Новое назначение - Андрей Александрович Васильев

слушать не стал, напятил на голову белую кепку и, что для него было несвойственно, выбежал из кабинета, напоследок бросив. — Закрывай дверь, я сказал.

— А когда вернется, то споет: «Динь-донь, я ваша мама», — печально подытожил Ровнин, удивился тому, что, убив человека, он отчего-то может шутить, а после два раза повернул ключ в замке. — Ладно, раз надо рапорт писать — будем писать.

Что интересно — это скучное, в общем-то, занятие пошло ему на пользу. Текст не вытанцовывался, поскольку постоянно вылезали какие-то новые детали, предшествующие тем, о которых он уже писал, потому суммарно Олег испортил где-то шесть листов бумаги, чем напомнил себе Иванушку Бездомного из своего любимого «Мастера и Маргариты». Зато все поганые мысли из головы монотонная работа вышибла, не осталось времени на моральные терзания, следовало приказ старшего по званию выполнять. А когда он поставил точку в финальной, седьмой версии документа, в дверь постучали.

Дело, в принципе, обычное, воспитанные люди всегда таким образом дают о себе знать, перед тем как войти в помещение. Но в данном случае Ровнин не знал, как ему верно поступить. Спросить, кто там? Применительно к месту, где он находился, подобное казалось диким бредом. Это же не частное владение, а ОВД. Сделать вид, что тут никого нет? Наверное, тоже неправильно.

Неизвестно, сколько бы он еще раздумывал над тем, как поступить, если бы за дверью не раздался начальственный рык Емельяныча:

— Открывай, лишенец, пока я эту дверь с петель не снес!

Олег мигом подхватился, крутанул ключ, оставленный в замке, распахнул створки и рявкнул:

— Здравия желаю, товарищ подполковник!

— Ты? — Начальник ОВД, тяжело дыша, ввалился в кабинет. Был он красен лицом, с потным лбом и налитыми кровью глазами. А еще от него пахло водкой и лавровым листом. — Смерти ты моей хочешь, Ровнин, а не здравия. Работаешь всего ничего, толку от тебя пока ноль, но зато в такой блудняк впутался, что мы с генералом аж протрезвели, как подробности услышали!

— Я ж не нарочно, — мигом поник Олег. — Просто так получилось.

— Получилось у него. — Маркин уселся на ближайший стул, достал из кармана форменных брюк клетчатый платок и вытер им со лба крупные градины пота. — Получилось, мля. Хотя, конечно, чего еще оставалось делать в той ситуации? Не ждать же, пока этот нерусь в тебе дырку сделает? Но прежде, чем что-то затевать, тут сначала со мной все согласовывают. Или ты этого не знал?

— Я хотел. Вас не было, а оперативная информация…

— Лучше замолчи! — бахнул кулаком по столу подполковник. — Поздно, парень, пить боржом, когда почки отвалились.

Ну а следом за этим он выдал такой матерный загиб, который однозначно смахнул с пьедестала две предыдущих, те, которые Олег выслушал от коллег по отделу. Хотя что тут такого? Емельяныч начальник, ему по штату положено во всем лучшим быть.

— Кстати, Сан Саныч, минералочки холодной нет? — выговорившись, поинтересовался Маркин. — Сейчас сдохну, ей-бо. В глотке как Сахара прямо. Учкудук, мля, три колодца!

— Да откуда его взять, «Боржом»? — усмехнулся вернувшийся вместе с ним Нестеров, доставая из своего сейфа бутылку «Ессентуков». — Как Мимино усатые суверенными стали, так ни «Боржома», ни вина нормального днем с огнем не найдешь. Шмурдяк один продают, не то что раньше. Вот, держите, она хоть и соленая, но жажду утоляет. И для печени полезно.

— Наши с тобой печени теперь только могила вылечит, — отмахнулся подполковник. — Да к чему мне кружка, так давай. Говорю же — сейчас сдохну!

Он одним могучим глотком осушил бутылку, перевернул ее, убедился, что ни капельки из той на пол не скатилось по стеклу, звучно рыгнул, глянул на часы и осведомился у Олега:

— Васьки не было пока?

— Нет, — вытянувшись в струнку, ответил Ровнин.

— Хреново. — Теперь платок осушил пот, обильно выступивший в районе шеи. — Значит, мля, не договорился. Придется нам тебя из того дерьма, в которое ты влез, самим вынимать.

— Петр Емельяныч, хоть вы мне объясните, что к чему! — взмолился юноша. — Нет, у меня есть догадки, но ведь никто ничего…

— Сынок, сюда подойди, — мягко и по-доброму попросил его Сан Саныч. — Только бочком, бочком, чтобы в окне не светануть. Помнишь, я когда уезжал, тебя об этом просил? Вот так.

Ровнин выполнил требуемое.

— А теперь смотри. — Опытный опер ткнул пальцем в черный БМВ, что стоял неподалеку от въезда в ОВД. — Видишь вон ту машинку? В ней сидят небритые люди в кожаных куртках, которые вооружены, опасны и очень тебя не любят. А теперь глянь туда. Вон там, чуть подальше, стоит еще одна иномарка, в которой сидят друзья тех небритых людей, и они тоже тебя не любят. А один из них, которого зовут Равиль, — особенно. Настолько, что лучше тебе застрелиться, чем попасть ему в руки живым. Кстати, если карта ляжет совсем пиково, чего лично мне очень не хотелось бы, то ты эти мои слова вспомни. Ты, сынок, его брата убил, а у них заведено так — если за родную кровь не отомстил, то позора не оберешься. Ну и вообще. Один умный человек мне в свое время сказал, что кавказцев-братьев надо убивать сразу всех, сколько бы их ни было, иначе покою не жди. В идеале даже двоюродных и троюродных следует зачищать. Такой у них менталитет.

— Все верно, — подтвердил начальник ОВД. — Восток, как говорил товарищ Сухов, дело тонкое.

— Так мы про Кавказ? — глянул на него Сан Саныч.

— Какая, хрен, разница? — профырчал Емельяныч. — Что те нехристи, что эти. Мы бошку прострелили и забыли, а этих, мля, чебуреком не корми, только дай ножом человека постругать на ломти. Не могут быстро убивать, обязательно им надо покуражиться.

— Просто у них к мести подход другой, — возразил ему Нестеров. — Хотят, чтобы виноватый прочувствовал свою неправоту. Или, может, традиции такие? Пес их знает. Я не интересовался.

— Не хочу, — побледнел Олег, худшие предположения которого стали реальностью. Плюс крепко его проняла та деловитость, с которой эти матерые мужики обсуждали то, что с ним может совсем скоро случиться.

Не с кем-то, с ним. И это было очень страшно.

— И мы не хотим, — недобро зыркнул на него начальник. — Даже генерал против.