Нарушители. Память Каштана: темный замок. Память Гюрзы: светлые сады - Елена Владимировна Ядренцева

Отец, скажи, что ты хотел помочь. Что ты хороший.

– А нормально утешить персонала нету, что ли? У короля-то? Да даже у нас иногда кто-то да выслушивал, хотя за эти деньги проще было по головам нас пересчитывать, и всё!

Деньги-то тут ещё при чём? Папин камзол давил на плечи. Отец мог забирать чувства. Даже забирал их. Может, поэтому… нет, нет, нет!

– «Персонала», – передразнил отец. – Кого? Служанок, что ли?

– Да хоть бы и служанок – кто обнимет! Я понимаю, если денег нет, ремонт сто лет не делан, но у вас-то…

В витрины теперь вплавлялись уже не крупные осколки, а крошки. Отец вздохнул:

– И почему вы вечно разрушаете всё, что связано с моей женой? Уйдите все отсюда.

Что, и ей уйти? А он будет всю ночь смотреть на мамины платья? Ну, остаток ночи.

– Я останусь, – сказала Саша.

Скажи спасибо. Прогони. Рассердись, что не слушаюсь. Отец уронил:

– Как хочешь.

Вот сейчас она прошипит: «Ну и пожалуйста» – и пойдёт спрашивать у Гюрзы и у Карины, откуда они вообще всё это взяли: про горе и прочее. И как это чувствуется, когда чего-то не хватает, – потому что у Саши и у самой… Нет, этого она не будет говорить. И для чего Гюрза сегодня вечером соврал про отца и тварь?

Саша была не в себе, она забыла про чеснок, но вот сейчас-то ясно его вспомнила! Каждое слово, пока Гюрза пытался выгородить отца…

Но вместо всего этого она сказала:

– Папа, пап, ты что! Вот же ты всё почти уже восстановил, мы сделаем как раньше, всё будет в порядке!

– Что будет, дочь моя?

Да даже если они восстановят все древние здания во всей былой эльфийской славе, мама не вернётся. Но нельзя же, чтоб папа так сидел! Карина и Гюрза шли бок о бок, но вдруг замешкались у выхода. Да что ещё?

– Извините, – сказала Карина, – я не хотела разрушать… ну, что насчёт жены.

– Ты можешь пойти с нами, – сказал Гюрза, – если хочешь. Саша.

Куда это с вами? В тёмный замок? Сквозь Сады обратно во дворец? Куда идти-то? Как же мне теперь… Села у ног отца, как на картинке, обняла его. Нет!

Тут нужно сказать: ласково обвила его руками. Каждый раз, когда она так делала, отец как будто просыпался. Заново и заново.

– Что такое?..

– Спасибо, что дал мне нож.

– Александра, – сказал отец и замолчал.

Он молчал долго, и Карина с Гюрзой ждали на пороге. Как странно: вот они ходят везде вдвоём, и никто даже не интересуется, жених ли он ей. Или у тёмных это как-то по-другому? Или они всего лишь верные друзья? Хотя почему всего лишь. У Саши и такого нет.

Снаружи туман впитывался в землю и начинался рассвет. Дети Садов открывали глаза, вспоминали, кто они. Отец поднял руку и уронил Саше на голову – как будто бы последним движением перед тем, как не очнуться. Пусть только попробует!

– Александра, – вот бы и эти ещё сгинули, не слушали, – я не смогу сейчас быть для тебя достаточно хорошим отцом. Это не… это не из-за тебя. Если ты хочешь, возвращайся к матери.

Вот уж спасибо! В тёмный-то замок, где ни платьев, ни купален? В тёмный замок, где все орут почём зря?

– Отец, но сознаёшь ли ты, что говоришь?

Опять она сбивается и говорит не то. Так всегда будет? Может быть, с годами лучше? Вот мама говорила что хотела.

– Я не оставлю тебя.

– И будешь хлопотать у моего одра? Или как это называется. Окружишь заботой? Саша… – Он закашлялся. – Это я должен о тебе заботиться, не ты обо мне. Не нужно всю жизнь сидеть у моей постели.

– Но ты же войдёшь в силу, ты оправишься! Ты не виноват, что тёмные на тебя что-то натравили!

– Саша, – сказал отец и взял её за плечи, – это я сам на себя натравил. Сам, больше никто. Хотел… неважно. Да вы-то что маячите в дверях, велел же уходить!

Карина с Гюрзой наконец ушли.

– Я не хочу, чтоб ты тратила жизнь на то, чтоб облегчать мою.

Как сам натравил?

– Так не бывает! Ты не мог… Ты что же, тоже заключил договор с тьмой?

Отец кивнул. То мама со злодеем, то он с темнотой…

– Но ведь она же тебя мучила! Зачем же ты…

Молчание за ужином, ссоры за завтраком. Мама в синем – отец не любит синий. Мама выращивает хищные растения. Мама стоит на стене, ленты в волосах – ждёт отца из сражения.

Шорохи за дверью. Голос, про который мама всегда говорила: мол, тебе мерещится. Отец даёт нож.

– Но для чего ты так?..

– Я думал, что есть лёгкие решения. Прямые пути. Думал, сумею обхитрить тьму. Тьму не обхитришь.

– Но ведь вы все… тёмные то, тёмные это, а потом сами с ними якшаетесь!

– Фу, ну и лексикон, Саш. Прости меня. Я и воспользовался-то этой тёмной помощью, чтоб остаться с тобой – и чтоб не проиграть.

Ни капли чеснока. Не проиграть?

– Пусть Алиса тебе расскажет. Извини меня. Я бы очень хотел побыть один.

И что тут сделаешь? Трясти его за плечи? Заплакать – да, сейчас-то самое время? Ударить его?

Когда Саша всё-таки выбежала из зала с витринами, отец смотрел на мамины платья не моргая.

* * *

Карина с Гюрзой обнаружились в зрительном зале. Сидели в первом ряду, будто бы им кто-то разрешал, и смотрели наверх. Да что там наверху-то?

Задник никто так и не сменил с последнего спектакля – гигантская ель, засыпанная снегом. Зимний лес. Там и спектакль-то был, кажется, о приключениях девочки-сироты – то она встретит воплощение мороза, то ещё кого-то…

– На что вы смотрите?

Почему-то вышло сказать только это. Не «убирайтесь из кресел моего отца, и из театра тоже убирайтесь». Не «как там мама». Не «как вы можете вот так вот просто быть вдвоём, и держаться за руки, и не бояться».

В зале всегда пахло уютной старой пылью, и Саше казалось, что она заснула где-нибудь в шкафу, среди маминых шерстяных вещей и мандариновых корок. Почему-то мама не любила заклинания, говорила: «Ага-ага, а моль и их проест». Откуда моли взяться во дворце?

– Там, наверху, – сказал Гюрза, – на верхних уровнях, за кулисами. Ты была?

Нет. Кто бы её пустил? Но почему-то самое интересное даже в землях её отца опять знают другие, не она.

– Пойдём, – сказал Гюрза, – пойдём, я тебе что-то покажу.

Как это может быть – тёмный, а весь светится? Как будто бы узнал что-то ужасно важное. Как будто