И всюду слышен шепот Тьмы - Джой Моен

Зоэ-Моник Гобей одеревенели, с каждой секундой отчаяние тяжким грузом давило на плечи. Вдруг тело матушки дернулось, Элайн Мелтон-Гобей схватила запястье дочери так, будто собиралась сломать ей руку. Девушка вскрикнула, пытаясь вырваться, отбиваясь от ведьмы, прикованной к забору; Моник уперлась стопой в стан женщины и оттолкнулась, едва не лишившись руки.

– Великолепно! Восхитительно, взгляни на свое лицо!

– Так это все только ради дара Фоссегрима? Забирай его, он мне не нужен, но верни мою семью! – срывающимся голосом крикнула Моник, озираясь по сторонам в поисках притаившегося врага. Тишина в ответ длилась целую вечность, девушка на подкашивающихся ногах прошла мимо забора, оставив родителей позади, когда заметила нечто, лежащее в луже собственной крови недалеко от искусственного водоема для свиней, высушенные тельца которых теперь были разбросаны по всей территории «Рябчика».

– К сожалению, я не могу вырезать твой голосок из тела, дражайшее дитя, как бы мне ни хотелось распустить его лоскуток за лоскутком. Так вышло, что все используемые ранее сосуды слабы, а от отца я узнала об одной девушке, что умеет путешествовать в Астрал, она из Такка, из наших, думала я, и мои слуги подтвердили предположение. А это значит, ты станешь идеальным сосудом для меня. Представь, скольким несчастным душам, которым не повезло рано уйти из этого мира, я подарю второй шанс, скольких негодяев обращу в прах. Я воздам по справедливости каждому. Этот мир станет только лучше, избавь мы его от предательства и лжи!

Под торжественную речь Сеголен Дю Тревилль Зоэ-Моник осторожно приблизилась к дрожащему телу птицы, которая при ее появлении встрепенулась, широко раскрыв клюв, и в последний раз оглушительно каркнула. Моник присела рядом с изувеченным тельцем вороны, взяла его в свои ладони и прижала к груди. Вместе с Беньямином Де Кольбером умер и последний проблеск надежды.

Откуда-то сбоку прозвучал глухой стук от падения, еще один напротив, девушка подняла голову к небу, понимая, что то были птицы, верные вороны без любимого хозяина кончали жизнь самоубийством, разгоняясь и падая, будто черные капли дождя. Зоэ-Моник Гобей издала нечеловеческий крик из недр души, пока воздух не кончился в легких, низко склонившись к земле, обнимая птицу, она беззвучно рыдала, скорбя не о том, что станет с миром, что через мгновение появившаяся за спиной Сеголен займет ее тело. Нет. Куда ужаснее оказалось осознание – все можно было исправить, стоило лишь довериться себе и своим близким, а теперь их нет, не у кого просить прощения, некому давать обещаний, которые вновь не будут исполнены.

Над головой раздался скрежет механизма, визг и грохот прозвучали за спиной, а после крепкие руки сжали предплечья Зоэ-Моник, вынудив ее поднять лицо с дорожками слез, размазывающими по коже грязь.

– Приди в себя, Моник, ну же! Это все морок Сеголен, все в порядке, твои родители живы, Эрве и я, мы все живы!

– Бен? Может, ты тоже всего лишь часть ее влияния?

Девушка подняла руку к лицу парня, проведя пальцами по бархатной молочно-белой коже, он положил поверх ее руки свою и коснулся сухими губами нежного места под большим пальцем.

– Прости меня, прости, что пришел так поздно, но мне нужно, чтобы ты сейчас сосредоточилась на том, что в действительности реально. Посмотри вокруг, взгляни на свои руки, там ничего нет, я отвлек Сеголен, Максанс дал мне несколько артефактов, вложив в них свою силу, нет времени объяснять все до мельчайших подробностей, но поверь мне: ничего, что показала тебе Сеголен, не было!

Моник сделала, как было велено, посмотрев на свои покрытые толстым слоем грязи ладони, птица исчезла, не оставив после себя и капли крови. Не было и трупов свиней, привязанных к забору родителей, а значит, и Эрве в зарослях кукурузы тоже не было. Перед ней стоял настоящий Беньямин Де Кольбер, озабоченно глядя в глаза, между его бровями пролегла морщинка, которую хотелось легким движением стереть. Парень помог девушке подняться, по-прежнему удерживая Зоэ-Моник на месте. Она резким движением обернулась, теряя равновесие, но Бен придержал Моник, чтобы та увидела, как в отдалении Сеголен Дю Тревилль, рыча и сыпля угрозами, отмахивается от чего-то, что видела только она.

– Скоро она развеет насланный морок, а потому поспешим. Максанс ждет нас и свою дочь в Астрале. Нужно поскорее придумать, как заставить ее пойти туда.

Сеголен щелкнула пальцами, и тени, служащие принцессе Такка, разрубили наваждение на мелкие куски, растворившиеся в воздухе. Женщина рывком обратилась к Моник и Бену с гримасой ненависти на лице и направилась прямиком к ним твердым, уверенным шагом.

– Боюсь, все, что дали мне отец и Максанс, израсходовано. Я знаю, ты не хочешь использовать свой дар, но подумай, может, ты могла бы как-то…

Не успел Беньямин договорить, как вокруг возникли слуги принцессы Такка, меркнувшие, но с каждым мгновением набирающие силу, черпая ее из остатков в теле Арлетт. Кусая губы до крови, Моник думала о том, что могла бы спеть песню, которая поможет им увести Сеголен Дю Тревилль назад, к своему отцу, но на ум не приходили слова. Девушка слышала приближающиеся шаги, закрыла глаза, думая только о том, как прекрасно было бы увидеть близких, как в глубине души она счастлива, что второй шанс представился ей, давая возможность исправить ошибки, и как печально, что того же самого не было у самой Сеголен и ее детей.

Выдуманная на ходу мелодия наполняла сердца всех присутствующих любовью, трепетом, оставляющим на языке сладость меда, но вместе с тем горчинку сожалений и скорби. Сеголен замерла на полпути, тяжело дыша, ей так смертельно захотелось домой, в Астрал, поговорить с отцом, прилечь на могилах детей и как следует прожить свое горе…

Глава 21

Чувствуя себя крысиным королем, ведущим свою армию туда, где зазвучит дудочка, Зоэ-Моник Гобей направилась в Астрал, прямо в расставленные для принцессы теней силки, клетку, созданную королем Максансом Дю Тревиллем для своей дочери, сотканную из тьмы. Стоило только Сеголен появиться в теле Арлетт Пинар, как путы обуяли ее с ног до головы, лишая возможности использовать дар, сковывая движения. Рыча и ругаясь, женщина билась в силках, будто загнанный дикий зверь, которому ничего не оставалось, кроме как молить о пощаде перед смертью.

– Отец, это ведь я, твоя дочь Сеголен, отпусти меня, и мы поговорим, прошу. Я так сожалею, отец.

– Видят Богини, я был бы счастлив сбросить оковы, дать еще один шанс, но то, что ты сделала со всеми этими существами, – немыслимо. Я был бы рад притвориться глупцом настолько, чтобы поверить