Второй кощей - Дмитрий Александрович Билик

потому, что закат раскрасился в красные оттенки, обещая завтра теплый погожий денек. Собственно, уже сегодня заметно потеплело, как бы намекая, что бабье лето совсем-совсем рядом.

Трепов, как и любой старик, любил тепло. Ты можешь быть всесильным кощеем, жить не одну сотню лет, однако определенные установки, заложенные в человека природой и, если угодно, Богом (а Дед был умеренно верующим человеком), все равно будут срабатывать.

Поэтому больше, чем холодные ветра февраля, Трепов не любил только промозглый октябрь и морозный ноябрь. Когда ноги, как бы ты ни пытался удержать их в тепле, все равно умудряются промокнуть. И черт бы с ним, что все равно не заболеешь, однако настроение тут же портилось.

Собственно, теперь бы радоваться. По-стариковски ежиться в кресле, глядя из окна на багряный закат. Но именно сейчас настроение у Трепова было тревожное, если не сказать больше.

Еще бы, не каждый день к тебе в гости является Великий Тверской Князь. С государем Трепов, конечно, был в тесной связи. Не первую сотню лет одну землю сапогами меряли. Многое прошли, пережили. Но все же добиться аудиенции у Милославского было непростой задачей. Великий Князь не учитывал прошлые достижения, однако стоило тебе оступиться, спрашивал по всей строгости. И меньше всего любил фаворитизм.

— Долго ли ждать еще, Тимофей? — нахмурился он.

Милославский Иван Артемьевич сдвинул густые брови, отчего его одутловатое лицо, в обычное время выглядящее пусть и недовольным, но все же безобидным, теперь стало грозным.

Сам он походил на огромного старого медведя. Толстый, неповоротливый, впрочем, еще хранивший в себе невиданную силу. И если вдруг возникнет опасность, вспомнит, как рвал зубами добычу и терзал когтями неприятеля.

Меньше всего Трепов хотел бы попасть в немилость к государю. И в любое другое время не полез бы на рожон. Но именно сейчас ставки стали несоизмеримо высоки. Прозеваешь — потеряешь все.

— Все должно было пройти по плану, Ваше Величество, — как можно спокойнее ответил он. — Мой человек, как и следовало, сразу залег на дно. Теперь предстоит ждать официального подтверждения.

Это не было прямым враньем, скорее лукавством. Трепов не представлял, удался ли его замысел. Исходя из всех приготовлений — должен был. Слишком тесно окружил Дед Новгородского Великого Князя своими людьми. Однако Трепов понимал, что все могло сорваться из-за какой-то пустяковины.

— Может, еще чаю, Ваше Величество? Или зефиру? Он наш, тверской.

— Да черт бы тебя побрал с твоим зефиром, — грузно поднялся на ноги Великий Князь и стал прохаживаться взад-вперед.

Трепов, хоть и был старше Милославского, с замиранием сердца смотрел на этого коренастого пузатого коротышку, который метался по комнате, как раненый зверь. Дед ненавидел Князя. В первую очередь, наверное, потому, что боялся. А этого чувства Трепов не мог себе простить. Тимофей Валентинович лишь лелеял надежду, что, когда доберется до реликвии, больше не будет оглядываться на Великого Князя.

— Ты понимаешь, что если ничего не получится, я от всего открещусь? Более того, если Новгород потребует, выдам тебя без лишних слов!

— Вряд ли это потребуется, Ваше Величество, — ответил Трепов. — Ко мне ничего не ведет.

Впрочем, губы Тимофея Валентиновича побелели. Он знал, если Великого Князя прижмут, он так и поступит. Обратная сторона отсутствия фаворитизма состояла в том, что у Милославского не было и друзей.

Казалось, оставь их еще на пару часов, и Великий Князь такого наговорит Трепову, что едва ли после всего они продолжат общаться. Впрочем, Господь был милостив. И сжалился над Дедом.

Прошло не более получаса. В особняке по заведенному обычаю уже зажгли свечи и стали готовиться к ужину. Ранее Трепов распорядился достать из погреба редкий сорт хереса, но теперь понимал, что едва ли ему в горло полезет хоть крохотный кусок белорыбицы. Однако именно в этот момент в дверь постучали.

Трепов, на мгновение позабыв про возраст, по-молодецки вскочил на ноги и бросился открывать. Там стоял его правая рука по созвездию — Минин, держа в костлявых пальцах газету. Дед ничего не сказал, лишь вопросительно посмотрел. А Старик легонько кивнул. И оба улыбнулись.

Чем дольше ты живешь, тем сложнее испытывать яркие эмоции. В детстве тебе хватало стаканчика мороженого, чтобы почувствовать себя самым счастливым. В подростковом возрасте лакомство могла заменить близость с любимой девушкой. Затем какое-то невероятное достижение в карьере, к которому ты шел не один десяток лет.

Инфляция счастья неумолима и беспощадна. Чем быстрее ты бежишь, тем сильнее приходится ускоряться, чтобы сохранить то, что уже имеешь.

Трепову казалось, что его эмоциональный родник давно иссяк. Не существовало в жизни того, что могло бы потрясти Тимофея Валентиновича или искренне обрадовать. Однако именно сейчас он был готов чуть ли не плясать от радости. Потому что все удалось.

— Ваше Величество, «Новгородский вестник», — протянул он свернутую «толстушку» Милославскому. — Не более получаса назад вышел.

Этой газеты они и ждали. Его люди караулили ее в самом Новгороде, после чего через Изнанку доставили сюда.

— Ну что там? — спросил Великий Князь, однако уже перехватил газету. — Чего темно так?

Едва он это сказал, как свечи под действием заклинания ослепительно вспыхнули. Милославский даже зажмурился, но развернул газету и зачитал вслух первую полосу:

— С прискорбием сообщаем, что сегодня днем Великий Князь Новгорода и окрестных земель, включая… так, вот… Ляхемский Николай Сергеевич трагически погиб при невыясненных обстоятельствах.

Милославский повеселел, еще раз бегло пробежав глазами по газете, после чего отбросил ее в сторону.

— Слышишь, Тимофей, при невыясненных.

— Уверяю вас, Ваше Величество, он был отравлен безоаровым камнем василиска. Яд настаивался семь лет. Завтра тело начнет неприятно разлагаться и все поймут, в чем дело.

— Замечательно. А василиски у нас водятся только близ Сегежи.

— Все так.

— Вот ведь как, — Милославский снова упал в кресло. А затем крикнул, — Семен! Семен!

Огромный двухметровый кощей вошел в кабинет, словно все это время стоял возле дверей. Его Трепов тоже не любил. Числился он обычным дьяком, однако на деле являлся правой рукой Великого Князя. Что-то подсказывало Деду, что Семен Молчун часто выполнял грязную и неприятную работу, о которой лишний раз не распространяются.

— Напишешь сейчас грамоту. Запоминай.

Громила даже пальцем не пошевелил, лишь кивнул. Но Трепов знал, каким бы тугодумом ни выглядел здоровяк — память у него отличная. Запомнит и воспроизведет все в лучшем виде.

— В связи с убийством Великого Князя Новгородского Ляхемского Николая Сергеевича, троюродного брата жены