. Том, что преследовал её всю её жизнь. Ещё на линии застав она почувствовала его приближение. И сейчас он пришёл. Ева знала это. Глядя на стягивающийся к крохотному пятачку церковной площади туман, она вдруг поняла, что зверь был здесь. Повсюду. Весь этот поражённый туманом город стал им.

Но он больше не принюхивался, движимый ненавистью. Зверь был напуган, и это только усиливало его ненависть. Ева всегда понимала, что наступит момент, когда она должна будет посмотреть Зверю в глаза. И вот момент пришёл, и она оказалась уязвимой.

Хардов считает, что туман пропустит её. Но он не прав. Так было, только теперь всё изменилось. Так было, пока в её жизни… не появился Фёдор. Она не знала, к чему это, лишь чувствовала обречённость и снова думала о нём. И это Зверь ненавидел больше всего. Он искал Фёдора, и это он подгонял оборотней. Но не только. Они оба… Ева не знала почему, но именно это пугало Зверя. Когда она думала о Фёдоре. И вот сейчас она ощущает его близость, и нежно и больно в груди. И Зверь бьётся в неистовстве — больше он не станет тянуть. Он пришёл не только за ней. Ева не знала почему, но они были нужны ему оба.

29

— По моему, началось, — позвал Хардов.

Туман уже выполз на площадь и продолжал прибывать, всё более густея. Здание с надписью «Продукты» было теперь еле различимо. Однако туман как бы весь подобрался, уплотняясь вдоль кромки, как будто каждый сантиметр продвижения к церкви давался ему всё труднее.

Сейчас в проёме мелькнула первая тварь. Быстро показалась и снова исчезла. Потом появилась другая. Боязливо озираясь, как молоденькая актриса на жуткой премьере, она прошла на четвереньках несколько шагов и уселась посреди площади. Подняла голову, глядя на звонницу, и завыла. Они были такие же, как предыдущие, похожие, как клоны, бесчисленные близнецы. Хардов с сожалением согласился, что Раз-Два-Сникерс оказалась права. Эту, что сидела, видимо, решено было принести в жертву первой.

— Не стрелять, — сказал Хардов.

Появилась ещё одна «блондинка». В несколько лихорадочных, меняющих направление прыжков, словно ошалевшая от испуга, пересекла площадь и снова нырнула в туман у самого кладбища.

— Страшно?! — Хардов сплюнул. — Даже этому муравейнику хочется жить.

Раз-Два-Сникерс как-то болезненно поморщилась. Хардов стоял у соседнего проёма звонницы и наблюдал за площадью, как через бойницу. Раз-Два-Сникерс отклонилась от прицела.

— Это не муравейник, — с тоскливой хрипотцой заметила она. — Вовсе нет. Гораздо опасней. Эта их готовность к жертвам…

«Совсем не муравейник, — добавила мысленно. — Много хуже для нас. Это какое-то утраченное нами братство, всеобщность существования. Мы их ненавидим, и это правильно. Но и восхищения они достойны».

И вдруг поняла, что Фёдор смотрит на неё. Он подошёл бесшумно, став между ней и Хардовым, понимающе ей улыбнулся. Сказал:

— Не позволяй тому, по чему тоскуешь, затуманивать свои чувства.

Она смутилась. Она что, говорит вслух? Потом посмотрела прямо на него. Но в его взгляде не было вызова и вообще какого-либо напора.

— Видишь ли, я тоже когда-то пытался их понять, — позволил себе вспомнить Фёдор. — И ты знаешь, мне кажется, Хардов всё же прав. Они готовы жертвовать во имя целого, но это не взаимовыручка. — Он выглянул на площадь и добавил: — И боюсь, совсем скоро мы в этом убедимся.

Неожиданно он как-то странно дёрнул головой, непонимающе захлопал ресницами и рассеянно повернулся к Хардову.

— Иногда как во сне, друг мой, — тихо поделился Фёдор. — Только я не знаю, кто кому снится. Этот мальчик или… я. И… ускользает всё. Нет этого центра, на который можно опереться. Понимаешь меня?

— Ещё как, — откликнулся Хардов. И мрачно подумал: «Надо срочно вытаскивать тебя отсюда».

Но каким образом? Даже если Раз-Два-Сникерс удастся остановить Шатуна, город вновь наполнит неконтролируемый туман, прежде чем они успеют добежать до шестого шлюза. Но даже если попытаться успеть — на пути оборотни.

И словно в подтверждение слабый стон сорвался с губ Раз-Два-Сникерс:

— О боже… Хардов!

Скрытое туманом присутствие угадывалось и прежде. Но сейчас что-то многочисленное приблизилось к кромке, а потом её будто прорвала тёмная масса. И ледяной ужас прошелестел над звонницей. Они решились, оборотни, выступили из тумана. Целые шеренги. Туман буквально кишел ими. И тут же раздался призывный вой. Совсем близко. Прямо под ними.

— Они в церкви, — хрипло произнёс Хардов.

30

Вой оборвался. Только эта мгновенная пауза густой тишины была ещё страшнее. Четыре пары человеческих глаз обратились к деревянной крышке люка. Впрочем, пытка ожиданием действительно оказалась недолгой. Низкий гул родился внизу, и сразу стало ясно, чем он был. Топот многочисленных ног раздался на лестнице. Они приближались, поднимались, спешили вверх. И в этом нарастающем гвалте улавливались особенно мерзкие звуки — торопливое, соскальзывающее царапанье по деревянным ступенькам лестницы множеством когтей.