Сильные не убивают, книга 2 - Яна Каляева

с этой опричниной. Как будто нам других проблем мало было. Сентябрь подходил к концу, а обещанные Юдифью Марковной бесплатные, хоть и несколько покоцанные на каторге педагоги так и не прибыли — оформление бумаг затянулось. Если буду когда-нибудь писать методичку для попаданцев, обязательно укажу: в какой бы мир вас ни занесло, можете быть твердо уверены в одном — бюрократия непобедима. Возможно, драконов, королей и магов вы будете косить пачками в перерывах между пирами и визитами в гарем, но с «запрос застрял на четвертом этапе согласования в пятой канцелярии третьего департамента управления не твоих собачьих дел» поделать не сможете ничего. Смиритесь.

Так что в смысле уроков в нашей уже почти оформленной официально школе есть только авалонский и легендариум от Токс и дрыгоножество с рукомашеством от меня. Лицензии нас не могут лишить только потому, что ее до сих пор нет — тут уже бюрократические проволочки нам на руку. Муниципальное управление образования расщедрилось разве что на контейнер разномастных учебников. Я уже обрадовалась — с паршивой овцы хоть шерсти клок — но только до тех пор, пока не решила их полистать. А то временами сама поражаюсь безднам собственного невежества. Недавно случайно выяснила, что Россия здесь никакая не Империя, а попросту Государство; меня все это время даже никто не поправлял, потому что к материканам, путающим жопу с пальцем, в портовом городе все привыкли.

Однако моя тяга к восполнению позорных пробелов в образовании улетучилась, как трудовой энтузиазм в понедельник утром. На что мы, снага, не особо брезгливы, но содержимое пожертвованного нам с барского плеча контейнера противно было взять в руки. И дело даже не в том, что всем поголовно портретам исторических деятелей были дорисованы кому усы и сигары, а кому и гениталии — иногда в самых неожиданных местах; сами виноваты, нечего было попадать в историю. И ладно бы учебники хранили следы разнообразной еды, употребленной за их чтением — хуже, что и обратные еде процессы тоже на них отпечатались. Со снажьим обонянием при всем желании не перепутаешь. Предыдущее поколение школьников весьма доходчиво выражало свое отношение к учебе. Шик-блеск, управление образования не пожалело для оставшихся без родителей маленьких снага самого лучшего!

Посмотрела в Сети цены на новые учебники — и настроение провалилось во глубину сибирских руд. Будто мало нам расходов на физкультурную форму, тетради, ручки, альбомы, фломастеры, пластилин и какие-то кассы букв и цифр… что это вообще за хрень? Не говоря уже о бесконечных тратах на продукты, одежду и туалетную бумагу. На последний пункт уходили какие-то астрономические суммы. Я все пыталась понять, что же мои троглодиты с этой бумагой делают — жрут они ее, что ли? Но в них бы столько не влезло.

А вот с доходами в последнее время дело обстояло довольно безрадостно. Токс продавала кое-какую ювелирку, несколько благотворителей продолжали худо-бедно нас поддерживать, и поступали муниципальные дотации, которых хватало на самую дешевую жратву. А вот мой, как это называлось в прошлой жизни, перфоманс стал не особо хай. Похоже, идущий через Поронайск поток тяги практически иссяк — материковые прииски один за другим накрывались медным тазом. Из трех моих последних ходок две прошли впустую, а третья принесла ажно целых полтора литровых пакета. Конечно, я могла бы воровать не только тягу и не только у контрабасов — но портить отношения с милицией не хотелось.

Щедрый эльф Раэль оставил нам небольшое состояние, но я сразу твердо решила, что эти деньги буду тратить только на чрезвычайные нужды — например, на то, чтобы наши выпускники выходили в жизнь не с голой жопой. «На унитаз» мы должны зарабатывать сами. Этого принципа я твердо придерживалась недели две, а потом пачка счетов перестала помещаться в отведенную для нее папочку. Да и адвокат запросил неслабый аванс — но не экономить же на спасении жизней. Так что сейчас мы стремительно проедаем капитал, и я до сих пор не придумала, что с этим делать.

Каждый вечер торжественно себе клянусь и обещаю, что прямо с утра со свежими силами приступлю к поиску решения. Но каждый день происходит очередное ЧП. Если ты — директор снажьего детского дома, в твоей жизни нет ничего более обыденного, чем ЧП. Наверно, если однажды у нас ничего плохого не случится, я буду чувствовать себя не в своей тарелке.

Летом мне казалось, что у нас много проблем, теперь просто смешно вспоминать ту, летнюю версию себя. Как мы тогда хорошо и просто жили! Например, в те блаженные времена детки из городского приюта находились в развивающем летнем лагере — этими красивыми словами обозначались добровольно-принудительные сельхозработы. Теперь все они вернулись в город и обнаружили, что их полку вроде как прибыло, да не совсем: новые сироты живут в привилегированных условиях. Жрут настоящее мясо, носят приличные шмотки, спят не по сорок душ в комнате. Надо ли говорить, что это моментально взвинтило на максималку классовый антагонизм? В приюте жили дети разных рас, но в борьбе против внешнего врага маленькие кхазады, снага и люди, мальчики и девочки отбросили предрассудки и образовали единый фронт, что было бы, безусловно, весьма похвально — в иных обстоятельствах. В первую же неделю сентября мои подопечные лишились половины недавно закупленных толстовок и кроссовок, а синяки и шишки стали обычным украшением у всех, не исключая девчонок.

Со всемогущей опричниной я не могла ничего сделать, потому что за ней стоял репрессивный аппарат государства с острогами и пыточными застенками; с сиротами из городского приюта я тоже не могла ничего сделать, но по строго обратной причине. Это брошенные всеми дети, еще более обделенные жизнью, чем мои. Конечно, я могла бы с легкостью вломиться в заброшенный дом, где они прячутся от воспитателей, раскидать их, как котят, настучать каждому по башке или по заднице — что под руку подвернется — и страшным голосом обещать, что руки-ноги повыдергиваю, если они хотя бы приблизятся к моим подопечным. Мне бы ничего за это не было. За приютских никто не вступился бы. И именно поэтому меня тошнило от этого плана.

Я говорила себе, что мои подопечные должны научиться сами решать проблемы со сверстниками — я же не для жизни в теплице их выращиваю. Однако на стороне приютских было численное преимущество. В общем, когда от синяков дело перешло к переломам, я решила, что дожидаться пробитых голов не стоит.

Весь город знал, что приют — под Мясником. На самом деле почти все снажьи