Замечательный предел - Макс Фрай

Так и сидел долго-долго. Но не замёрз, хотя приёмы Рамона Марии Лодброга затруднительно применять в полусне. Просто, когда дремлешь на дереве, сам немножко становишься деревом. А старые большие деревья не мёрзнут зимой.

Самуилу почти приснилось (поди отличи сон от яви, когда явь так похожа на сон), что они с этой ивой близкие родичи, выросли из общего корневища, просто в разных мирах. Для деревьев, кстати, подобные связи обычное дело, во сне Самуил это знал как нечто само собой разумеющееся, ничего не пришлось объяснять. Деревьям вообще не нужны объяснения, у них в этом смысле всё просто: на что направишь внимание, то и будешь с полной ясностью знать. Например, что родича-иву зовут Эш-Шшон (это имя надо молчать и думать, настоящие имена деревьев никогда не произносятся вслух). Он прожил на свете уже триста четырнадцать человеческих лет и плевать хотел на смену реальностей, его корни по-прежнему в той земле, куда когда-то воткнули юный росток и сказали: «давай, живи». То есть, – знал во сне Самуил, – земля вокруг этой ивы теоретически несуществующая, несбывшаяся. Но на практике нет ничего реальней этой земли.

Будь его воля, Самуил так и спал бы – до утра, а может до самой весны. Но проснулся от чьей-то улыбки, как от звонкого смеха, потому что для дерева человеческие улыбки довольно громко звучат. А проснувшись, снова стал человеком и растерянно озирался, вспоминая, где он находится, как сюда вообще попал. С интересом разглядывал женщину в белом спортивном костюме – я её, кажется, знаю. Хорошая. Надо бы с ней поздороваться. Но на каком языке?

– Что, пришёл на свидание? – весело спросила Юрате, и тогда Самуил наконец её вспомнил. Всё сразу встало на место и улеглось в голове. Он кивнул:

– Что-то вроде. Получается, с вами обоими. С деревом и с тобой.

– Ну ты шустрый! – рассмеялась Юрате. – Ишь, свидание ему подавай!

– Подавай, – безмятежным эхом повторил Самуил. – Сам понимаю, что хочу невозможного. Но это нормально, я всегда хочу невозможного. Просто так, ни на что не надеясь. И сейчас не надеялся. Но ты здесь. А я не готов.

– К чему ты не готов? – удивилась Юрате.

– Так к свиданию же! С тобой. Пришёл как дурак без подарка. Мою последнюю сигару из Тёнси мы с Мишей нынче ночью скурили. После того, как посидели в «Исландии». Нам было очень надо. Прости.

– Ничего, – отмахнулась Юрате. – Твои сигары у меня ещё с прошлого раза остались. Могу угостить.

Уселась рядом, похлопала рукой по стволу, сказала иве:

– Рада, что ты не скучаешь, друг.

– Угощай, – решил Самуил. – А то сначала «Исландия», потом это дерево. Я задремал, и какой мне приснился сон! Проснулся, а тут уже ты. Слишком сильное счастье. Невыносимое. Надо срочно это дело перекурить.

– От сигары из Тёнси невыносимого счастья только прибавится. Мне не жалко, но ты сам говоришь…

– Так оно же совершенно другой природы. Два таких разных счастья друг друга удачно уравновешивают. И оба легче переносить. Когда я это понял, моя жизнь стала гораздо проще. По крайней мере, как видишь, не чокнулся до сих пор.

– Это тебе только кажется, – усмехнулась Юрате, прикуривая сигару. – Но вообще, конечно, прекрасные у Ловцов из Лейна проблемы. Как справиться с невыносимым счастьем, не прекращая его испытывать. Нет слов.

– Ну, положим, не у всех такие проблемы. Мы же разные, – напомнил ей Самуил. – Только и общего, что все странные. Но каждый по-своему. Лично я до сих пор не встречал хотя бы двоих похожих друг на друга Ловцов.

Юрате кивнула, протянула ему сигару, спросила:

– В «Исландию» Миша тебя привёл?

– Ага. Сам привёл и мне же сказал спасибо. За то, что это оказалось легко.

– Так ещё бы. Миша как раз бесился, что не может водить туда толпы друзей и знакомых. Даже меня всего два раза удалось провести.

– Всё-таки, – вздохнул Самуил, – удивительно, что ты по собственному желанию не ходишь туда-сюда.

– Удивительно не это. А что я иногда там бываю. И вообще хоть где-то да есть. И теперь уже прочно. Надёжно и основательно. Не мерещусь сама себе. Спасибо тебе за это.

– Именно мне?!

– А кому же. Мощная штука ваш правдивый язык! С тех пор, как ты год назад здесь, на этом же месте сказал, что я есть во всех вариантах будущего, много чего интересного успело произойти. А с остальным как-нибудь разберёмся. Жизнь – вечная. Время есть.

– Я рад, – улыбнулся ей Самуил. – Если что, за тебя я бы умер, ни о чём не жалея, и сразу же снова родился адрэле из Лейна, чтобы было кому ещё раз за тебя умереть. Но, справедливости ради, мне тогда было очень легко говорить. Знаешь, что это значит?

– Знаю. Что ты – лось здоровенный. Оглоблей не перешибёшь. И что я тебя обожаю.

– Вообще, я имел в виду, что и без моих слов всё отлично сложилось бы. Но твоя трактовка мне нравится больше. Пожалуйста, обожай!

Юрате укоризненно покачала головой, улыбнулась, задумалась. Наконец сказала:

– Ты знаешь что? Сперва поживи подольше. Не спеши умирать.

– Ну, вообще, я так и планировал. Если уж повезло родиться Ловцом из Лейна, глупо такое на середине бросать.

– Хорошо. А потом родись в Тёнси. По идее должно получиться. С учётом того, какие страшные тысячи их сигар ты в этой жизни скурил!

– Получится, не сомневайся. У меня в ту жизнь, можно сказать, уже лежит приглашение. Как на праздничный бал.

– Вот и отлично, – заключила Юрате. – Через пару тысячелетий я тебя там найду. И вот тогда у нас с тобой всё получится. Для таких как я ничего нет лучше, чем крутить романы с весёлыми духами, точно тебе говорю.

Самуил (Шала Хан) закрыл лицо руками и долго молчал. Думал: хорошо, что я так сильно устал. И всё ещё сонный. И до сих пор чуть-чуть дерево. А то бы сейчас, чего доброго, зарыдал. Наконец сказал:

– Умеешь ты назначать свидания.

– Умею, – согласилась Юрате. – Я ещё и в ежедневник обязательно запишу.

* * *

• Что мы знаем о деревьях?

Что они могут жить одновременно в двух (или больше, если сами так захотят) разных мирах.

Пока мы читаем (и пишем) фантастику о чудесных параллельных реальностях, их обитатели живут рядом с нами. Их на этой планете, слава богу, всё ещё