Сильные не убивают, книга 2 - Яна Каляева

прямо из подвала. Ага, появилась, значит, связь.

Протокол номер два выглядит вот как: нас с Долгоруковым растаскивают еще дальше, окутывают — отдельно каждого — каким-то мерцающим полем. На носилках тащат наверх и везут, кажется, на базу — каждого на отдельной машине.

Слышу, как кто-то из новоприбывших орет на Никитюка:

— Насрать, пешком пойдете!

Не многое успеваю понять, но судя по виду промзоны и обрывкам реплик, прибыло подкрепление, снага смылись, остатки монстров успешно уничтожают. Соль нигде не видно.

Я все жду, когда вырублюсь, но этого не происходит. А вот и база. Незнакомые мне бойцы тащат носилки в незнакомую часть лазарета. Изолятор, ага. Причем выглядит так, что неясно — обо мне заботятся или об остальных.

Хочется пошутить в духе: «Пацаны, а вы чо все седые?» — но по-прежнему сил нет. И тоже, наверно, к лучшему.

Наконец, выключаюсь, глядя в потолок.

* * *

Когда прихожу в себя, потолок неизменен. Окна в изоляторе нет. Часы над дверью показывают, сколько времени, но спешат на сорок секунд.

— Здравия желаю, Андрей, — шелестит голос из-под потолка.

— Ты кто?

— Искусственный интеллект Посошник, очень приятно.

Ого. Посошник — главный, координирующий искин всей базы. Раньше он до разговоров со мной не снисходил.

— И чего тебе надо?

— Пользуюсь случаем, чтобы поговорить с недавно инициированным магом второй ступени, пока есть время. Это нечастая возможность. Может представлять интерес.

— «Пока есть время»? Что это значит?

— Андрей, вы инициированы, цель достигнута. Здесь вас оставлять незачем. В ближайшее время вертолет заберет вас в Южно-Сахалинск.

Инициирован… Вспоминаю то, о чем нам рассказывали. Инициация второй ступени — большая редкость. Происходит лишь в молодом возрасте, а чаще — в подростковом. Случается на фоне бурных событий, острых переживаний, стресса.

— Значит… Это и было целью всего? Подтолкнуть кого-то из нас к инициации? За этим все… провокации и манипуляции?

— Ваш уровень доступа не предполагает ответа на этот вопрос.

— Ясно.

Неожиданно я понимаю, что должен сделать прямо сейчас. Не лясы с искином точить.

— У меня есть другой, самый обычный вопрос. Варя сейчас на базе? На него ответишь?

— С удовольствием: ведь я собираю все сведения о ваших реакциях в доступных мне рамках. Варвара Сокольская, крепостная подполковника Челядниковой, сейчас на территории гарнизона, в штабе. К сожалению, вы не можете ней пообщаться…

— Неужели, — усмехаюсь я.

Вскакиваю с кровати.

— Курсант Усольцев, — начинает волноваться искин, — прекратите самоуправство. Вам надлежит дожидаться сопровождения в изоляторе. Изолятор построен с учетом попыток недавно инициированных открыть двери изнутри! У вас не получится состарить замок…

— А как насчет этого?

Моя форма лежит тут же, около кровати. Кто-то поленился принести новую… или испугался.

Вытягиваю из внутреннего кармана мундштук — прощальный привет Альбины Сабуровой, артефакт, что так у меня и остался после вылазки на комбинат. Той вылазки, для которой Сабурова и ее подруга Челядникова меня… использовали. Последний, третий заряд. Вот и пригодится.

— Отставить, Усольцев! — вопит искин. — Я вынужден объявить тревогу! Будут приняты меры к вашему задержанию!

— Ой, не смеши. Скажи еще «ликвидации». Столько манипуляций и крови, чтобы инициировать, а теперь вы мне повредите? Да щас.

Я чувствую себя… превосходно. Как заново родился. Внутри кипит отчаянная решимость. Прыгаю к двери, подношу артефакт к замку… выдох… да!

— Сбой магического контура, — писклявым голосом говорит из косяка искин, но не Посошник, а мелкий, который по автоматике. — Дверь разблокирована.

Огонек рядом с дверью гаснет, и я с усилием, но отодвигаю в сторону тяжелую лифтовую створку.

Коридор. Еще дверь. Заперто… Ну уж этот смогу состарить?.. Смогу.

У выхода из блока — дежурный, но он не решается ни стрелять в меня, ни попытаться задержать, лишь начинает что-то кому-то докладывать. Я иду в штаб.

На базе какая-то непривычная суета: много пришлых, не наших, незнакомых лиц; везде кто-то на кого-то орет; караулов на своих местах нет.

Поэтому я беспрепятственно дохожу до штаба и оказываюсь внутри.

Лестница. Коридор.

Из кабинета Ожегина тоже доносится ор:

— Очаг Хтони в жилой застройке! Сговор с криминальным авторитетом! Ритуал крови! Если б мы были в Японии, я бы тебе самому предложил брюхо себе вспороть!.. Три-бу-нал, ять!

«Посеяв ветер — пожнешь бурю», — любил изрекать дядя Женя, дернув бутылочку пива. Каждому свой «грубый помол», господин полковник.

Мне — не сюда.

Иду в кабинет Челядниковой. Глафира Арефьевна судорожно перебирает какие-то бумаги, покрикивая на Варю, — та ей помогает.

Когда я появляюсь в дверях, застывают обе.

Иду к столу. Пытаюсь взять Варю за руку — прикасаюсь даже — но она отдергивается, встает со стула, жмется к стенке.

Челядникова смотрит надменно, но в глубине глаз — страх. Напыщенно, блин, звучит. Но это так.

— Чего надо, Усольцев? Почему без доклада⁇

— За вами долг, Глафира Арефьевна, — говорю я. — И мы знаем, о чем я. Что скажете?

Челядникова прикусывает губы.

Окно приоткрыто, из него доносится гул — вертушка, что ли, летит? — и вопли:

— А второй, второй где?

— Второй на месте!..

— А я тебе все сказала, Усольцев. У нее спрашивай. Вот прямо сейчас, давай, вот она стоит. Бери и спроси.

Я чувствую какой-то подвох. Но не понимаю в чем. Варя таращится на меня своими глазищами — огромными, влажными, — волосы опять растрепались, губы подрагивают. На шее, у самой впадины, пульсирует синяя нитка.

Рублю сплеча:

— Варенька. Я… Я тебя… Я хочу тебя освободить. Я ведь выполнил поручение твоей… хозяйки. Тогда. Я хочу, чтобы ты была свободной… и мы с тобой были вместе.

Челядникова усмехается:

— Ну, что скажешь, Варвара? Уговор Андрей действительно выполнил. Так что вот тебе как есть мое слово: если хочешь, выпишу тебе вольную. С ним останешься, — тон Челядниковой презрительный, но сейчас некогда с этим разбираться. — Ну а если нет — со мной едешь. Только, Варвара, надо прямо сейчас решать. Говори! Ну?

Варя всхлипывает. Ломает руки.

Я, не обращая внимания на лежащие на столе бумаги, перемахиваю туда, к ней. Пытаюсь обнять. Варя вся сжатая, угловатая.

— Не хватай! Не твоя еще, — говорит Челядникова. — Варька, ну?

Она достает из шкафчика со стеклянными дверцами какой-то бланк.

— Это гербовая бумага — будет считаться. Искин заверит. Слышишь, Посошник?

— Так точно, — отвечает растерянный голос из-под потолка. — Готов заверить досрочное