Дом бурь - Йен Р. Маклауд

она по-прежнему не нашла себе достойного места, но оставалась такой же красавицей. Итак, она села на поезд до Лондона, на этот раз в образе Элис Смарт, и сбросила почти десяток лет, начавший ее обременять. Поселившись в Норт-Сентрале – в небольшой, но поразительно дорогой квартире с видом на садовый зиккурат в Большом Вестминстерском парке, – Элис с помощью высокопоставленного грандмастера Гильдии электриков, который был от нее без ума, получила доступ во все нужные круги. Она старалась одеваться и вести себя как подобает молодой женщине, но все равно казалась зрелой и мудрой не по годам. Мужчины находили в ней все, чего не могли дать другие девушки из высшего общества; вельграндмастер Том Мейнелл оказался самым крупным уловом, и она с удовольствием обнаружила, что этот мужчина ей на самом деле нравится. И все же члены Великих гильдий вступали в брак, опираясь на масштабный обмен властью и состоянием, а Элис могла предложить лишь себя. Расставшись с грандмастером-электриком, она блистала как никогда тем летом, наконец-то получив предложение руки и сердца от Тома Мейнелла, и их свадьба стала событием сезона. Они с Томом были счастливы вместе, и она возлюбила богатство, бесконечные машины, экипажи, особняки, лужайки, озера и слуг, которые теперь принадлежали ей. Она любила и Тома, хотя с ребенком, которого они оба желали, никак не складывалось. Элис принимала зелья и следовала осторожным советам врачей, но она была на десять лет старше, чем думал Том, и в тот момент, когда меньше всего ожидала, тело наконец-то ее подвело. Затем, после нескольких неудач, Элис забеременела. Она гордилась и страдала, и роды подтвердили все ее опасения, но ребенок оказался идеальным – к тому же мальчиком, – и Элис испытала невиданное счастье. Ральф Мейнелл был воплощением всего хорошего, что было в ней, и пуще прочего радовал тот факт, что ему никогда не придется зарабатывать себе на жизнь так, как зарабатывала она.

Строго говоря, внешность Элис к тому моменту уже не должна была иметь значения. Женщинам из Великих гильдий разрешалось слегка оплыть после рождения ребенка, и предполагалось, что их мужья будут украдкой ходить налево. Но Элис Мейнелл была исключением из правил. Она оставалась воплощением изящества. И к тому же обнаружила, что куда лучше разбирается в гильдейской политике, чем Том. После смерти отца она сделалась его единственной опорой и тайным советником, и ей часто удавалось склонить ситуацию в пользу гильдии посредством званых вечеров, связей и улыбок. Элис толком не помнила, когда начала использовать силу эфира в косметических целях, – процесс развивался очень медленно, – однако не сомневалась, ибо в целом на протяжении всей своей жизни была не склонна сомневаться, что поступает правильно, поступает так, как надо. Благосостояние, гильдия, сын и муж – все зависело от того, как долго вельграндмистрис Элис Мейнелл сможет оставаться легендарным воплощением томного изящества.

Годы шли, а черты ее лица если и менялись, то в сторону утонченной красоты. Официально она преодолела двадцатипятилетний рубеж, затем приблизилась к тридцатилетнему, а Ральф превратился в мальчишку, умного, бойкого и отзывчивого, пусть она и скучала по тому младенцу, каким он был, и хотела бы иметь еще нескольких детей. Было даже несколько ложных тревог. А потом случился тот жаркий полдень на Кайт-Хиллз в Лондоне. Ральфу исполнилось девять, и, чувствуя, что ему пора – на самом деле, давно пора! – научиться плавать, Элис повела сына в один из тамошних бассейнов. Не то чтобы пропахшие хлоркой общественные места казались ей идеальным выбором, но, по крайней мере, там было неглубоко и безопасно. По крайней мере, она так думала, а вот Ральф стоял столбом посреди сверкающей воды, пока другие дети вокруг него барахтались и вопили, отказывался погрузиться с головой и поплыть, а позже начал жаловаться на боль в груди. Когда они оттуда ушли, он стал носиться по холмистому парку, словно вырвавшийся из темницы узник, а Элис присела в тени деревьев, пытаясь унять легкое разочарование. Ральф подбежал к ней и закашлялся. Она уже собиралась ему напомнить о носовом платке, как вдруг увидела блеснувшую на ладошке кровь, и мир перевернулся вверх тормашками. Тем же летом Элис осознала, что больше не может иметь детей. Ральф – она и раньше часто об этом думала, но радостно, не понимая истинного смысла фразы, – сделался для нее всем.

Так началась эпоха поисков, и все-таки она ни на миг не переставала быть Элис Мейнелл. Для любого стороннего наблюдателя по-прежнему была женщиной в расцвете красоты. Ей даже приходилось устраивать ежемесячный спектакль, пачкая кровью несколько предметов белья, ибо всем известно, как сплетничают слуги в домах Великих гильдий; ко всему прочему, она была Элис, Элис Мейнелл, и не переставала заботиться о том, чтобы во время их с Ральфом путешествий по санаториям и курортам Европы каждый ее выход становился событием. Она даже обнаружила, что расстояние придает ее образу дополнительный ореол мифичности и очарования. В Лондоне она планировала любое появление на званом ужине или балу как военную кампанию. Прибыть туда-то. Не появляться там-то. Бесстыдно флиртовать. Да, решила она, лежа в постели, сейчас более чем когда-либо необходимо сберечь в целости и сохранности образ Элис Мейнелл, то есть ей придется что-нибудь сделать с брылями, напомнившими о мертвенно-бледной, лживой тетке с ее отвратительно оплывшей физиономией.

В Инверкомбе было темно и тихо. Слегка поеживаясь от холодного пола, она подошла к саквояжу, прошептала заклинание, открывающее замки, и вытащила толстый блокнот, разбухший от вложенных листочков. В электрическом свете ночника принялась его листать прямо на кровати: страницы были надорваны, сложены или почти вываливались, местами не хватало фрагментов, виднелись пятна; словно гильдейская книга заклинаний, только вот они были подслушаны украдкой, взяты взаймы, скопированы, а также раздобыты за плату, скромную или наоборот. Строки с аккуратным наклоном, написанные самой Элис зелеными чернилами, перемежались с выцветшими каракулями давно умерших людей, обрывками, испещренными настолько мелким текстом, что от него болели глаза, витиеватыми иероглифами и частями чудны`х иллюстраций.

Всю ночь она размышляла, формулируя вопросы и изучая возможности. Шептала обрывки заклинаний, заставлявшие страницы – нередко впитавшие толику эфира через прикосновения и случайно пролитые капли – шелестеть и трепетать. Ах, если бы они могли сплестись в один волшебный ковер, который унес бы ее и Ральфа прочь от всех печалей! Но вместо этого Элис подыскала кое-что из неполного глоссария; малое дополнение к арсеналу чар и заклинаний, хранившихся в ее саквояже, которое могло – нет, должно было, ибо вера сохраняла неизменную важность! – устранить с ее подбородка