Грим - Анастасия Худякова

На всех фотоснимках были запечатлены жертвы насильственной смерти, наступившей в результате полученного ранения, а именно вспоротого по всей длине живота. Так мог бы поступать зверь, но лишь в том случае, если в голове у него имелась вычерченная самим дьяволом схема, которая неизменно повторялась из раза в раз, в том случае, если зверь этот был искусным хирургом, знающим, где и как нужно резать. В том лишь случае, если обладал разумом и расчетом демона.

С такими существами Баглер не был знаком. Он знал кого-то похуже. Знал людей.

Он не был дома три дня: сначала дежурство, потом вызов, еще позже – расследование. Он давно начал жить в своем тесноватом кабинете. Оказавшись на улице, Баглер жадно глотнул холодный влажный воздух и закашлялся. Его дом был обращен фасадом к фьорду, а с заднего двора виднелся город. Была у него и квартира недалеко от участка. В дом он приезжал реже, но проводил здесь больше времени. Баглер никогда не работал здесь, не приводил сюда коллег. Это место служило ему убежищем, и только здесь он мог дышать свободнее, мог не прятаться и не притворяться. Здесь, откуда была видна лишь вода и камни гор вдалеке, он мог представить, что в этом мире нет никого, только он.

Было уже темно, когда он услышал шум. Или еще темно. Баглер встал с дивана, где просидел с самого вечера, балансируя между дремотой и бодростью, сбросил на пол одеяло и взглянул на часы. Четыре утра.

По окнам как будто пробежал свет и тут же исчез. Но под шинами зашумел гравий. Баглер схватил из ниши в стене кобуру, сунул ноги в ботинки, забыв про верхнюю одежду, и ринулся к двери. Куртка ему не понадобилась. Когда он распахнул дверь, удерживая руку на пистолете, потрясение заставило его сделать шаг назад. Перед ним стояла Теодора, слегка бледная и поразительно прекрасная. Ее глаза казались другими, хотя в полутьме Баглер не смог сразу понять из-за чего. Она куталась в пальто, но стояла ровно и смотрела прямо на него.

– Ты позволишь мне войти? – спросила она после долгого молчания.

Баглер стоял перед ней помятый после беспокойного полусна, в незашнурованных ботинках, домашних льняных брюках и простой бежевой кофте с длинным рукавом, и чувствовал себя нагим. Ему вдруг захотелось натянуть на себя бронежилет. Он мысленно смутился своего дурацкого желания и отступил в сторону, таким образом отвечая на вопрос.

– Что случилось? Ты… ты одна?

– Да, и за мной нет хвоста. Я пришла не потому, что в опасности. – Теодора шагнула в дом, и Баглер закрыл за ней дверь. Когда она проходила мимо, его обдало волной сладко-терпких духов. Бронежилет, вероятно, и мог бы уберечь его от любого вида физического вторжения, но кое в чем был абсолютно бесполезен. – Я не должна была, знаю, но…

– Нет, не должна была, – строго оборвал он. – Ты могла и предупредить.

Она внимательно посмотрела на его руку, оставшуюся лежать на пистолете, и сглотнула. Ей показалось, что от нее он тоже будет защищаться, точно так же, как привык защищаться от врагов. Теодора подумала, что теперь это вполне резонно, и почувствовала горечь во рту.

– Ты мог меня застрелить, – интонация получилась неопределенной, и Баглер не понял, вопрос это был или утверждение.

– Ты не должна вот так врываться.

– Я не врывалась, ты сам меня впустил.

Она слегка улыбнулась, смягчила голос. Это возымело именно тот эффект, на который она рассчитывала. Он провел рукой по лбу и вернул кобуру на место, скинул ботинки и указал на коридор, ведущий в гостиную.

– У тебя очень уютный дом. – Теодора огляделась, замерев в гостиной. Она все еще цеплялась за пальто, как будто ожидала, что Баглер прогонит ее с минуты на минуту.

– Я не видел твоей машины во дворе.

– Я взяла такси.

– Здесь достаточно тепло. Давай я повешу.

Баглер протянул руку и, взяв у нее пальто, отнес его в прихожую. Когда он вернулся, Теодора не сдвинулась ни на метр. Баглер подошел чуть ближе.

– Ты сердишься на меня? – тихо спросила она.

– Нет. Не на тебя… Нет.

Здесь, в гостиной, Баглер понял, что именно показалось ему непривычным в ее глазах. Они были накрашены чуть сильнее обычного, но, вероятно, для того, чтобы скрыть следы слез. Ее чистые, умные и спокойные глаза цвета благородного виски, подсвеченного в графине отблесками огня из камина, потемнели, сосуды в уголках проступили отчетливее, покраснели. Баглер сделал вид, что ничего не заметил. Не потому, что был жесток, совсем напротив. От того, что он увидел, у него сжалось сердце. Но организм его работал таким образом, что, когда сердце начинало сжиматься, всего лишь даже на какой-нибудь дюйм, его грудная клетка захлопывалась на замок, а перед сердцем будто бы падал железный занавес. Оно хорошо усвоило уроки самообороны.

– Я знаю, что не должна была приходить. Это на меня не похоже. И если ты захочешь, я тут же уйду.

– Какой теперь в этом смысл?

– Спасибо.

– Тебе что-нибудь нужно?

– Нет, я… Я не знаю.

Баглер вздохнул, скрестил руки на груди.

– Зачем ты приехала, Тео?

Она опустила глаза. На самом деле этот вопрос был пустым, ненужным и очень противным, потому что один из них не хотел отвечать – ложь была ей противна, как противен оперному гиганту грошовый рыночный комедиант, а второй заведомо знал ответ, но ничем не выдавал своего знания. Делал он это отчасти из гадкого интереса узнать, чем все обернется, отчасти из любви. Второе мучило его куда сильнее.

– Я должна была увидеть тебя и сказать… Это нелегко.

– Нет. Но я слушаю.

– Ты сердишься.

– Разумеется! Сейчас не то время, чтобы разъезжать на такси.

– Полссон больше не давал о себе знать, если ты об этом. Дело скоро будет закрыто.

– Я имею в виду не только его.

– А кого еще?

– Ты мне скажи.

– Но я в безопасности, Стиг. – Ее голос стал еще осторожнее. Теодора подступила ближе. Баглер из последних сил заставлял себя сохранять непринужденную, отстраненную позу. Его мысли и желания находились по разные стороны лодки и шатали ее так настойчиво и яростно, что грозили опрокинуть. – Только чувствую себя омерзительно.

Она сказала это совсем тихо, будто стыдилась признания. Когда она сделала шаг в его сторону, Баглера снова обдало волной парфюма. Почувствовал он и едва уловимый запах алкоголя и нашел вполне логичным, что перед этим представлением ей понадобился бокал или два. Баглер подумал, что всегда недооценивал ее мужество. Ему не хватило бы и бутылки.

– Разве