Левиафан. Черное Солнце (СИ) - Фролов Алексей

От размышлений о дальнейшей судьбе Зака Карна оторвал синхронный эмоциональный всплеск, прокатившийся по окружившей его толпе. На горизонте в физически зримом спектре воссиял Аркаим. Будто легендарная Шамбала или Беловодье, город расплескал вокруг себя океаны прозрачно-золотой энергии, каждый психон которой был напитан высочайшей мудростью и бесконечной свободой – мысли и духа.

Энергосфера города была столь совершенной, что Карн до последнего не верил в ее рукотворное происхождение. Казалось, что столь безупречной может быть лишь естественная – природная – структура. Это было математически идеальное произведение искусства, однако в нем прослеживались отголоски компонентных единиц, которых не могло быть в природе. Ведь стихиям не нужен язык, им не нужны формулы и метрики, но людям без этого никак. Даже лучшим из нас.

С губ Карна сорвался завороженный вздох. Что до Мидаса, Зака и остальных путников – глаза смертных видели иное. Но едва ли их видение в своем великолепии уступало образам, воспринимаемым теми, кто обладал истинным зрением.

Аркаим чем-то напоминал Радогост и Аркону, но те великолепные города-крепости теперь казались фригийскому царю младшими братьями, неказистыми последами этого каменного исполина. О да, город был выстроен из камня – его стены и башни составляли белоснежные идеально ровные плиты. То есть это должны были быть плиты, хотя Мидас не заметил никаких стыков.

Он сощурил глаза, до боли всматриваясь в глянцевую поверхность неизвестного камня, в глубине которого струились проблески золотистых прожилок. Но никак швов не обнаружилось, он мог бы поклясться – все это выглядело так, будто город был не построен, а ВЫРАЩЕН прямо посреди широкого плато, окаймленного с трех сторон отвесными скалистыми утесами. Но ведь этого не может быть, так? Или… может?

Когда они приблизились, Мидас понял свою ошибку. Нет, стыков он по-прежнему не замечал, хотя и не оставлял попыток отыскать их, ибо его во многом консервативное сознание просто отказывалось выдвигать альтернативные гипотезы о постройке Аркаима. Но то, что он сначала принял за внутренние слои камня – те самые золотистые прожилки – оказалось письменами! Это были безупречно ровные ряды рунических строчек, они действительно будто бы находились не НА поверхности камня, а ПОД ней, и покрывали каждый квадратный сантиметр стен, высоких башен со стрельчатыми бойницами и исполинских ворот.

Ворота были отдельной историей. Мидас прикинул, что примерно так нордманы могли представлять себе Врата Вальхаллы – тяжелые массивные створки метров по пятнадцать высотой с врезанными в камень коваными барельефами из черного (вороненого?) металла. Барельефы изображали сугубо военные сцены и выглядели довольно угрожающе. По периметру барельефов располагалась изящная гравировка – фригийский царь узнал валькнуты и пару трехлучевых свастик, что были в ходу у нордманов, кельтов, славян и других народов древнего мира.

Мидас неосознанно приоткрыл рот, созерцая за и над воротами колоссальные пирамиды, выполненные из того же белоснежного камня с золотыми рунами под поверхностью. Пирамиды вздымались над городом на недосягаемую высоту, касаясь своими вершинами безмятежного облачного савана. И там, в вышине, их венчали хрустальные шпили, сиявшие так, что на них невозможно было смотреть.

Еще он увидел пирамидки поменьше, выполненные из какой-то необычной породы, с расстояния напоминавшей матово-черный обсидиан. Были там и хрустальные башни, стремившиеся сравниться по высоте с самыми большими пирамидами, и спиральные конструкции из сияющего стекла с лазурным оттенком, что перетекали из одной формы в другую, будто живые. Это было настолько невообразимо и завораживающе, что Мидас не сразу заметил, как они буквально выпали из людского (и не только) потока. Тракт кончился.

Фригийский царь несколько раз моргнул и опустил взгляд, ошалело водя им по сторонам. Он пришел в себя, лишь натолкнувшись на беззастенчиво ухмыляющегося Зака. Молодой воин откровенно забавлялся, глядя на реакцию своего спутника, он то сам, судя по всему, видел город не в первый, и даже не в десятый раз.

Мидас звучно захлопнул рот и мотнул головой. Чувство реальности наполнило тело привычной тяжестью, а сознание – сухой подозрительность. Он состроил недовольную гримасу в ответ на смешок Зака, потом перевел взгляд на Карна. Парень стоял безо всякого движения, явно концентрируясь на своих ощущениях.

– Насколько я вижу, под стенами Аркаима давно вырос еще один город, – слепец повернул голову в направлении Зака и уставился на парня, буквально пронизав его истинным зрением. Тот невольно поежился, но не отвел глаз.

– Ты прав, – молодой воин пожал плечами. – Сюда веками приходят торговцы и мудрецы со всех окраин мира, но в Аркаим дано попасть не каждому. Удача улыбается одному из тысячи, но многие все равно остаются подле его священных стен. Сначала это было лишь неосознанное, стихийное стремление, но теперь… теперь тут и правда вырос целый город, со своими законами и самобытной традицией. Его прозвали Пури Маргана.

– Город Просителей, – тут же перевел Мидас, узнав санскрит. – Забавно получилось.

Ослепленный красотой Аркаима он не заметил, что торговый тракт здесь влился в огромную площадь, раскинувшуюся перед воротами величественного города. Площадь была усеяна палатками, шатрами и строениями из дерева, некогда возведенными на скорую руку и уже не первый год служившими кому-то постоянным жильем.

Торговые ряды и жилые сегменты разбегались в стороны вдоль городских стен и заполняли собой все пространство плато между укреплениями Аркаима и отвесными обрывами. Где-то вдали виднелись каменные постройки, изначально расположенные совершенно хаотично, теперь вкупе с пестрыми шатрами, трепещущими тентами и деревянными конструкциями самых разных форм и размеров они представляли собой сложный лабиринт узких улочек, арочных эстакад и подземных переходов.

И все это неустанно жужжало, точно пчелиное гнездо. Люди и представители других рас снова взад-вперед, со всех сторон слышались призывные кличи торговцев, смех, ругань, слезы. Гремели колеса телег, стучали копыта лошадей. Движение не прекращалось ни на миг, как они позже убедились – даже в ночное время. Тут все продавалось и покупалось тоже все.

– А почему их не пускают в город? – наконец спросил Мидас. В разношерстной толпе он видел отнюдь не одних лишь торговцев. Были там воины и поэты, архитекторы и алхимики, откровенные авантюристы и странствующие знахари. Представители всех профессий, служители всех наук.

Сложно даже представить, сколько в Пури Маргана намешано культур и традиций! Сколько в этом городе истинных мудрецов, а сколько – порочных лжецов и настоящих безумцев? Мидас удивился, как эта простая мысль не пришла к нему раньше, и прежде, чем Зак ответил, он уже и сам знал, почему для всех этих людей врата Аркаима навсегда останутся закрыты.

– А зачем они там нужны? – улыбнулся молодой воин. – Арии велики, но у них много врагов. Им нечему учиться у других, а вот другие не прочь прикоснуться к их знаниям. Но арии мудры, им ведомо, что знания – величайшая сила и они не готовы делиться этой силой с каждым. Они и без того делают многое – защищают все живое вокруг, не дают Великой Порче безнаказанно отравлять землю.

Понятно, что Великой Порчей здесь называют разрушительное влияние Лимба и его монстров. Надо думать, тут каждый второй видел химеру или мантикору вживую! Ткань межу реальностями в этом времени оказалась столь тонка, что Карн ощущал это даже без направленной концентрации. Сначала он воспринимал фоновое напряжение как обычный «белый шум» энергетического плана, но потом «прислушался» и понял, что у него есть источник.

Источником был Лимб, он постоянно генерировал волны хаотичных всплесков темной энергии, что настойчиво просачивалась в Ра сквозь прорванную Завесу и разбегалась по миру смертных незримой рябью. Там, где проходила эта рябь, хрустальные воды озер и речек становились отравленным маревом, а светлые рощи превращались в непроходимые чащобы, кишащие злобными тварями, охочими до людской плоти. Города увядали, люди, гонимые животным неосознанным страхом, уходили прочь, как можно дальше. И нередко – становились жертвами чудовищ, перешедших грань миров через один из многочисленных разрывов, что вспыхивали тут и там жестокими незаживающими ранами.