Жестокие всходы - Тимофей Николайцев

тут же опять встрял старик. — Лошадиный человек думал о том, что несмотря на кучу денег, какую он тогда прижимал к столу локтями — ему всё равно придётся провести ночь верхом на табурете, а не в тёплой постели!

— И не мог бы выкупить у него это право на его же деньги?

— О том я и толкую, добрый господин… Когда в дело вмешивается задетая гордость… или излишняя щепетильность — люди редко остаются разумны!

— Да… — неожиданно кивнул возчик. — Хозяин, поверь — мне сейчас очень хочется прибить этого доходягу, а вовсе не соглашаться с ним. Но он прав — в тот я момент оказался самым богатым из людей на сто верст в любую из сторон… и всё равно не мог купить себе желаемого. А тот старшина — был куда беднее шелудивого пса, а к утру и зубов не смог бы посчитать, не то, что денег…, но не пожелал уступить нам коновязи и за всё серебро мира.

— Не пожелал, значит… — глубокомысленно изрёк Луций — только чтобы заполнить паузу. Шлепки шагов в грязи и тележный скрип — плоховато с этим справлялись.

— И я до сих пор не понимаю — почему? — поднял голову возчик.

— Я мог бы объяснить… — с готовностью предложил старик.

— Не сомневаюсь! — оскалился на него Луций. — Но пока подожди с этим — я хочу дослушать саму историю!

— Как тебе будет угодно, добрый господин… — старик неловко поклонился на ходу — тоже поскользнувшись в колее, но под тяжёлым взглядом Симона не решившись придержаться за телегу.

— Так что там было дальше с твоей удачей? — спросил Луций возчика, когда молчание, разбавляемое плеском его шагов, слишком уж затянулось.

Симон пожал плечами… и тогда вместо него опять заговорил старик — должно быть, вовсе не способный заткнуться:

— Был бы лошадиный человек тогда осторожнее, как советую сейчас тебе я, добрый господин… то несомненно заподозрил бы ловушку — слишком уж много совпадений помнит та ночь…

— Ловушку? — нахмурился Луций.

И Симон — тоже насторожился, вылупился на старика из-под сошедшихся на переносице бровей.

— Одну из тех, что судьба так любит ставить на человечьих дорогах… — пояснил тот. — Но лошадиный человек был слишком пьян… ведь так? Или слишком уверен в себе — совсем как и ты сейчас!

— И что всё‑таки случилось?

Симон неопределённо качал головой и впустую разевал рот, словно поочередно примериваясь к разным словам, но никак не находя нужные…

— Шалость… — тут же подсказал возчику старик. — Шутка…

— Да… Шутка… — согласился тот.

— Когда мужик в стельку пьян — даже сморкнуть в общую сковородку, и то кажется ему забавным! Извини меня, старика — но сейчас ты должен рассказать всё до мелочей. Без утайки…

— Какая разница? — всей тушей повернулся в его сторону Симон. — Зачем пытать меня о грязных мелочах, если ты, всезнайка, уже знаешь главное?

— Такая, что у Болтунов… — и старик неожиданно подобострастным жестом указал на Луция, — свои секреты! И свои рецепты, заставляющие наши с тобой судьбы вихлять, как эта телега…

Польщённый Луций утвердительно кивнул ему, и старик продолжил наседать:

— Скажи, бывший старшина — не было ли рядом мышей, когда удача покинула тебя?

— Мышей? Да бывают ли на свете трактиры, где не водятся мыши?

— Не видел ли ты, как кто‑то шептал над их трупиками?

— Разве что кот, научившийся говорить… — пожал плечами Симон. — Наступив на дохлую мышь, люди обычно не шепчут, а орут благим матом.

— А не лепил ли кто странные фигурки из дерьма?

На этот раз возчик надолго задумался…, но так и не смог ничего припомнить:

— Пять лет прошло… Да и было мне повода разглядывать дерьмо? И какие фигурки я нашёл бы странными?

— Лошадиного? — не отставал от него старик. — Или мышиного — так даже ещё лучше… Или смешивал его со слюной? Не бойся сознаться в своём позоре, если кто-то подмешал тебе в пищу чего‑то подобного… Ибо в Чёрной Книжице описано много подобных рецептов.

— Ну…

— Вижу, ты что‑то вспомнил…

Луций сделал рукой нетерпеливый знак продолжать.

— К тому времени, как я обчистил его в кости и стал богат — мы выпили всё пенное, что было припасено в этой дыре… — страдая, признался Симон. — Когда всё серебро перекочевало из карманов этого бедолаги в мои — перед ним как раз стояла последняя кружка. Трактирщик слил ему с самого дна… я видел — даже бочонок пришлось наклонить, чтобы пиво из него текло…

— Ага! Наверное, там больше плескалось утонувшего мышиного кала, чем пива? — не унимался старик.

— Скорее всего… — не стал отпираться Симон. — Но я был пьян… и, как я уже говорил — это была самая последняя кружка на сто вёрст в любую сторону! Я предложил сыграть хотя бы на неё…но он — снова отказался! Причём с таким видом — будто именно он был победителем, а не проигравшим!

— И тогда…

— Тогда я выхватил кружку из-под носа у этого простофили и разом осушил до половины…

Луция вязко затошнило от этих слов… да и самого Симона, скорее всего, тоже — он длинно и неопрятно сплюнул себе под ноги. Плевок был ритуальным — Луций сразу почувствовал, как свежая глина с Похоронной Ямы, отёртая Симоном о скрепляющую тележные борта жердь, помягчела и оплыла на этой жерди, словно воск под солнцем. Впрочем… быть может, дело было всего лишь в дожде, который усилился именно в эту минуту.

— Так ты хочешь свою удачу обратно? — понимающе спросил он. — Об этом просишь и просишь Глину?

Тот угрюмо поднял на него глаза… и тотчас снова их опустил.

Теперь и старик — покачал головой на ходу:

— Добрый господин… Хоть ты Великий Болтун и победитель сороватов…, но я не думаю, что даже сама Глина способна вернуть удачу лошадиному человеку!

— Тогда зачем ты настоял, чтобы он рассказал эту историю Новому Наместнику ЕЁ?

— Позволь мне объяснить… Пока я облачался в чёрное, то тайно прочёл великое множество запретных слов… и произнёс вслух совсем немного разрешённых. И вот, что я понял: те слова, что сказаны прямо — обычно никого не убеждают! Ибо для острого ума они банальны, а потому неинтересны…, а для всех прочих посредственных умов — всё равно остаются слишком уж сложными.

Сказанное стариком рассмешило Луция, не смотря на всю сегодняшнюю дурноту и тошнотные позывы — слишком уж этот его велеречивый тон не вязался с худыми рёбрами, тут и там торчащими из лохмотьев.

— Об этой «мудрости» ты тоже прочитал в Чёрной Книжице? — фыркнул он.

— Совершенно верно, добрый господин… В этом-то и есть сила тех