Знак Саламандры - Мария Камардина

шепчет Князев, и мне хочется заткнуть уши и не слышать – ни его слов, ни этих умоляющих интонаций. – Пожалуйста… Не надо… Я ведь всё для тебя… Если доказать воздействие… Ты ведь не виновата, это он… Ты ведь не убийца…

Ведьма снова смеётся, протягивает руку, гладит его по щеке.

– Такая лапочка, – умиляется она. – Герой, борец за добро и справедливость. – Она обходит капитана со спины, кладёт ладони ему на плечи – лезвие ножа бликует возле шеи. – Влюблённые мужчины почти так же очаровательны, как зайки и котятки. Но ведь это ты виноват в смерти Игоря. И те девочки попали в тюрьму из-за тебя. И Катеньку ты сам привёл, практически за ручку. Не хочешь, чтобы убивала я – сделай это сам. Лёгкая смерть, последний дружеский подарок…

Я запрокидываю голову, ловя взгляд Князева. Он без очков, губы вздрагивают, и даже в полумраке видно, как блестит от пота лицо. Я не верю, не хочу верить, что он решится, он же сопротивлялся, он же может ей противостоять, он же полицейский, чтоб его, он же… Пытаюсь сказать хоть что-то, но из горла вырывается только тихий хрип. Капитан медленно поднимает руку с зажатым в кулаке ножом, я чувствую, как к боку прижимается что-то горячее и дрожащее. Гошка, бедненький, вот сейчас ты и останешься без хозяйки… Он, кажется, тоже это осознаёт и даже не рычит, только прижимается крепче, был бы он большим и сильным драконом, мог бы всех спасти, а у меня хватает сил, только чтобы пошевелить пальцами, наткнуться на свободную руку капитана, вцепиться, стиснуть, вложить во взгляд всё то, что никак не получается выговорить словами…

Я ведь тоже ведьма. У меня есть своя сила. Да, я не училась её применять, я сама её боюсь, но должно же быть хоть что-то!

Князев вырывает ладонь, словно обжёгся, и делает шаг назад.

– Не могу… – шепчет он. – Так нельзя…

Упавший нож звякает об пол. Элис подбирает его, выпрямляется, с усмешкой качает головой, облизывает губы, разворачивается и залепляет поклоннику пощёчину. Я слышу, как на пол с коротким вскриком валится тело, и задерживаю дыхание. Неужели?..

– Слабак, – жёстко говорит ведьма. – Бесполезная дрянь. – Она ловит мой взгляд и снова улыбается. – Никогда не доверяй мужчинам, моя дорогая. В конце концов всё приходится делать самой.

Ведьма на несколько мгновений прикрывает глаза, и её лицо вдруг озаряется счастливой влюблённой улыбкой.

– Учитель, – еле слышно произносит она. – Любимый… Я готова. Приди ко мне…

По подвалу проносится порыв ветра. Саламандра визжит и воет, рука со Знаком словно горит, и мне тоже хочется выть, но тяжело даже дышать. Темнота сгущается, Элис заносит надо мной нож, громко и размеренно читая что-то на неизвестном мне языке, и я успеваю увидеть, как за её спиной Сашка поднимает голову, и глаза у него светятся, и за дверью снова кричат и грохочут, и это, кажется, всё-таки конец…

А потом Элис вдруг дёргается, издаёт невнятный булькающий хрип, и я вижу на её губах кровь, а за спиной – Князева.

В повисшей тишине на пол снова падает нож.

Элис снова дёргается, пытаясь вырваться, капитан свободной рукой зажимает её шею в захват. Саламандра мечется по клетке, по стенам проходит вибрация, темнота обретает объём и плотность, и я чувствую, что нечто, вызванное волей ведьмы, отчаянно пытается пробиться сюда, сквозь эту темноту, сквозь Сашку, который там, на кресте, рычит и бьётся, сквозь ведьму, которая тоже бьётся и тоже рычит, и кровь на её губах кажется чёрной…

Я осознаю, что Князеву её надолго не удержать, но дать ей вырваться нельзя ни в коем случае. Нужно зачарованное оружие, нужна…

Магия, чтоб её.

Собираю в кулак всю силу воли, прорываюсь сквозь боль и темноту и хрипло выговариваю всего два слова. Тепло из-под бока исчезает, я зажмуриваюсь и молюсь, чтобы дракон меня понял, а в следующий миг холодная металлическая рукоять тычется в ладонь, пра-ву-ю, обжигает, впивается в кожу сотнями игл. Мне снова хочется выть, но некогда, надо бить тем, что есть. В голове мелькает паническая мысль, что Элис, какой бы ни была, живой человек, а воткнуть нож в живого человека…

Надо, чёрт меня побери!

Из последних сил напрягаю мышцы, разворачиваюсь на бок – клетка летит на пол, – понимаю, что падаю, но успеваю выбросить вперёд руку. Серебристое лезвие пропарывает белый шёлк, входит в тело, и тело дёргается, а по пальцам течёт тёплое. Рукоять ножа норовит выскользнуть из ладони, я стискиваю её крепче и посылаю вслед за лезвием всю свою сущность, всю силу, которой прежде боялась, всю накопленную ненависть, всё отчаяние и желание мести – за погибших ведьм, за Алёну и её родителей, за Сашку, за Игоря, за Князева, сдохни, сука, получи!..

Белая вспышка бьёт по глазам, ведьма хрипит, подаётся назад, меня тянет следом, и я точно па-да-ю…

Удар об пол выбивает воздух из лёгких, я застываю, прижавшись спиной к своему недавнему ложу, пытаясь переждать боль и головокружение. Второе тело валится рядом, пространство воет и пульсирует, огненный сполох взвивается к потолку, Князев стоит надо мной на коленях и что-то спрашивает, потом оборачивается, и я вижу, как за его спиной искры и вспышки рвут темноту на части. А ведь там, внутри темноты, Сашка…

Пытаюсь приподняться, Князев придерживает меня за плечи. Гошка взлетает на руки, я машинально прижимаю его к себе, и если ведьма больше не тянет из меня силу, то я могу встать, подойти ближе, и…

– Куда, дура?! – рявкают мне на ухо и тянут назад.

Удержаться на ногах не удаётся, я падаю на колени. Огненные сполохи завиваются в змеиные кольца, стискивают воющую темноту, а потом что-то взрывается, и клочья мрака разлетаются в стороны, растекаются кляксами по полу. Я издаю невнятный писк и пытаюсь вырваться, но держат меня крепко. Вокруг что-то горит, пахнет дымом и почти светло, и я на миг замечаю тонкую фигурку в чёрном платье, прильнувшую к замершему на кресте телу. Ещё миг – и тело со стоном валится на пол, Гошка вырывается из моих рук и несётся к нему, а Саламандра вдруг оказывается совсем рядом.

Смотрит на меня. Улыбается. Переводит взгляд на Князева, сдвигает светлые брови, протягивает руку, и мне хочется кричать и спорить, но я не могу издать ни звука. Только смотрю, как тонкие белые пальчики гладят капитана по лицу, а тот зажмуривается, стискивает зубы…

– Больно? – тихо и хрипло спрашивает вдруг Саламандра. Князев дёргается, открывает глаза, и Саламандра