"Самая страшная книга-4". Компиляция. Книги 1-16 (СИ) - Парфенов Михаил Юрьевич

Из окон виден тюремный забор и часть кирпичного здания. Много колючей проволоки. Запрещающие знаки. Узкие запотевшие окна. Из полосатой трубы ползет вертикально вверх черный дым. Я приходил сюда много лет два-три раза в неделю. Сидел на остановке, разглядывая ворота. Ждал, когда оттуда выйдет Беседин, хотя знал про его срок, знал, что ждать придется долго. Но, если хотите, это еще одна форма подпитки воспоминаний. Форма управления злостью.

Двери открываются. Я моргаю – и боль будто прокалывает мое сознание иглой. Злость, пузырясь, вытекает через глаза, ноздри и рот. На остановке «Северный проспект» кто-то заходит в переднюю дверь. Оборачиваюсь, уже зная, кого увижу.

Он широко улыбается, трет ладони, осматривает салон. На кепке выцветшая эмблема: «Адедас».

– Как же я рад вас всех видеть!

Пассажиры, встрепенувшись, выходят из оцепенения. Головы поворачиваются к вошедшему.

– Граждане, – говорю, испытывая садистскую радость. – На маршруте работает контроллер. Подготовьте билетики и проездные документы!

Валентин Маркович Беседин был освобожден через семнадцать лет, в две тысячи десятом году. Ему на тот момент исполнилось сорок, он полностью раскаялся, осознал и исправился.

Выйдя из тюрьмы, он сразу же отправился домой, где его ждал пожилой отец. Валентин сел на семьдесят шестой троллейбус, доехал до стадиона, пересел на двадцать третью маршрутку, выехал за пределы города в поселок Широкий и через пятнадцать минут был в районе старых хрущевских пятиэтажек, которые построили здесь одновременно с запуском сахарного завода. Завод давно не работал, поселок тихонько умирал, населения тут было меньше двух тысяч человек.

Валентин торопился домой, но заплутал среди заброшенных домиков, свернул не туда и на старой развороченной дороге встретился со мной.

Я долго не церемонился. Валентин, возможно, меня узнал. Когда я ударил его кухонным ножом в живот, он хрюкнул, выпучил глаза, ухватился руками за мою руку, но ничего уже сделать не мог. Валентин умирал минут пять. Я уложил его на обочине, ударил еще несколько раз, для верности. Он сучил ногами и поскуливал. Потом замер, глядя в темноту за моей спиной. Я оттащил Валентина за руки к пролеску. Там ждала вырытая не так давно яма. Забросал тело землей, уложил сверху веток, вышел обратно на дорогу и закурил.

Так повелось, что за смерть отвечают смертью. Якобы это примиряет душевную боль, заставляет злость убраться восвояси. Это не так. Я не испытал облегчения от убийства. Мне захотелось вернуться на любимый маршрут и проследовать по глубинам злости. Я хотел снова сесть на скамейке у тюрьмы и разглядывать забор в колючей проволоке. Я хотел снова выследить Валентина Беседина и воткнуть нож ему в живот. Мне нужна была новая порция.

На выходе из поселка ко мне подошел человек, хриплым голосом попросил закурить. Зажигалка высветила его худое лицо с острым носом.

– Вижу, у тебя хорошо получается, – сказал человек.

– Что?

– Выстраивать правильные маршруты в правильные места. Хочешь поработать?

Так я встретился с контроллером.

Он просит называть его именно так, исковерканно – «контроллер». Как и все в этом отрезке мира, он слегка неправильный, ошибочный, странный. Грубо говоря, он вообще не человек. Я не знаю, что он такое.

Контроллер одет в широкие брюки и белую пузырящуюся рубашку. Рукава закатаны до локтей. На голове – кепка, слегка оттопыривающая уши. Больше всего контроллер напоминает паренька из фильмов пятидесятых годов. Он светловолосый, улыбающийся и оптимистично-энергичный.

– Товарищи! – говорит контроллер, – Предъявляем проездные и билетики! Не жмемся, не стесняемся, не вредничаем! Зайцев я не люблю, врагов народа тоже. Но ведь среди вас таких не водится, верно? Все хорошие, все милые, все мои родные друзья! Предъявляем, товарищи!

Люди в салоне оживляются. Кто-то покашливает, кто-то тянется за кошельком. Троллейбус тормозит перед светофором. Контроллер достает ручной валидатор и начинает медленно продвигаться внутрь салона, проверяя билеты и проездные. К валидатору прислоняют все подряд, будто эта черная «лапка» может что-то считать с бумажного огрызка билета или пенсионного удостоверения.

– Счастливый попался! – подмигивает кому-то контроллер. – Надо обязательно съесть, иначе удачи не будет!

Я знаю, что происходит. Смотрю на людей, которые безразлично протягивают к валидатору удостоверения, студенческие, карточки проездных. Для них это – рутина. Кто-то не отрывается от экрана телефона, кто-то в это время смотрит в окно или не прерывает общения со знакомым. Но я-то замечаю изменения. Вижу проступающие морщинки, появляющиеся седые волоски, вижу, как увеличились мешки под глазами, набрякли веки или кожа плотнее обтянула скулы.

Контроллер забирает жизни. Мелкий воришка из параллельного мира, куда я случайно пробил маршрут своей обостренной злостью. Вернее, симбиозом памяти и злости.

– Женщина, у вас бесподобный маникюр!

Он обаятелен, быстр, ловок.

– Билетики сохраняем до конца поездки!

Улыбчив и разговорчив:

– Была у меня один раз ситуация. Безбилетник, значит, рванул в конец салона, запнулся и сломал себе челюсть. Обо что бы вы думали? Никогда не догадаетесь. О детскую коляску!

Обычно он управляется за одну остановку, но иногда случаются накладки.

Какая-то старушка внезапно начинает кричать:

– Посмотрите, люди, это же какая-то тварь! Не человек вовсе! Разве вы не видите? Нас куда-то занесло! Это ад, форменный ад!

Я вскакиваю с места кондуктора, высматривая кричащую. Троллейбус тормозит – и людская волна ухает, по инерции подавшись вперед.

– Господи, помоги! – вопит старушка, отчаянно крестясь. Она из тех, кто зорко смотрит по сторонам в поисках бесов. – Отче наш! Сущий на небесах!

На очень короткое мгновение мир за окном будто сдувает, обнажая реальность, в которую заехал троллейбус. Это разрыв между мирами, маршрут в преисподнюю.

Контроллер тоже теряет свой облик, и я вижу окровавленное лицо без кожи и носа, с частоколом кривых желтых зубов, с пузырящимися от жара глазами навыкате. Одежда на нем горит. Контроллер сдавленно смеется:

– Да вы, женщина, сумасшедшая! Сейчас милицию позову!

Задние двери троллейбуса открываются, впуская запах серы и клочья черного смога. В салоне появляются люди в форме, на спинах написано: «Мелиция». Они хватают старушку под локти и тащат к выходу.

– Вы разве не видите? – кричит старушка. – Это же черти, бесы! Это же нечисть! Господи, господи, помоги!

Никто ей не помогает, никто ничего не видит. Двери закрываются, троллейбус двигается дальше, разрывая морок.

Остановка «Гагаринский бульвар».

Боль проходит, и я снова могу моргать. Коварная злость все еще сидит в голове, я храню ее на ужин. Осматриваю пассажиров и садистски улыбаюсь. Радостно от того, что эти бесполезные люди вокруг лишились мгновений жизни. Потому что это несправедливо, когда моя семья уже мертва, а вы все тут вокруг – нет.

Наверное, в какой-то момент я сошел с ума.

Контроллер, вернувшийся к своему человеческому облику, уже в хвосте салона, торопливо водит валидатором среди оставшихся пассажиров. Потом он бежит ко мне, расталкивая людей локтями. Не церемонится.

– Держи, – протягивает зеленую карточку проездного. – Твоя доля, как и всегда. Сегодня неплохой урожай.

– Как мог, – сухо отвечаю я.

Двери открываются – и за дверьми уже нормальный мир, лето, запах цветов, пирожков с капустой. Контроллер подмигивает и растворяется среди людей на остановке. Теперь я увижу его через двое суток, на следующей смене.

– Я за кофе, быстро, – чеканит Валерка с водительского сиденья.

Как я и говорил, он ничего не помнит.

После смены еду домой, в трехкомнатную квартиру, которую мы получили с женой еще в восемьдесят девятом году. Это хорошая квартира в кирпичном доме – такие уже не строят. Идеальная звукоизоляция, просторная кухня, два балкона. Здесь с легкостью можно было бы жить втроем или даже впятером. Но после смерти жены и дочери живу только я.