А. Смолин, ведьмак - Андрей Александрович Васильев

нынче ты ко мне в гости пожаловала без дурной мысли да камня за пазухой — заходи, — разрешил я, припомнив один из давних советов Вавилы Силыча. Эта фраза была чем-то вроде разового пропуска.

Огнеслава (а именно так звали эту девчонку, если не ошибаюсь) перешагнула порог, прикрыла дверь и скинула с плеча объемный кожаный рюкзак.

— Держи, — достала она из него деревянную коробку с медным крючочком, который придерживал крышку. — То, что обещано. Проверь комплектность и целость груза.

Я открыл коробку и увидел в ней конусообразный сосуд, в котором плескалась ярко-красная жидкость, причем чтобы он в таре не болтался, все свободное место было забито сухой травой с резким запахом.

Достав сосуд, я сразу заметил на стенках две довольно широкие черные линии, его опоясывающие.

— Велено повторить ранее говоренное. — Огнеслава ткнула пальчиком в одну из них: — Это ограничители нормы. Ни в коем случае больше не давать и меньше не давать. Ровно по линии зелье каждый раз отмерять, ясно? Раз в три дня. И строго в одно и то же время употреблять, минута в минуту. Иначе за результат мы не ручаемся, вины нашей в ее смерти не будет. Услышал? Да, вот еще что — она должна выпить все сама. Никаких капельниц, никаких внутривенных вливаний.

— Услышал, — кивнул я. — Расписаться где надо? Если что — готов.

— Слова достаточно. — Молоденькая ворожея затянула завязки рюкзака и снова закинула его на спину. — И не забывай то, что было тобой нам обещано, ведьмак. Мы свою часть договора выполнили, теперь дело за тобой.

— Пока не совсем выполнили. — Я тряхнул сосуд, в красноте зелья блеснули огненные искорки. — Вот как очухается та, для кого стараюсь, тогда можно будет это сказать.

— Девушку свою вылечить хочешь? — поинтересовалась Огнеслава. — Любовь и все такое?

— Да нет. Просто хорошей девчонке хочу помочь. Если честно, я ее почти и не знаю даже. Просто жалко — и все.

— Ты серьезно? — Голубые глаза ворожеи удивленно распахнулись. — Вот это все для, по сути, чужого человека?

— Вот такой я идиот. Сам знаю, только поделать ничего не могу.

— Заметь, не я это сказала, — желчно произнесла Жанна, прислонившаяся к стене.

— Хозяину виднее, кого и зачем лечить, — мигом ответил ей Родька.

— Ты странный. — Огнеслава провела своей теплой ладонью по моей голой груди. Джинсы я натянул, факт, а вот футболку нет. — Когда вернусь — загляну в гости. Приглашение на чай остается в силе?

— Если буду в городе — разумеется.

— С тортом? — На левой щеке ворожеи обнаружилась невероятно очаровательная ямочка.

— С тортом.

— Тогда точно загляну, — уверенно заявила она. — Разумеется, без дурной мысли и камня за пазухой. Пока, ведьмак. Еще увидимся!

И она вышла из квартиры, аккуратно прикрыв за собой дверь.

— Говорю же — шаболда, — процедила Жанна. — Вернется она. Поглядим еще!

Я пропустил ее слова мимо ушей, еще раз тряхнул сосуд, полюбовался на вспыхивающие и тут же гаснущие огоньки и направился в комнату. Надо было сделать несколько звонков, после позавтракать и выдвигаться в клинику Вагнера. А чего тянуть?

— Если честно, я думал, что эта ночь для Бэллы станет последней, — сообщил мне Петр Францевич, как только я вошел к нему в кабинет. — Медицина сейчас мощна, как никогда, но предел есть у всего, в том числе и у науки. Впрочем, я вам про это уже не раз говорил.

— Пойдемте. — Я качнул белой сумочкой с веревочными завязками, которую держал в руках. Когда-то в ней лежала то ли сорочка, то ли галстук, а теперь находилась деревянная коробка с зельем. — Попробуем кое-что из ненаучных методов.

— Вы серьезно, Саша? — Вагнер мигом вскочил с кресла. — Получилось добыть что-то эдакое? Ну… Такое.

— С трудом, — признался я. — Сначала пришлось серого волка приручить, затем жар-птицу добыть, после еще с царевной, которая в заточении томилась, валандаться. Короче — тихий ужас и куча проблем.

— Но это средство — оно же сработает? — негромко спросил Петр Францевич. — Эта девочка очень долго боролась, потому что ей хочется жить. И мне хочется, чтобы она жила. Как врачу и как человеку.

— Наши желания совпадают, — я подтолкнул его к двери. — Пойдемте уже. Нам лишние пять минут погоду не сделают, а вот ей очень даже могут навредить.

Вагнер не врал, Белла стояла на той черте, за которой начиналась чернота и пустота, я это понял сразу, как только глянул на тварь, которая разрослась настолько, что почти скрыла под собой лицо девушки.

— Лишних уберите отсюда, — попросил я Вагнера. — Ладно?

Сестры переглянулись, но, подчиняясь приказу своего руководителя, все же вышли из палаты.

— Еще два момента. — Я открыл коробку и достал сосуд. — Мне нужна емкость, куда я перелью часть вот этой жидкости.

— Держи. — Вагнер мигом протянул мне колбу, стоящую на одном из аппаратов. — Не сомневайся, она стерильна.

— Хорошо, — кивнул я. — И второе — Бэлла сама должна это выпить.

— То есть?

— То и есть. — Я ткнул пальцем в трубку, которая находилась во рту Бэллы. — Вот это надо вынуть и сделать так, чтобы она проглотила то, что я принес. Вы врач, не я, потому должны знать, как этого добиться. Нос там зажать, что-то еще. Думайте, делайте, а я пока отмерю нужную дозу.

Собственно, ничего сложного в переливании из одного сосуда в другой вроде бы не было, но руки все же немного подрагивали, то ли от напряжения, то ли от страха пролить драгоценное зелье.

— У нас будет секунд двадцать-тридцать после того, как я выну интубационную трубку. После всё, — сказал мне Вагнер, непривычно бледный. Сошел с его щек обычный румянец. — И Саша, имейте в виду — если что, мне мало не покажется. Тут дело не просто судебным иском пахнет или отзывом лицензии, а кое-чем похуже.

— И не страшно? — спросил у него я. — Такой риск? Почему?

— Сам не знаю, — немного растерянно ответил Петр Францевич. — Наверное, потому что русской крови во мне больше, чем немецкой. Выходит, чувства для меня значат больше, чем разум. Ведь понимаю, что делаю